Руки, дердавшие пиксиду, стали затекать. Тим не мог понять, почему темнота посреди солнечного дня поглощает троллей. Рыцарь сам перестал видеть из-за нее собственные сапоги, но при этом он не чувствовал никакого давления. Лишь сильные порывы ветра, трепавшие полы его сюрко, вырывались из недр земли.

Неизвестно, сколько продолжалось это действо. Когда солнце стало садиться, Эгон, так и простоявший все это время на одном месте, заметил, что уже больше не держит древнеримский сосуд над головой, а опустил его на уровень пояса.

С заходом солнца пропадали и чудесные посдедствия ритуала в честь бога Меркурия. Изумрудное свечение постепенно рассеивалось, а тьма, застилавшая землю, вновь стала приобретать очертания булыжных камней. Где-то за стенами замка еще слышался прощальный рык троллей, но из души рвалось то светлое чувство, что человечество больше не увидит подобных существ никогда.

Измученное лицо Тима озарила улыбка, и рыцарь решил дать покой уставшим ногам, сев на приступок перед дверью башни.

Сегодняшняя ночь подарила Хермелирду полную луну, чистое небо и россыпи ярких звезд, отчего его окрестности наполнились мягким светом. Огни зажженных повсюду факелов и светильников плясали от сильных порывов ветра, который как будто бы пытался унести из баронства прочь дым тлеющих пожарищ и остатки смрадного запаха, что еще местами сохранился после чудесного избавления от врага.

На главной площади замка происходило веселое гуляние в честь победы над троллями. Окончив хоронить павших и воздав за их упокоение последние молитвы, солдаты и крестьяне единой толпой высыпали к колодцу. Под звуки флейты и бубна жители баронства устроили пляски, не забывая при этом опорожнять стоящие рядом огромные бочки пива и лакомиться вяленым мясом. Все эти яства были подарены им щедрой рукой господина Дика.

Были и те, кто поначалу не принял участия в этом празднестве. Друзья и родные погибших не находили себе места от горя, их стенания раздавались в крепости отовсюду. Но осознавши невозможность обернуть время вспять, народ стал топить свою боль во хмелю, и число веселящихся на площади стремительно пребывало.

Главное же торжество проходило в главном зале баронского жилища. За длинными столами, украшенными алыми полотнами с изображениями горностая, на изящных стульях и скамьях восседали барон и его приближенные. В воздухе витал аромат жареной кабанятины и выдержанных вин из погребов замка.

Справа от Седрика сидел его престарелый советник, место с левой стороны занял Тим вместе с Эйдин. Рядом с принцессой и рыцарем за столом присутствовали Сигурд, Зак и те альвы, которым довелось выжить в кровавой схватке. Около советника же разместились наиболее приближенные воины барона, кроме Лотара, который еще не пришел в себя от полученных ран. То и дело подливая кубок своего господина, от стола до бочки с вином бегал Симен, одному Богу известным образом вышедший из сражения без каких-либо повреждений.

В отличие от людей альвы не притрагивались к мясу и вину, радуя себя лишь похлебкой на травах и водой. Но это не мешало им наравне со всеми периодически возносить хвалебные речи, посвященные Эгону и советнику. Даже из окна до присутствующих регулярно долетали возгласы: 'слава Тиму Бесстрашному'! То прозвище, что придумал Седрик в насмешку над рыцарем, теперь обрело совершенно иной смысл и услаждало слух юноши.

Наконец возможность высказаться была представлена тучному Дьярви, также отличившемуся в бою завидной храбростью. Облокотившись на стол, альв с сопением поднялся и поднял над головой украшенный драгоценными камнями кубок с водой.

- Брат Тим, - важно начал он, - в дань вашим традициям, я хочу поднять эту чашу за тебя. Ибо не каждый решился бы на подобный поступок. Я искренне надеюсь, что твоя жизнь будет наполнена почестями и славой до конца дней. На крыльях триумфа ты скоро вернешься домой к своей семье...

Речь резко прервалась. Альв страдальчески наморщил лоб и сжал кулаки.

