Два стоящих перед ними монаха, начали открывать ворота. На них не было ручки, ни чего-то подобного, за что можно было ухватиться: каждый уперся в свою половину ворот и начал давить на створки — тем самым, открывая ворота нараспашку. Оттуда не спеша величаво выплыл священник, сопровождаемый свитой, почтительно отстающей от него на пару шагов. Священник — благообразный, даже несколько картинный старик был одет как подобает высокому сану: огромный золотой крест на груди, парчовая золоченая ряса и увесистая Библия в худой, похожей на птичью лапу, руке. За ним следовали десять священнослужителей в темной одежде и один, показавшийся Владу весьма подозрительным, монах в белой рясе, скрывающий свое лицо под широким капюшоном.

      — Вот он, — указал Седой пальцем на священника. — Это святой Александр, глава нашего города!

      — Глава! Значит, он церковник.

      — Да! Пойдем!

      Они вышли из машины и последовали за священнослужитем и его свитой. Шли они недолго: позади остались всего пять домов. Все люди, завидев процессию, выбегали на улицу, кто из домов, кто из палаток.

      — Святой, возьмите нас собой!

      — Святой, отпустите наши грехи!

      — Святой, у меня есть деньги, возьмите и впустите в свой Храм Божий!

      — Люди! — протягивая вверх ладони, в одной из которых было крепко зажато Священное Писание, заговорил Александр. Монахи пали перед ним на четвереньки, и он встал на них, таким образом возвысившись над толпой, окружавшей его. — Да светится имя Божие! Да падут его враги — монстры!

      — Святой, Шакал не перестает нас терроризировать! Что нам делать? — загудели нестройным хором, перебивая друг друга, стоящие перед замершей процессией люди. Их количество уже исчислялось на сотни. Владу стало жутковато.

      — Не переживайте. — поднял крест Александр. — Я благословлю вас, и ваши несчастья кончатся! Но все мы знаем, любому человеку нужен хлеб и… жертва!

      — Да, великий Святой.

       Из толпы вынесли младенца.

      Мужчина упал на колени и протянул жалобно хнычущего младенца священнику. Другой горожанин подошел к странному белому монаху, отдавая ему пакет с кучей патронов. Навскидку Владу показалось, что их там было не меньше сотни.

      — О, Господен Великий Архангеле Михаиле! Помоги этим грешным людям и избавь их от труса, потопа, огня, меча, и напрасной смерти, от великого зла, от врага льстивого, от бури, несущейся в ночи, от лукавого избавь их навсегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. — Все люди хором отозвались: „Аминь''. К священнику подошёл белый монах и подал ему золотой кинжал.

      — Что они делают? — Влад рванулся в сторону толпы, чтобы забрать ребенка, но Седой скрутил его в удушающий захват. — Что ты творишь? Отпусти меня!

      — Смотри! Смотри! Вот зачем мы хотим убить этих скотов. Это не бог — это узурпация власти над городом! Не мытьем, так катаньем!

      Влад перенаправил взгляд на священника который начал заканчивать молитву. В глазах темнело. Неужели он все же сделает это?

      — Святой Архистратиг Божий Михаил, молниеносным мечом Твоим отжени от этого дитя дух лукавого, искупающегося и томящегося в нем. — Священник занес кинжал над младенцем. — Аминь! — Все люди опять в один голос сказали ‚Аминь'', Священник опустил кинжал и вонзил лезвие в плоть жалобно скулящего ребенка. Влад выдохнул. Хныканье прекратилось. Толпа безмолвствовала. Казалось, тишина сделалась материальной, сжимая их плотным кольцом со всех сторон.

      — Отпусти! — взбесился Влад, пытаясь выкрутиться из хватки Седого. — Я их убью!

      — Ооо, теперь ты готов их убить, но уже поздно, ребенок все равно уже мертв! Даже если я отпущу тебя, даже с твоим владением мечом тебе не справиться с такой толпой, особенно возглавляемой белым монахом! Смотри… начинается самое жуткое!

