– Понятно, – сказал Мюррей. Прижал ладонь ко лбу, чтобы унять там стук, но это не помогло.

Скотт нахмурился:

– В чем дело? Болит голова?

– Да, но право…

– Головная боль – ерунда, – объявил Скотт. – Вот, давайте покажу, почему. – И в следующий миг, к удивлению Мюррея, этот человек шел к нему из-за стола, вытянув руки, словно душитель в поисках жертвы. Отбить их было невозможно. Они устремились к шее Мюррея, впились в нее пальцами и стали вертеть ее, мять с костоломной силой. Руки были удивительно холодными, твердыми. «Эти руки принадлежат, – подумал Мюррей с почти жутким удовольствием, – твари, посланной терзать меня за то, что я так напился». Нос его находился в дюйме от стола, он силился подавить рвущийся из него неудержимый смех и сумел в критический миг обратить его в фырканье.

– Расслабьтесь, приятель, – сказал Скотт. – Расслабьтесь и ощутите полное воздействие.

Он повернул челюсть своей жертвы, раздался опасный хруст позвонков, и руки разжались. Когда Мюррей осторожно поднял голову, Скотт утирал платком лоб и тяжело дышал.

– Вот теперь лучше, – заговорил он. – Черт возьми, Керк, у вас прекрасная костная структура, но смотрите, как вы портите ее. Вы же человек, не животное. Сидите распрямясь. Ходите распрямясь. Будьте человеком по всей длине позвоночника. И примите мой совет – посетите хорошего хиропрактика. Хиропрактик сделал из меня нового человека.

Мюррей сдержал замечание, так и просившееся на язык.

– Подумаю об этом.

– Не думайте. Делайте. И это напоминает мне, что я хотел уладить наше дело и уйти. – Он протянул чек. – Я уверен, что условия приемлемые.

Мюррей взглянул с кратким порывом поддаться искушению, потом пересилил его:

– Простите, мистер Скотт, но я так не думаю.

– Это ваше право, Керк. Какую сумму вы просите?

– Зависит от обстоятельств. Пока что я знаю только, что нахожусь на рынке, где спрос превышает предложение. Прежде чем принимать решение, я бы хотел оглядеться, узнать, как котируются секретные досье.

Выдержка Скотта слегка изменила ему.

– Керк, теперь вы говорите, как ловкач. Я удивляюсь этому.

– Это ваше право, – сказал Мюррей. Головная боль, обнаружил он, была все такой же сильной.

– Хорошо, мы оба деловые люди. Я прибавлю еще тысячу. Но за это потребую вашего слова, что получу стоящий товар. Секс, наркотики, тюремные досье – они повышают тираж. И это должно быть связано со знаменитостью, которую знает человек с улицы и о которой хочет читать. Если не смогу найти из половины вашего списка хороших материалов, то понесу убытки.

– Это хороший разговор о сделке, мистер Скотт. Но сделки не будет.

Теперь выдержка изменила Скотту окончательно.

– Послушайте, Керк, позвольте осведомить вас о том, чего вы не принимаете во внимание. Я обратился прямо к вам, так как считаю полезным вести дело с руководителем, когда возможно. Но вы знаете, и я знаю, что для тех, кто работает в вашей сфере, лояльность ничего не значит. У вас большая организация, в ней каждый готов продать вас тому, кто предложит самую высокую цену. Понимая это, зачем вынуждаете меня вести дела за вашей спиной с каким-нибудь продажным служащим? Не лучше ли самому вести торговлю и получать доход?

Мюррей, не мигая, уставился на этого человека, как зачарованный.

– Ну и ну, будь я проклят, – негромко сказал он.

– Но вы меня понимаете?

– Понимаю, – ответил Мюррей. – Еще как понимаю.

Он вызвал звонком миссис Нэпп и, когда она появилась, повернулся вместе с креслом к ней.

– Миссис Нэпп, это важно. Подготовьте список наших клиентов, прошлых и нынешних, которых можно считать знаменитостями. То есть всех, кого человек с улицы знает и о ком хочет читать. – Обратился к Скотту: – Надеюсь, вы не против, что я воспользовался вашим определением?

Скотт был воплощением довольной любезности.

– Ничуть.

