– Спасибо, – сказал Мюррей. Он был очень рад подняться из этого кресла. – И дайте мне знать, когда станете баллотироваться в губернаторы. Можете рассчитывать на мой голос.

Это была неподходящая шутка в неподходящее время. Он понял это по тому, как Лоскальцо вскочил и уставился на него через стол; воротник рубашки внезапно показался удушливо тесным на бычьей шее.

– Керк, – заговорил Лоскальцо убийственным тоном, – в свободное время, когда не будете фабриковать улики для развода, сделайте мне одолжение. Просмотрите газеты, выясните сами, какую известность я получаю на этой работе. Какую рекламу. Много ли людей знает меня, и многим ли я не безразличен.

– Послушайте, – сказал Мюррей, – я же просто шутил.

– Никто не шутит со мной на эту тему, Керк. Совершенно никто. Хотите знать, почему? Потому что в течение тридцати лет я вел практику, которая принесла мне много денег и больше грязи, чем я надеялся отмыть. Когда подвернулась эта работа, я принял ее, как вы принимаете горячую ванну – чтобы начисто отмыться. И никто мне ее не загрязнит!

Мюррей понимал, что Лоскальцо говорит убежденно.

– Извините, – сказал Мюррей и протянул руку. – Я это запомню.

Лоскальцо посмотрел на руку, потом поднял взгляд.

– Уходите, – устало сказал он. – Убирайтесь, пока я вас не вышвырнул.

Больнее всего ранили не эти слова. Не отказ пожать протянутую руку. Больнее всего ранило выражение лица Лоскальцо. Такое же выражение лица, знал Мюррей, было у него самого, когда он внезапно оказался перед отвратительной тварью, которую Лоскальцо достал из банки.

Той ночью искаженный образ Лоскальцо являлся ему в ряду кошмарных сновидений, а потом – казалось, прошло не больше минуты, после того как он выбросил своего противника из головы и погрузился в глубочайшее забытье, – его разбудил пронзительный звонок телефона.

Звонила миссис Нэпп. Смутно воспринимая заливающий комнату солнечный свет, Мюррей подумал: сейчас утро субботы. Значит, дело должно быть важным.

– Вчера после вашего ухода вам звонили дважды, – сказала миссис Нэпп. – Первой звонила миссис Дональдсон. Просила напомнить вам, чтобы сегодня вечером вы были в студии мистера Принсипа. И передать, что она обо всем позаботилась, что бы это ни означало.

– Хорошо. Кто еще звонил?

– Джордж Уайкофф, Дачесс-Харбор, Статен-Айленд, – ответила миссис Нэпп, словно произнося заклинание, и Мюррей внезапно проснулся полностью. – Он оставил мне номер своего телефона, не включенного в справочник, чтобы вы могли связаться с ним как можно скорее. Есть у вас под рукой бумага и карандаш?

– Минутку, – ответил Мюррей и снова лег с закрытыми глазами, чтобы обдумать это развитие событий. В настоящее время, он знал, существует реальная вероятность, что один из шустрых людей Лоскальцо подслушивает, подключает к сплетению проводов в подвале «Сент-Стивена», каждое слово. Но предпринимать что-нибудь в связи с этим уже поздно, разве что клясть удачу рыбака, приманившего такую крупную рыбу, как Уайкофф – кита-убийцу среди акул, – и вынужденного стоять со связанными руками, глядя, как добыча уходит.

– Алло, вы слушаете? – спросила миссис Нэпп.

– Да. Бумажку с телефонным номером просто порвите. И забудьте о ней. Это ясно?

Одним из достоинств миссис Нэпп было то, что ей никогда ничего не требовалось повторять.

– Понимаю. Еще что-нибудь, мистер Керк?

– Нет, – ответил Мюррей. – Это все.

Здание, где находилась студия Алекса Принсипа, выходило фасадом на парк Грамерси; со своими многочисленными балконами и коваными балюстрадами, оно было словно перенесено целиком из Нового Орлеана. Сама студия была достаточно большой, что могла бы служить баскетбольной площадкой, и войдя, Мюррей обнаружил множество людей в заполненном шумом и табачным дымом пространстве. Найти Алекса в толпе было легко – он возвышался над всеми на голову, и его лицо, густо заросшее бородой и блестящее от пота, светилось, как маяк в тумане, а Диди, разумеется, сопровождала его.