      К священнику по одному потянулась цепочка жаждущих получить благословение. Золотой церковник макал палец в кровь младенца и величавым жестом чертил на лбу людей кровавые кресты. Все, кто получил это красное причастие, радовались как дети, у них словно начинался экстаз — видно было, что они искренне наслаждались свершившимся. Влад не верил своим глазам — и это люди, такие же по виду как он сам! Безумные фанатики, которые сами не ведают, что они только что сотворили! Убить ребенка — это самый страшный грех на земле, а они ликовали, словно свершили что-то праведное или получили долгожданный подарок! В это невозможно было поверить — и все же это сейчас происходило прямо перед глазами оцепеневшего от прилива ненависти Влада. Последним окрестили того, кто держал мертвого младенца. От радости он швырнул тело ребенка в толпу, где над ним издевались: топтали его, перекидывали как мяч к другму краю собравшихся. Влад, сам того не замечая, беззвучно рыдал, наблюдая за происходящим, обмякнув в захвате Седого.

      — Уроды! — сквозь душащие его слезы произнес Влад и закрыл глаза, потому что больше не мог смотреть на эту мерзость.

      — Смотри! Ты должен это видеть. — Седой тряхнул его так, что Влад прикусил язык и от боли раскрыл глаза, судорожно сглатывая и чувствуя во рту привкус собственной крови — Смотри! Разве этот ребенок заслужил такое? Разве нормальные люди будут так делать? Это все их вера! Это все их бог, которого они так восхваляют! Я верю в бога — но я не верю, что он требует такой жертвы! Мы должны их уничтожить, закопать в землю, чтобы всех этих ублюдков сожрали черви — с их парчой и ханжеством. — Влад отцепился от говорившего, опуская плохо слушающиеся руки. Так же сделал и Седой, ослабляя захват и выпуская его. — После этого жертвоприношения, они выберут людей и заберут их к себе — но прикол в том, что этих людей больше никто не не увидит, — после того как они переступят порог обиталища церковников.

      — Что я должен сделать? — как будто в трансе спросил Влад Седого.

      — Ты должен убить его охранника, белого монаха, который вечно нам мешает.

      — Хорошо, но вы должны после этого дать мне сто патронов, снарягу, машину с перевозчиком до Денисовки.

      — Договорились… и кстати, сегодня ночью, мы пойдем в гости к Серым волкам. Ты с нами?

      — Да! — Даже после увиденного Влад помнил про свою обиду и обман аферистов, хоть сейчас ему казалось, что в сердце будто проделали дыру — словно священник вместе с младенцем пронзил кинжалом его самого. — Но мне надо кое-что сделать!

      Влад рванул в сторону толпы так внезапно, что Седой не успел остановить его. Он расталкивал окровавленных фанатиков в стороны, пока не дошел до священника.Тот стоял и наблюдал за происходящим с недоброй усмешкой. Лицо его было в морщинах и в потницах, глаза серые и непроницаемые, как утренний туман. Влад подошел к нему поближе. Толпа замерла.

      — Сын мой! — удивился Александр. — Тебя не успели помазать кровью! Что-ж, сейчас ребенка докинут в нашу сторону, и я…

      — Вы и правда, — перебил его Влад, — думаете, что этого хочет бог?

      — Сын мой, я не….

      — Я не твой сын! — заорал Влад. — Мой отец — Андрей Самойлов, только он, и никто больше!

      — Богохульник! — ухнуло за его спиной. Влад обернулся и поразился, какой ненасытной злобой горят глаза поклонщиков. — Как он посмел оскорбить Святого? Мы все его дети!

      — Вы глупцы! — сказал Влад толпе. — Вы не видите истину!

      — Как тебя зовут? — обратился к нему Александр.

      — Влад!

      — Влад, ты веришь в бога?

      — Да!

      — Вот и я верю, и он говорит мне, что спасение лежит через кровь младенцев. Все, кто был помазан нынче кровью, больше не будут знать тирании Шакала.

      — Бред! Вы и вправду в это верите? Вы слепы, вас ослепила собственная вера, которую вы переделали под себя. Вам нужна…

      Влад не успел договорить, как его ударил кто-то сзади в голову. Он упал и перевернулся, оглядываясь по сторонам. Ближе всего стоял мужик с одуревшим, словно не видящим взглядом — видимо, он и нанес удар. Влада окружили люди, сжимая кольцо все плотнее и подбираясь к нему. У большинства были безумные, побелевшие от ярости глаза, и слюни струились бесконечным потоком из раззявленных ртов, как у бешеных собак.