Та, что стала для меня второй Ритой, сверлит глаза. Она другая, она не может принять меня таким. И я свыкся с мыслью, что снова отрываю от себя кусок сердца, отдаю на съедение шакалам, а душу выметаю поганой метлой. Девушка глядит на меня и шепчет… и шепчет…

Самокрутка давно превратилась в пепел в руках старика. Тлен пикирует на бежевый сюртук, оставляя на том характерную отметину. Если бы не звук угасания пламени в керосиновой лампе, можно было бы подумать, что оказался в вакууме. Гул, доносившийся с соседней обители, стих, как приглушились все звуки на станции. Даже беспризорники, казалось, покинули пристанище и отправились в сторону Девяткино без каких-либо средств химзащиты. На верную гибель подобно зазомбированным адептам секты. Сословие сменит нынешнее, а то предыдущее и так по цепочке, пока окончательно не умрут пирамиды, а вслед за ними время.

— Дяденька, Молох — это вы? — впервые за долгое время подал голос малец.

Ленин не ответил, хотя подросток прекрасно понимал, что перед ним человек, перевернувший с ног на голову всё метро. Сюртук, самокрутка, флегматичный вид, косящий под дедка, лишь подтверждало то, что герой шифруется. До того момента, пока армия, перейдя город, не выйдет к Площади Мужества. Веганы, ведомые им, рассказчиком, устанавливают власть на Политехнической. Остался час, последние 60 минут, отведённые для Академки и Гражданки до того, как те превратятся в прах подобно тому, как обратились в руины другие станции. У выживших осталось два пути: город или Девяткино. Но там и там пережившие Катастрофу обретают себя на верную гибель. Радиация милосердна только к веганцам и мутантам.

— Что стало с девушкой? — парень понимает, что времени на отступление у него не осталось, и все попытки спастись — лишь повод отсрочить неизбежную смерть.

Собеседник долго смотрит на бычок, после поворачивает взор на мальчугана, пусть и на полдня, но ставшего ему вторым Глыбой, Чумой. И той, о ком идёт речь. Академическая пуста: опасаться разоблачения не стоит. Не понятно зачем Ленин пролил душу, если только не извинялся перед сотнями и тысячами павших в войне, ибо веганы не щадили никого. На всей территории Северного Альянса до Академки в живых остался один Антон Сомов, признавший власть Империи. Власть одного индивида, прошедшего семь кругов ада, дабы постичь истину и направить её в нужное русло. Теперь не страшны монстры. У человечества есть шанс. Пока Приморские и другие независимые станции будут себя изживать, подобно рыцарям, берущих на измор, Веган выйдет на улицы Питера и возродит жизнь. Привнесёт её за пределы города, дойдёт до Москвы, до Владика, очистит Транссиб от нечисти. И тогда, может, воссияет солнце, и новые гипербореи освоят Гею.

Веганцы пересекают пустой блокпост станции. Там же, в последних рядах к отряду присоединились лемуры. Осталось две станции, которые отойдут последним. И всего ничего до человека, открывшего юноше правду. Слушатель напоминал того парнишу, с которым диггер встретился на Академе. Кому подарил пулю и банку тушёнки. От всей души, как если бы тот был его сыном. Как же тебя звали? Пашка? И что с тобой стало? Спасся ли ты? Успел ли подняться в город на Неве, чтобы, пройдя через половину Питера, просить крова у Приморских? Или хотя бы у военмедов. Может, встретить Карпова, оставшегося наедине в руинах каменных джунглей. Это не важно. Важна Чулок, шептавшая Молоху на ухо, что…

— Принимает меня, ибо любовь сильнее. Она пойдёт со мной до конца, дождётся под опекой Сомова, пока нога веганца не вступит на территорию Девяткино. Метро вернуло мне Риту, ту самую девушку, которую я встретил несколько месяцев назад, когда по незнанию уложил веганца. Затем потерял Её, чтобы встретить уже там, на подходе к Волковской: женщину в сексапильном красном платье и УЗИ за пазухой. Вдохнувшую в меня жизнь своим поцелуем на площадке дома номер 6 по Белы Куна. Господи, кажется, это было в другой жизни.

