Теодор Кительсон решил, что крестьяне напали на усадьбу и теперь те, кто заняли двор, выносят из усадьбы что могут, пока запоздавшие ждут своей очереди. Но где мечники? Где Олег? Он крепче сжал руку Златовласки и врезался в голодную толпу.

- Пропустите же! Разойдитесь!

Под недовольные крики и тычки в спину он пробрался во двор и увидел, что с Лешим все в порядке: он стоял на крыльце и с самой очаровательной улыбкой подавал крестьянам мешки забитые едой. Мечники позади него разгружали бочки. Мокроус смотрел за всем этим из окна второго этажа. Его бледное лицо, могло поспорить в бледности с лицом трехдневного покойника. Олега нигде не было. Ученый попытался протиснуться к крыльцу, но толпа не на шутку взволновалась от того, что кто-то пытается пробраться сквозь нее и общими усилиями знахаря отправили на окраину, поближе к конюшне. Тут и появился Олег. Он схватил Теодора Кительсона за плечо, пока тот вновь не исчез в бурлящей крестьянами пучине.

- Тео, наконец. Где ты пропадал? Что это за девушка с тобой?

- А что у вас тут случилось, пока меня не было?

- Похоже, у нас накопились вопросы, на которые надо ответить, да? Ладно. Я первый. Леший вчера помог одному крестьянину не умереть с голоду и принес ему домой мешок полный еды. Я попросил мужика, никому не говорить об этом щедром даре, но как видишь.

- Зачем же так открыто? Вы что не могли, сделать это менее заметно?

- Леший повел себя как самый настоящий наместник. Он не стал меня слушать, сделал все по-своему. Я признаться, подумал о последствиях, только когда увидел реакцию мужика. Он рыдал, Тео. Рыдал как младенец. Я, и забыл, как это жить под грузом бесконечных поборов. Забыл об их голоде. А теперь вот, - указал он на крыльцо, - он раздает, все, что есть в усадьбе крестьянам. Пока только еду, но я вижу, как ему это понравилось. К вечеру тут камня на камне не останется. Теперь ты, - сказал Олег и перевел взгляд на девушку.

- Помнишь, пауков-кукловодов?

- О, Боги, она ведьма?

- Нет, Олег, не торопись. Я увидел вчера одного кукловода, когда собирался в путь. Я проследовал за ним, и дошел до того самого места, где раньше стояла старая ива. Что удивительно, тот страшный рубец, что остался на земле, после того дня, полностью зарос лесом. Почти полностью. Остался небольшой лысый овраг.. Там-то я и нашел ее.

- В овраге?

- Не совсем. В коконе, который сплели пауки-кукловоды. Я разрезал его, а внутри была она. И знаешь, у нее есть нечто схожее с тобой.

- И что же? – спросил Олег, еще внимательней оглядев девушку.

- Помнишь, Леший говорил о том крике, что он слышал в день, когда…

- Убили моих родителей. Да, я помню.

- Я думаю, что нечто подобное я слышал, когда высвободил ее из кокона.

- Но я издал тот крик, только при рождении. Чего же тут общего спрашивается? Ведь она не только что родилась.

- Я бы не был так уверен.

Олег вопросительно посмотрел на друга.

- Понимаешь ли, у нее нет признаков рождения. У нее нет... пупка, - сказал Теодор Кительсон.

Тем временем толпа поредела. Крестьяне раскланивались в пол, снимали шапки, и убегали по избам. Леший все раздавал и раздавал запасы, которые хоть и казались нескончаемыми, все-таки подходили к концу. И вот остались два крайних мужика. Высокий и хромой. Леший обернулся к мечникам, но те пожали плечами. Еда закончилась. Тогда Леший оглядел двор и, увидев небольшой сарай, спросил мечников, что там находится. Те вновь пожали плечами, сказав, что только Бокучару известно. Леший, по-хозяйски гордо задрав огромную косматую голову, покрытую потом, зашагал к сараю. Крестьяне, бормоча наперед слова благодарности, побежали за ним. На ветхой двери висел замок, который Бокучар вырвал одной рукой. Он зашел внутрь. Через миг из темноты полетели на землю метелки, лопаты и другие предметы, которые прежде считались средствами езды для женщин с определённым складом характера.

- Похоже, что даже картошки не будет, - с грустью сказал высокий мужик.

- Погоди, может что-то и будет, - не унывал хромой, видя все разрастающуюся гору мусора.

- Вот, - с торжеством сказал Бокучар, - Вот оно!

