Мама говорит, мне надо быть с ним очень терпеливой, потому что дядя Джордж холостяк, то есть всю жизнь прожил сам по себе, и оттого он такой неряшливый и не особенно умеет ладить с людьми. А ещё он похож на пугало, когда не носит форму отряда местной самообороны. В форме он выглядит очень довольным собой. Дедушка говорит, что дядя Джордж не больно-то много делает в отряде самообороны, просто сидит на наблюдательном посту на холме. Они вроде как должны высматривать вражеские корабли и самолёты, но дедушка ворчит, что там только курят и чешут языками.
Я уже скучаю по своей комнате. Моя спальня здесь не только холодная, но и очень маленькая, немного похожая на чулан – и этот чулан мне приходится делить с мамой. Барри живёт с дедушкой. Только так и получилось всех нас разместить. У нас с мамой и кровать одна на двоих, но это мне даже нравится. Мы будем спать в обнимку. Она меня согреет! Стола у меня тоже нет, поэтому я пишу, сидя на кровати и держа дневник на коленях.
Если бы Типс была здесь, со мной. Я скучаю по ней и очень за неё волнуюсь. Она убежала, когда все пришли к нам выносить мебель. Я звала и звала, но она не вернулась. Я изо всех сил стараюсь не беспокоиться. Мама говорит, она просто убежала и бродит где-нибудь и вернётся, когда в доме снова станет тихо. Мама уверена, что Типс будет дома, когда мы придём завтра забирать скот, и всё повторяет: есть ещё три дня до того, как ферму закроют. Но я не перестаю думать, что потом нас не пустят туда ещё полгода или даже дольше. Что, если завтра Типс там не будет? Что, если у нас не получится её найти?
Барри счастливей прежнего, потому что теперь можно работать с двумя фермерами и двумя тракторами. Но самое удивительное, что дедушка тоже рад. Я думала, он сильно расстроится, когда мы уедем из дома. Я была рядом, когда он запирал дверь и клал ключ в карман жилета. Он постоял несколько минут, задрав голову и глядя на дом, и даже попытался улыбнуться. Но ничего не сказал, просто взял нас с Барри за руки, и мы все пошли прочь, не оглядываясь. Дедушка сразу же почувствовал себя как дома на кухне дяди Джорджа. Он уже складывает ноги на плиту, и видно, что дяде Джорджу это не нравится. Но дедушка намного старше, так что придётся дяде Джорджу как-то с этим смириться, так?
Ах да, я забыла. Сегодня днём Ади познакомил меня со своим другом Гарри, когда они вместе выносили наш кухонный стол. Гарри тоже из Атланты и тоже чернокожий, как Ади. Их обоих иногда довольно трудно понять, потому что они говорят по-английски не так, как мы. Ади болтает за обоих.
– Гарри мне как брат, Лили. Ну, не брат в смысле «брат», если ты понимаешь, о чём я, а просто такой друг. Мы ровно близняшки – так ведь, Гарри? Всегда друг за другом тянемся. Мы вместе выросли, Гарри и я, в одном городе, на одной улице. Мы ещё и родились в один день, двадцать пятого ноября. Нам обоим по восемнадцать, но я старше на шесть часов – так нам сказали мамы, а уж они-то наверняка знают. Разве не так, Гарри? – (Гарри только улыбнулся мне и кивнул). – Гарри не так много говорит, – заметил Ади, – зато думать он мастер.
Они вдвоём работали целый день, таскали всё и складывали. Должно быть, они очень сильные: сами вынесли дедушкин комод с полками. Не пыхтели и не кряхтели, просто подняли и потащили, как будто он лёгкий, словно пёрышко.
Мне всё кажется, что я слышу Типс где-то снаружи, но когда выглядываю, всякий раз вижу рыжего кота дяди Джорджа – это он мяучит во дворе. Надеюсь, Типс поладит с котом дяди Джорджа. Она не очень любит других кошек. Но ведь если мне следует вести себя вежливо с дядей Джорджем, то и ей придётся быть любезной с его котом? Завтра в это время Типс уже будет здесь, и всё станет типи-топ! От этого слова я всегда улыбаюсь, даже когда мне грустно. Так что напишу ещё: типи-топ, типи-топ.
Лампа взяла и погасла, так что, наверное, придётся заканчивать.
