Дом, где жили Миллеры, представлял собой громадное украшенное, подвергшееся воздействию стихий здание – памятник той эры, когда архитекторы, проектируя многоквартирные дома, стремились к наибольшему их сходству с замками на Рейне. Лифт поднимался медленно, под унылый аккомпанемент лязгающих цепей, и звук шагов по коридору, ведущему к двери Миллеров, гулко отдавался в ушах Мюррея.

– На что спорим, – прошептал он миссис Нэпп, – что дверь нам откроет рыцарь в латах и с алебардой?

Однако дверь открыла валькирия, а не рыцарь. Белокурая, рослая женщина в блестящей белой униформе стояла с каменным лицом, преграждая путь.

Миссис Нэпп мягко улыбнулась с надеждой.

– Мне нужно видеть мистера Миллера, – сказала она, и у Мюррея создалось впечатление, что ей очень нравится эта роль. – Он дома?

– Его нет, – ответила Валькирия. – Миссис Миллер дома, но не может никого видеть. Она больна.

Мюррей мысленно обругал Бруно Манфреди и все его труды, но миссис Нэпп казалась невозмутимой.

– О, какая жалость, – сказала она. – Надеюсь, болезнь не опасна.

Валькирия пожала плечами. Этим незначительным жестом она ясно дала понять, что болезнь не опасна, что миссис Миллер – избалованная дура, а эти незнакомцы вызывают у нее раздражение.

– Позвоните завтра по телефону, – посоветовала она. – Мистер Миллер будет здесь.

– Хильда, – послышался за ее спиной приятный голос, – кажется, ты ведешь себя грубо. Разве не знаешь, что нельзя держать людей за порогом? Входите, пожалуйста.

Валькирия так вздохнула, что корсет ее громко заскрипел.

– Миссис Миллер, – сказала она, не поворачивая головы, – почему вы ходите? Вам нужно лежать, отдыхать.

– Я устала от отдыха. Я хочу общества. Впусти их, Хильда, иначе все испортишь.

Когда Хильда с нелюбезным видом отошла в сторону, миссис Нэпп взглянула на Мюррея, тот кивнул.

Перл Миллер повела их в гостиную, такую большую, что даже рояль в углу казался всего лишь обычной ее частью.

– До чего прекрасно иметь общество, – сказала она. – До чего прекрасно, прекрасно. Садитесь, пожалуйста. Нет-нет, не сюда. Там обычно сидит Тото, он ужасно линяет. Хотя это не важно, если одежда у вас темная, он весь совершенно черный и просто ангел. Обычно он ходит на прогулку перед сном, но сегодня еле сдерживался, и мой муж повел его на прогулку сразу после ужина. – Мюррей мысленно извинился перед Бруно. – Они должны скоро вернуться, тогда сами увидите, какой он ангел. Ничего, что я рассказываю вам все это? Мне очень хочется поговорить.

Говоря, она рассеянно водила рукой, медленно плела бессмысленный узор в воздухе. Мюррей потрясенно осознал, что, несмотря на морщинистую кисть руки, тощее тело, скрытое халатом из бархатистого шелка, блеклый цвет лица, синие круги под глазами, эта женщина двадцатью годами младше миссис Нэпп, выглядела на несколько лет ее старше. Потом, когда она подняла руку и рукав халата съехал вниз, он увидел на ее запястье повязку. Проследив направление его взгляда, Перл Миллер стала недоуменно разглядывать свою поднятую руку. Потом резко опустила ее и потянула вниз рукав.

– Вот же нелепость, – бойко сказала она. – Я порезалась.

Мюррей сочувственно поцокал языком:

– Как это произошло?

– Это был несчастный случай, – с серьезным видом ответила Перл. – Не верите?

– Верю, конечно. Что за случай?

– О, очень неприятный. Вам нравится слушать о несчастных случаях? Не думаю, что это интересная тема.

– Я думаю, интересная, – сказала миссис Нэпп. Она сидела на мягком диване рядом с Мюрреем, на коленях у нее лежала старая сумочка – принадлежность благовоспитанной работницы в сфере социальных проблем. – И смотрите, как пишут о них в газетах. Там знают, что люди ими интересуются.

– Не люблю газеты, – сказала Перл. – Я их не читаю. Муж читает, но я думаю, что напрасно.

– Почему? – спросил Мюррей. – Потому что там печатали материалы о нем?