- Я же сказал, - улыбнулся хромой.

Наместник вышел, неся в руках большой сверток. Мокроус чуть не выпал из окна, когда увидел, что Бокучар вынес из тьмы и пыли.

- Батюшка, что же это такое? – спросили крестьяне.

Бокучар скинул обмотки и в его руке оказался самый диковинный меч, который только видели присутствующие. Олег с Теодором Кительсоном подошли поближе, когда это стало возможно. Что-то не давало им покоя при виде вычурного оружия.

- Это меч?

- Да. Разрешаю вам продать его на ярмарке. Вы же сможете продать его?

- Смогли бы, да только вы нас не пускаете на ярмарки то.

- Теперь пускаю. Держите. Все златцы вырученные с этого меча достанутся вам обоим.

Ученый в два шага оказался возле наместника. В последний момент он ухватил его за запястье и выхватил диковинное оружие, прежде чем оно коснулось рук крестьян. В тот же миг на втором этаже усадьбы, в комнате, окно которой вело во двор, что-то повалилось на пол.

- Что ты делаешь? – спросил Леший, глядя на друга. – Пусти.

- Меч отравлен, - сказал Теодор Кительсон шепотом, но крестьяне услышали и попятились назад.

Леший приказал мечникам остановиться, когда те повытаскивали клинки и самострелы, готовые поразить дерзкого знахаря.

- Я не знал, Тео, - сказал он тихо. – Я хотел помочь.

- Я знаю, друг мой. Я знаю. Но это не лучший способ. Пусть меч лежит там, где и был. Этому оружию лучше бы вовсе не существовать, но раз оно есть, то пусть покоится в самом дальнем и темном углу. И дверь надо поставить потяжелее. Дубовую. А еще лучше из сталедуба.

- Я не знал.

- Просто убери его, хорошо?

- Да, Тео, как скажешь. Прости.

Тем временем крестьян и след простыл. На дворе остались только мечники да Олег, который подошел к друзьям и сказал:

- Пошли в дом, нам есть о чем поговорить.

- А где Златовласка? – спросил ученый, оглядываясь.

- Кто это? – спросил Леший.

***

- Я так и думал, что найду тебя здесь.

Златовласка обернулась и захихикала, увидев знакомое лицо.

- Красиво, – сказала она и указала на лошадь белой масти.

- Конечно. Она принадлежала наместнику, который был достаточно умен, чтобы не приближаться к ней.

Теодор Кительсон взял охапку сена и положил его под перегородку стойла. Белая лошадь, которой так и не дали имя, вытянула шею и принялась мерно жевать.

- Там подальше, в загонах стоят еще несколько прекрасных лошадей. Хочешь посмотреть?

Теодор Кительсон взял еще сена и отправился вглубь конюшни. Девушка пошла следом. Они остановились у загона, в котором находилась лошадь черной масти. Густой и жесткий ее оттенок, никак не соответствовал теплому и ласковому характеру животного, как это часто бывает.

- Знаешь, - обратился он к Златовласке, которая осторожно гладила лошадь по носу, - слишком много всего случилось за последнее время. Вот как ведь бывает, да? – улыбнулся он. – Сколько лет я жил затворником, лишь иногда навещаемый Лешим? Я успел перечитать все книги, что у меня были. Я даже выучил язык Тридевятого Царства. Знаешь, как я его учил? По сказкам. Мимо леса проезжал обоз, и из него выпали, а, может, из него выкинули, несколько вполне сносных книг. Там было много картинок.  Очень много. Выцветшие, но вполне понятные. Думаю, книги были детские. Но именно с этого и надо начинать, учить язык, как я теперь понял. Сказки дают начало, первый простой комок пищи для ума. Как грудное молоко матери для ребенка. Так я стал учить язык. Однажды уйдя из леса, чтобы изучить окрестные земли, я попал на ярмарку  в одну деревню - ее теперь нет, как я слышал. Там я выменял кое-как эти сказки на какую-то другую книгу. Это была книга о дичи северных краев. Кайры, моевки, чистики, бакланы, гагарки. Так, я все больше и больше узнавал язык. Я часто наведывался в придорожные кабаки, гостиные дворы и разные сомнительные заведения, где слушал. Даже не так. Не просто слушал, а поглощал всем телом дух местного люда. Где, как ни в языке можно почувствовать, те удивительные вещи, что формируют целый народ? Вот так я научился говорить, на тридевятом. Думаю, что мы и тебя научим.