- Но скажи мне только одно, брат Тим. - Слова давались Дьярви нелегко. - Почему ты до сих пор не смог вернуть в родные земли и нас? Ведь насколько я понял, для этого тебе необходимо лишь сильно захотеть этого. Я прав, господин Эбнер?

Советник чуть заметно кивнул.

- Так чем же мы так прогневали тебя, брат, что ты не можешь оказать нам подобную милость? - В голосе Дьярви смешались изумление и обида.

Все вмиг затихли, не зная как реагировать на подобные высказывания. Лишь только самовлюбленный барон, уже изрядно уставший от восхвалений своего недавнего врага, хищно улыбнулся.

- Уже в который раз мне приходится соглашаться с альвами. - Сказал Седрик. - И в самом деле, господин Эгон, что помешало вам отправить их обратно, когда на это нет веских причин? Быть может, вы осерчали на то, что я не отблагодарил вас за совершенный подвиг? Уверяю, я готов дать вам столько золота, сколько вы сможете унести. Или вы беспокоитесь по поводу возвращения в Монд? Нет ничего проще: как только мой дядюшка снимет защитный колпак, я выделю вам коня и своих лучших людей в сопровождение. Поймите, что дальнейшее проживание альвов в землях Хермелирда невозможно. Увы, у меня с ними слишком разное восприятие мира. Это неизбежно приведет к новой войне.

Последние слова Дик растягивал, пытаясь как можно дольше оттянуть момент до произнесения основной мысли. Хотя в этом не было нужды, потому что большинству уже стали понятны едкие посылы барона.

- Но есть у меня и еще предположение. - В этот момент Седрик наслаждался своей речью. - Положим, ваши сердечные чувства к госпоже Эйдин затмили разум. Если это так, то тогда я искренне удивлен. Как можно чествовать героя, который ради личного наслаждения готов пренебречь судьбами многих? Отринуть обещание, данное им его светлости герцогу Отто и не пройти свой путь до конца? Разве это было у вас в голове, господин Эгон, когда вы дали клятву рыцаря?

Не дожидаясь окончания монолога барона, Тим вышел из-за стола и направился к выходу.

- Прошу простить меня, но тревожные дни дают о себе знать. Я испытываю недомогание, а посему отлучусь постоять на свежем воздухе. - Рыцарь произнес это с плохо скрываемой злобой.

Шел четвертый день, после того, как пиксида, поднятая над головой Тима, отправила троллей прочь из мира людей. В тот момент юноша вложил в свое сердце всю ненависть к этим мерзким созданиям, что прекрасно поспособствовало его триумфу. Но как он не пытался заставить себя смириться с расставанием с Эйдин, попытки были тщетны. Все эти дни они были с принцессой вместе. Радовались победе, скорбели о павших и помогали восстанавливать порядок в замке после осады...

Несмотря на перенесенные невзгоды, эти дни казались Тиму самыми счастливыми в его жизни. Ведь все вокруг впервые за долгие дни восхищались его храбростью, любимая девушка была рядом, а барон одарил рыцаря полагающимися почестями и оставил свои язвительные насмешки. Альвы называли Эгона своим братом, как это было принято у них при обращении друг к другу. Никто из них даже не пытался задавать юноше вопросы, касаемые своего возвращения. Может быть, потому что Сигурд объяснил им, что подобное нужно узнавать у Эбнера, либо они решили не задевать и так уже изрядно попранной чести. Во всяком случае, Тим не слышал от альвов ни одного подобного высказывания за все прошедшее время.

Речь, произнесенная Дьярви, вырвала рыцаря из этих прекрасных дней, а Хермелирд вновь стал ему противен. Почему счастье столь быстротечно? И как ему поступить сейчас? Тима передернуло от навязчивой мысли, что без Эйдин ему нет места в этом мире. Его возвращение в Монд, а затем в Вейсшейт, теперь будут лишь бессмысленным блужданием по свету. Жизнь полностью утратит свой смысл.

- Тебе уже лучше, Тим? - Эгон готов был поклясться, что узнал бы этот нежный голос из всех остальных.