– Послушай, что это? – спросил Мюррей у нее. – Я ожидал найти здесь небольшую компанию. А это похоже на собрание кланов.

– Ну-ну, не вини меня, дорогуша. – Диди была сосредоточена на кувшине с мартини, который умело взбалтывала. – Начнем с того, что я почти никого не приглашала, но каждый хотел привести с собой кого-то, и я не могла сказать «нет», так ведь?

– Могла бы попытаться. Признаюсь, я польщен, что все это устроено для меня, но иногда…

– Перестань, – сказала Диди. – И не надо чувствовать себя таким польщенным. Здесь все так только потому, что за все платишь ты. Я имею в виду – вместо покупки картины. Это будет на твоем счете из «Сент-Стивена», потому что это они все поставляют сюда. Они были очень сговорчивы.

– Не сомневаюсь. Рут здесь?

– Я сказала, что будет, так ведь? Она где-то там.

Мюррей стал пробираться через толпу в указанном направлении, ему потребовалась беспокойная минута, чтобы найти Рут. Потом, как и ожидал, он увидел, что она скрыта полукругом поклонников и явно довольна этим. Двое из них были ему знакомы. Это были Тед Холлоуэй, бывший телепродюсер Диди, и коренастый, с лицом гнома, один из закадычных друзей Эвана. Он представился Мюрреем в тот вечер, когда бард устроил достопамятное выступление в вест-сайдском салуне, просто как О’Мираг. Это был непризнанный поэт с гораздо большим талантом, чем Эван, но с гораздо меньшим сексуальным пылом.

– Вот что убивает меня, – печально объяснил он. – Мы вернулись во времена миннезингеров, когда ты пел для графа и – простите мое выражение – трахал графиню. Я горячо предан умеренности, в этом неокуртуазном веке для таких, как я, места нет.

Глядя, как Рут обращается с поклонниками, Мюррей понял, что все под полным контролем. Компания находилась в той стадии, когда заинтересованные самцы рассматривали перспективы, но что-то делать были еще не готовы. Потом компанию заслонил на миг официант – он узнал в нем человека из гриль-бара в «Сент-Стивене», – который с высоко поднятым нагруженным подносом проплывал через толпу так же легко, как угорь сквозь водоросли. Официант тоже узнал его.

– Хорошая вечеринка, мистер Керк, – сказал он, опуская поднос. – Возьмете что-нибудь?

– Нет, спасибо, – ответил Мюррей, а стоявший рядом человек сказал: «Ну а я возьму» и взял сандвич. Потом обратил сильно загорелое, полное лицо к Мюррею.

– Керк? – спросил он. – Послушайте, я вас знаю. Вы работали у Фрэнка Конми, так ведь?

– Да.

– Я так и подумал. Моя фамилия Чипмен. Джо Чипмен. Я возглавлял агентство, заказывавшее интервью Фрэнка на радио. Жаль его, правда? Но, конечно, когда пришел его час, он был уже стариком.

Чипмен продал свое агентство два года назад, объяснил он в ответ на вежливый вопрос Мюррея, чтобы заняться независимым производством фильмов совместно с партнером на Западном побережье.

– Я уговорил его на это, – сказал Чипмен. – Когда управлял агентством, я так долго объяснял продюсерам, что кинобизнес на подъеме, что в конце концов и сам в это поверил. Понятия не имел, какой я ловкий мошенник.

К ним подошла красивая седовласая женщина и взглянула на остатки сандвича в руке Чипмена.

– О, Джо, – укоризненно сказала она.

Чипмен вздохнул.

– Насколько злее змеиного укуса жена, которая считает калории. Ханна, это мистер Керк, настоящий, живой частный детектив. Когда обнаружишь, что он следит за тобой, знай, что все пропало.

Ханна Чипмен улыбнулась Мюррею:

– Этого не случится. Вы друг Алекса, мистер Керк?

– Не совсем, – ответил Мюррей. – Скорее друг его друга.

– Алекс вульгарный тип, – сказал Джо Чипмен. – Я дал ему первую работу – сделать декорации для «Юнайтед телевижн», это были подлинные сокровища, а теперь посмотрите на него. Может, вы не знаете этого, Керк, но он был настоящим художником до того, как стал писать эмалью свои дерьмовые шедевры.