– Мистер Керк, вас хочет видеть девочка, – сказала мисс Уайтсайд. Голос ее был таким же странным.

– Молодая девушка?

– Девочка, – холодно подчеркнула мисс Уайтсайд. – Маленькая, с большим ртом.

Описание было исчерпывающим. Еще до того, как гостья переступила порог, Мюррей понял, что это Меган Харлинген.

Выход – единственное слово, каким это можно было назвать. Ни одна трагическая актриса, выходящая на сцену для своего коронного эпизода – тем более способная сникнуть от таких проблем, как нос, покрасневший от холода, бросающаяся в глаза грязь на руках, перекошенные швы чулок и шаткая походка на высоких каблуках, – не могла бы сделать его эффектнее. К таким мелочам Меган была равнодушна. Пальто ее было небрежно наброшено на плечи. Юбка широкого розового кружевного платья раздувалась над кринолином и вяло раскачивалась при ходьбе. Надменность ее была потрясающей.

– Очень рада, что мне наконец позволили видеть вас, – сказала она Мюррею. – Кое-кто…

– Она сказала, ей нужны деньги на проезд, чтобы вернуться в школу, – вмешалась мисс Уайтсайд. – Я ответила, что вы заняты и я буду рада помочь ей. И тут… удивляюсь, что вы не слышали шума сквозь дверь, мистер Керк.

Губы Меган искривились.

– Я не поднимала шума. Просто ясно дала понять, что никак не могу брать деньги у незнакомых.

– Вот уж точно! – возмущенно заявила мисс Уайтсайд, и дверь кабинета второй раз за день захлопнулась с грохотом взорвавшейся бомбы.

Это как будто ошеломило Меган. Она попыталась улыбнуться, но потом, при холодном молчании Мюррея, оставила эту попытку.

– Извините, – сказала она слабым голосом. – Я вовсе не хотела ее сердить.

– Нет?

– Правда не хотела.

Мюррей вздохнул.

– В таком случае, Меган, позволь открыть тебе глубокий, мрачный секрет. Мисс Уайтсайд из тех эксцентриков, которые непременно сердятся, когда им кто-то грубит. Если вдуматься, – добавил он с суровой многозначительностью, – в этом отношении она очень похожа на миссис Дональдсон.

– Миссис Дональдсон? О, это вы о Диди.

– Это я о Диди.

– Странное прозвище, правда? – бойко сказала Меган. – Мюррей, откуда оно у нее?

Он ласково взглянул на нее и промолчал.

Меган принялась рассеянно грызть ноготь большого пальца.

– Насколько я понимаю, она доложила вам, что произошло, правда? О том, что я сказала ей?

Он кивнул.

– Так вот, делать этого не следовало. Она рассказала только затем, чтобы выглядеть невыразимо героичной и вызвать сочувствие. Будь вы женщиной, сразу бы это поняли.

– Не думаю, Меган. У нее был выбор либо дать тебе пощечину перед всем обществом, либо отвести душу со мной, и, на мой взгляд, она приняла правильное решение. Только я не пойму, с какой стати ты сделала ей замечание. Какая у тебя была цель?

– Прошу прощения, но я не скажу. Уверена, что вы не поймете.

– Не третируй меня, сестренка. Отвечай на вопрос.

– Ну ладно же! – с отчаянием сказала Меган. – Я только хотела… Она ваша подруга?

– Нет, и не увиливай от ответа.

– Тогда, наверное, любовница, так ведь?

– Меган! – произнес он возмущенно, так как решил, что нужно повысить голос, хотя бы из приличия. Собственно, впервые с тех пор, как заставил себя подняться с постели, он почувствовал, что день насыщен перспективами и жизнь полна приятных маленьких неожиданностей.

Меган, казалось, не разделяла этого чувства.

– Ну и пусть, – угрюмо сказала она. – Диди похожа на любовницу.

– Меган, поскольку ты, видимо, даже не знаешь, что означает это слово…

– Я знаю. Оно встречается во многих книгах. И у того человека, который живет под нами…

– У мистера Уолтерса?

– Да, у мистера Уолтерса. Так вот, у него есть любовница, я сама ее видела. Однажды он привел ее на вечеринку, она напилась, и у них вышла потрясающая ссора. Она сказала, что все лечатся психоанализом и ей хочется тоже, он ответил, что это слишком дорого, и она ушла в слезах. Я была там, когда это случилось.

Мюррей с сожалением подумал о запертом магнитофоне.

– Это очень интересно, Меган, но все-таки неуместно. Я хочу услышать, почему ты была груба с Диди.