– Было такое. – Она настороженно посмотрела на него. – Вы не из газеты, а?

– Нет.

– Я очень рада. Теперь давайте поговорим о чем-то другом. Вы любите театр?

– Очень. А вы?

– Да, но не так сильно, как мой муж. Вы представления не имеете. Иногда я дразню его этим, говорю: «Айра, если ты когда-нибудь бросишь меня, то не ради другой женщины. Ради того, чтобы иметь возможность ходить в театр». Конечно, это просто поддразнивание. Он не сделает этого, правда?

– То есть не будет ходить в театр? – спросил Мюррей. Его словно вели с завязанными глазами, шаг за шагом, по зыбучим пескам.

– Я ж сказала вам, это просто поддразнивание. Я имела в виду – не уйдет. Знаете, это может случиться, – с серьезным видом заверила она. – Такое случается постоянно.

– Дорогая, не нужно даже так думать, – сказала миссис Нэпп. – Я уверена, что вы счастливы в браке.

– Да, я счастлива. Очень, очень. Но раньше я думала об этом. – Перл улыбнулась давнему воспоминанию. – Как странно. Я все время беспокоилась об этом. После того как мы поженились, люди говорили мне: «Перл, ты не должна сводить с него взгляда. Перл, ты должна быть начеку с таким мужчиной». Родственники, подруги – все говорили это. Видите ли, они не знали, какой он любящий. Знали только, какой он красивый и умный, что работает с таким человеком, как Джордж Уайкофф. Но даже Джордж уважал его за то, что он такой хороший муж. Лучшего мужа не бывало. Видели постановку «Бурное время», когда она шла на Бродвее?

Мюррей смутно вспомнился этот спектакль, сошедший со сцены после краткой борьбы с отрицательными рецензиями.

– Да, – ответил он. – Видел.

– Понравилась она вам?

Ее тон подсказал ему, как ответить.

– Очень.

– Я рада. Знаете, мой муж помогал ее финансировать. Мы оба считали, что она совершенно превосходна. Как думаете, почему она не понравилась критикам?

Мюррей покачал головой:

– Трудно сказать.

– Вот видите? И сами не знаете почему. Но уверена, вы сердились на них, правда?

– Да, сердился.

– И я сердилась. О, как я ненавидела этих критиков. Мы все ждали в ресторане «У Линди» тем вечером, пока тот человек не пришел с газетами, и, прочтя их, я так возненавидела этих критиков, что была готова убить. Айра так гордился этой пьесой – ему всегда очень хотелось поставить пьесу, – а потом ему пришлось сидеть там со всеми нашими друзьями и отпускать шутки насчет того, какая она плохая. Но я понимала его чувства. Странно, правда? Я знаю о нем все. Даже то, чего не хочу знать.

– Так и должно быть, – ободряюще сказала миссис Нэпп.

– Да, – спокойно продолжала Перл, – так и должно быть. Не хотите ли кофе? Я так обрадовалась вашему приходу, что совершенно забыла о необходимости быть хорошей хозяйкой. Без общества иногда становится очень тоскливо. Наверное, потому, что квартира такая громадная, правда? Знаете, когда она пустая, то может быть самым пустым местом во всем мире. Видите, вот что происходит, когда нет детей. Это мне говорят все подруги. Когда въехали сюда, мы думали, что у нас будет семья, но семьи не получилось, а мы по-прежнему живем здесь. – Она легонько подняла дрожащую руку ко рту и неуверенно улыбнулась. – Это пианино предназначалось нашей маленькой дочке. Теперь это кажется ненужной тратой, так ведь? Я совершенно не умею на нем играть.

Замечательные чары, которые она плела, внезапно разрушила собака – маленький черный пудель, вбежавший в комнату и бросившийся к ней, скрипя коготками по паркетному полу, тело его восторженно извивалось. Она погладила его, отстраняя другой рукой.

– Мой красавчик Тото, – проворковала она. – Красивый мальчик. Хорошо прогулялся?

Тут рядом с торжествующей Хильдой появился Миллер, смотря на всех с нескрываемым удивлением. Это был тот самый Миллер с фотографии Бруно, но располневший, четкую линию челюсти портил тяжелый подбородок, лицо было усталым, неулыбчивым.

– Что это такое? – спросил он. – Кто эти люди? Моя жена очень больна и не должна ни с кем видеться.