Четверг, 30 декабря 1943 г.
Я так и не нашла Типс. Сегодня весь день искала и вчера весь день. Заглянула в каждый сарай, в каждый хлев. Дедушка снова отпер дом, и я обошла все комнаты и чердак тоже. Посмотрела во всех чуланах просто на всякий случай – вдруг её по ошибке где-нибудь закрыли. Дедушка даже залез на стремянку и заглянул в желоба на крыше. Я ходила по полям, стучала ложкой по её миске, звала и звала, а потом слушала. Но ничего не услышала, только коровы мычали, и ветер в деревьях шелестел, и вдалеке урчал трактор. Все пришли мне помогать, как только отвели коров и овец к дяде Джорджу. Миссис Блумфелд поехала обыскивать деревню на своём велосипеде, а Барри сел на багажник. Типс они не нашли, зато нашли толпы янки. Они сказали, там везде американские солдаты – на грузовиках и джипах, а некоторые даже на танках.
Мама всё повторяет, что беспокоиться незачем. Дедушка говорит, у кошек девять жизней и Типс вернётся, как всегда. Это правда: она всегда возвращалась. Но я всё равно волнуюсь. Я ни о чём, кроме Типс, не могу думать. Она где-то там, в ночи, в холоде и сырости, голодная и потерянная, и у меня остался всего один день, чтобы её найти, а потом ферму обнесут колючей проволокой. Я собираюсь завтра встать пораньше; Барри сказал, что пойдёт со мной. Он говорит, мы будем искать Типс, пока не найдём. Я не вернусь к дяде Джорджу, пока её не найду.
Наша ферма выглядела так странно, когда я сегодня туда вернулась. Там совсем пусто и тихо – прямо какая-то ферма-призрак, дом с привидениями.
Будь завтра там, Типс. Пожалуйста, будь там. Это твой последний шанс.
Пятница, 31 декабря 1943 г.
Я ни за что не хочу ещё раз пережить такой день, как сегодня. Наверное, я с самого начала знала, что мы никого не найдём. Слишком много людей искали – я знала, что это её только напугает, так и получилось. Если бы пошли только мы с Барри, и мама, и дедушка, то, может, мы бы её и нашли. Нас Типс знает.
Миссис Блумфелд не виновата. Она просто старалась помочь, и поехала, и рассказала всем, что Типс пропала, и привела с собой чуть не всю деревню. Она была там уже на рассвете, организовывала поиски. И янки пришли, целые десятки янки. Ади и Гарри показали им все места, где искать. Они обшарили всю ферму: каждый хлев, каждый ящик для корма, каждый уголок каждого поля, всё-всё вдоль ручья. Забрались даже в рощу, где растут голубые подснежники, и в заброшенный карьер. Я ходила с ними и всё время пыталась убедить их искать потише, просто смотреть, а не звать – но без толку. Было слышно, как они бродят по всей ферме, звенят в жестянки, зовут Типс, стараются приманить её в дом.
Всё утро моросило, а днём с моря пришёл туман, прополз по полям и накрыл всю ферму, так что ничего не стало видно даже за пару шагов. Дальше искать уже не имело смысла. Тогда мы начали прислушиваться, но и слушать было нечего. Даже вороны молчали. Кажется, я то и дело плакала, а часы шли, и надежда пропадала. Барри всё повторял и повторял: «Я уверен, что мы её найдём рано или поздно», и в конце концов я разозлилась и наорала на него, а зря. Он всего лишь пытался меня подбодрить, сделать мне приятное. Вот в этом-то и беда: он всегда старается быть приятным. Дядя Джордж взял и заявил, что моя кошка – просто кошка и я могу завести другую; и уж это мне совсем не помогло.
Уже почти стемнело, когда один из янки, с полосками сверху вниз на рукаве, сказал, что ему очень жаль, но у них приказ освободить всё это место прямо сейчас и нам пора уходить. Ади подошёл ко мне и дал какую-то шоколадку.
– Батончик «Херши», – сказал он. – От него тебе чуть полегчает. И ты ж брось волноваться, Лили. Я ж обещать ничего не обещаю, но если эта твоя кошка-старушка ещё живёт где-то тут, мы ж её найдём, рано или поздно. Вот прям можешь мне поверить. Так что волноваться нечего, Лили, чесслово.