– Я объясняю, почему, и я не хотела быть грубой. Я лишь намекнула ей в самой любезной манере, что она неподобающе выглядит.

– Она выглядела неподобающе?

– Конечно. Вырез платья был до сих пор, а когда она забросила ногу на ногу, юбка задралась так, что стало видно ее черное кружевное белье. Хотя только близилось время обеда, надушена была так, что невозможно было дышать, и весь этот мех и драгоценности нацепила спциально для прихода в гости. Это было до того отвратительно, что слов не подберешь.

– Безнадежное дело, – угрюмо согласился Мюррей. – Удивительно, что у тебя хватило смелости за него взяться.

Глаза Меган сузились.

– И это еще не все. Как она вешалась на вас – ну, может, вы были не против, но не представляете, как это выглядело со стороны. Не думаете, что у взрослой женщины достаточно силы, чтобы, войдя в комнату, не вешаться все время на людей, не поправлять им галстуки, не приглаживать волосы? Особенно когда все сидят и смотрят?

Внезапное озарение потрясло Мюррея. Он посмотрел на Меган, уверенный, что узнал классические симптомы ревности.

– Меган, мисс Уайтсайд сказала, что тебе нужны деньги на проезд, чтобы вернуться в школу. Почему, собственно, ты не в школе?

– Ах, это. Так вот, мы должны изготовить средневековые костюмы, и мисс Винсент разрешила мне поехать в библиотеку на Сорок второй улице, сделать их описания. Но вернуться вовремя на репетицию. Когда я обнаружила, что у меня нет денег на обратную дорогу, то вспомнила, что ваша контора где-то рядом, и нашла адрес в телефонном справочнике. Если у тебя есть разрешение, то находится вне школы в порядке вещей. Все это знают. Это невыразимо прогрессивно.

– Не сомневаюсь.

Висевшая у Меган на плече сумка была размером с небольшой чемодан. Мюррей ловко снял ее и перевернул над столом. Из сумки посыпался поразительный набор вещей – от измазанных губной помадой бумажных салфеток до канцелярских скрепок – и среди них, наглядно и уличающе, – несколько смятых долларовых ассигнаций и россыпь монет.

Меган с трудом сглотнула.

– Как странно. Я искала, искала…

– Правда?

– О да.

– О нет. Ты оказалась поблизости и подумала, что будет очень интересно заглянуть ко мне. Но тебе следует знать, что… – Он умолк, перед ним открывалась блестящая перспектива. – Меган, кто руководит вашей репетицией?

– Мисс Винсент. – Меган с жалким видом принялась сгребать свои вещи обратно в сумку. – Поэтому она дала мне разрешение.

– Этому я верю. Ты не болтаешь в школе о ее личных делах, а, Меган? О деле, по которому мы с твоим отцом работаем?

– Я не скажу ни слова.

– Упоминала ты обо мне другим де… кому-нибудь в школе?

Меган кивнула.

– Что говорила им?

– Только то, что вы настоящий частный детектив и я вас знаю. Они думают, что это в высшей степени волнующая и героическая работа.

– Очень любезно с их стороны. И дабы убедить тебя, что не сержусь, я сам отвезу тебя в школу. Как думаешь, будет у нас время поесть по пути мороженого в кафе Рампельмейера?

– Правда? – ошеломленно спросила Меган. – Я думаю, да, конечно!

Очевидно, этот день был исполнен надежд для всех влюбленных.

Когда они приехали в школу, розовое кружевное платье было украшено большим шоколадным пятном, но ни пятно, ни тот факт, что репетиция уже шла, не могли помешать ликованию Меган, когда она с Мюрреем шла по проходу зрительного зала. На первый взгляд кресла по обеим сторонам казались пустыми, но потом в разных местах выскакивали головы, словно лягушки в пруду с лилиями. Однако устремленные на Мюррея глаза не были по-лягушечьи безразличными, тусклыми. Они горели жадным любопытством.

На сцене Рут Винсент – тюльпан, высящийся над колыхаемыми ветром сорными травами – неуверенно вела занятия. Группа деревенских жителей кружилась в танце моррис[21] под унылое, пронзительное завывание магнитофона. Ответственный за музыку – Мюррей догадался, что это злополучный Уильям Холлистер-третий, – сидел на стуле, приставленном под углом к стене, и не обращал внимания на старания Рут дирижировать. Танцоры весело прыгали взад-вперед и не обращали внимания на музыку. Потом, словно по волшебству, звуки магнитофона, топанье ног, прерывистое хихиканье прекратились. Рут, исполняя свои обязанности, заинтересовалась, почему, и одного взгляда оказалось достаточно.