– Прекрасно. Потом, миссис Нэпп, если кто-то из наших людей захочет видеть досье, включенное в этот список, он должен будет письменно изложить причину и подписаться. Если сочтете, что причина хотя бы слегка подозрительна, немедленно сообщайте мне. Тогда я смогу…

– Господи! – воскликнула миссис Нэпп, когда дверь за Скоттом хлопнула с грохотом взорвавшейся бомбы. – Что случилось? Этот человек, должно быть, не в своем уме.

– Нет, он просто очень, очень расстроен. В общем, миссис Нэпп, принимайтесь за работу над этим списком. Или, лучше, поручите это кому-нибудь из стенографисток. Выберите самую глупую. Такие прекрасно разбираются в знаменитостях.

Этот день, подумал Мюррей после обеда, который ему доставили на письменный стол чуть теплым и совершенно невкусным, отведен судьбой для множества мелких неприятностей. И убедился в этом, когда в два часа позвонил Бруно, сообщил, что их птичка улетела – Эдди Шрейд бесследно исчез из своего гнездышка на Кони-Айленде.

– Как это исчез? – спросил Мюррей. – Ты расспрашивал соседей? Обошел всю округу?

– Только этим и занимался. Единственный, кто вроде бы может что-то знать, это тип, которому принадлежит дом, где жил Шрейд, а он не хочет разговаривать. Черт возьми, в том районе никто не хочет разговаривать. Мюррей, видел бы ты это место зимой. Прямо-таки конец света.

– Ну и что? Ты там не для осмотра достопримечательностей. Думаешь, это устроил Лоскальцо?

– Возможно. Шрейд ему нужен, чтобы поддержать Миллера, иначе у него не получается дела. Может быть, именно о Шрейде он и беспокоится.

Мюррей размышлял над этим, пока Бруно не застонал:

– Говори со мной, приятель, говори со мной. Здесь холодно и одиноко.

– Ты жалкий трус. Слушай, почтовое отделение от тебя далеко?

– Было где-то поблизости. Мюррей, что у тебя на уме, игра в «Брата Фрэнка»?

– Сделаем такую попытку, – сказал Мюррей. – Две открытки и два письма, только смотри, пиши адрес разборчиво, чтобы они не оказались в отделе невостребованных писем.

– Все понял. Скажи, кто будет Братом Фрэнком?

– Буду я, – ответил Керк, – поэтому пиши Брату Мюррею.

– Ладно. Тогда до завтра.

– Постой, постой. – Мюррей придвинул к себе блокнот и начал аккуратно выводить кружки. – Помнишь, Джек Коллинз, когда был здесь в прошлом году, что-то говорил о новом деле у него на Тихоокеанском побережье, но не захотел сказать, что оно представляет собой?

– Помню.

– И помнишь, я потом сказал тебе, что если его новое дело представляет собой продажу магнитофонных пленок и фотографий порнографическим журналам, нам нужно открыть другое агентство, чтобы работать по заданиям оттуда?

Наступило молчание.

– Понял, – сказал наконец Бруно.

– Какого черта, – заговорил Мюррей. – Бруно, я знаю, как ты к нему относишься – вы всегда были друзьями, у него есть работа в Лос-Анджелесе, которую ты можешь получить в любое время, – но не могу допустить, чтобы мы с этим связывались. Если наши значительные клиенты узнают о такой связи, о них завтра же можно будет забыть. Понимаешь, так ведь?

– Понимаю, конечно. Только, Мюррей, возможно, ты совершаешь ошибку. На Западе все агентства занимаются этим. Эта чертова Калифорния сплошь напичкана подслушивающими устройствами. Взять любую из голливудских красоток – если она не думает, что у нее под матрацем установлен микрофон, то не может спать по ночам. Раз там есть такой золотой прииск, то нельзя винить Джека за то, что он хочет поживиться, так ведь?

– Я не виню его, – заметил Мюррей. – Я не имею с ним дел, пока он работает с этими журналами. Он хороший человек, Бруно, но сейчас не нужен мне. Говорю прямо, чтобы ты знал – здесь нет ничего личного.

– Черт возьми, – сказал Бруно, – мне ты ничего не должен.

Тут вмешался голос телефонистки, далекий и мелодичный:

– Пожалуйста, опустите пять центов для разговора в течение следующих пяти минут.

– Вымани у кого-нибудь другого, сестричка, – сказал Бруно и повесил трубку.

Мюррей медленно положил свою, а потом сквозь темную путаницу мыслей осознал, что мисс Уайтсайд со странным выражением лица смотрит на него от двери. «Что там еще?» – подумал он.