Странные существа уже близко, подбираются к ним. Вот-вот, они поднимут Молоха на руки, а его, повидавшего за свою жизнь только мраморные стены и ржавые рельсы, сотрут с лица подземки. Он тоже часть истории, аппендикс в новой постапакалиптической жизни, а воспалившуюся заразу надо уничтожать под корню. Но пацан не злится, он по-своему счастлив за героя, показавшегося ему до начала истории старцем, доживающим последние дни. В сердце не осталось обиды, ведь в мире, пусть и таком уродливом, так много красоты, что даже нет времени на злобу. А лишь на любовь, которую нашёл себе Ленин. Не повесил руки, а обрёк силы для борьбы, так как всё возвращается на круги своя.

— Постой! — кричал беспризорник, когда имперцы уже забивали ногами юнца. Мальчик понимал, что от Молоха более ничего не зависит: указы о милосердии давать поздно. Но перед тем как отправиться к настоящему Аиду, подростку нужно было знать одно. — Вы так не ответили, что же нужно Кондуктору?

Молох и сейчас не ответил в виду того, что не успел. С треском хрустнули шейные позвонки под узурпаторскими сапогами. Юноша, скрасивший ожидание героя, выслушавший исповедь, подобно священнику на мессе, превращался в кровавое пятно на сером граните. К Дьяволу! На душе стало легко. Диггера ждёт Белый Чулок. Скоро они встретятся: надо только подождать, ведь плетёные руки стремительно и триумфально несли рассказчика на последний оплот сопротивления Северного Альянса — Гражданский Проспект.

P.S.

«Это конец, мой единственный друг», — как пел Джим Моррисон, чью цитату я взял к эпилогу. История к «Молоху» родилась у меня сразу после того, как я прочитал Шимуна Врочека «Питер». Потом только в руки попался Березин и Дьяков, когда понял, что всё: времени тянуть нет. Книгу сочинял в гордом одиночестве, не опираясь на портал Вселенной Метро, а начал же её до выхода вышеупомянутого Дьякова «Во мрак». Даже раньше первоисточника, своеобразной библией всей Вселенной: «Метро 2033» Глуховского. Потому есть мелкие не состыковки у меня с Дьяковым касательно части некоторых станций метро, а именно Владимирской и Пушкинской, которые я не хотел отдавать ни в чьи руки, сделав, де-факто, заброшенными. Благо, рабовладельческая Александра Невского I вышла более-менее близкой к истине. Надеюсь, всё это мелочи жизни, ведь «Путевые знаки» и «Питер» тоже не совсем пересекаются друг с другом. Считаю, Вселенные у всех должны быть уникальными, но чтоб при оном не пропадала общая суть, нить, связующая все книги, истории, героев, в конце концов. Конечно, жаль, что именно про Петербург написано так мало. Надеюсь, мой роман вдохновит других новичков или закоренелых волков к новым историям о питерской подземки.

В своей книге я цитировал строчки из уважаемого мною рока, фильмов ужасов, опирался на многих авторов. Но самую большую роль сыграл мой любимчик Стивен Кинг. Как видно, в истории есть недосказанность касательно путешествия Глыбы. Кто проштудировал «Тёмную Башню», тот вспомнит, что перед самой концовкой Кинг даёт читателям выбор: либо следовать дальше с Роландом и окунуться в кульминацию истории, описанной на несколько тысяч страниц, либо додумать концовку самому, как я предоставил в случае с вопросом о Кондукторе. Каждая версия имеет право на жизнь. Но не об этом сейчас, а о том, что я предлагаю выбор — либо отпустить Глыбу по течению, либо проследовать дальше, но…

Не знаю, как остальные, но я писал книгу без какого-либо плана, концовки, того, что будет в середине, конце, что станется с героями. Только Молох априори дойдёт до финала и, право, не открыл Америку тем, что старец из пролога и есть наш персонаж. У него, скажем, иммунитет. Книга меня сама вела, вели герои, подсказывали, что отвечать, как поступить, выбрать то или иное решение, а также, когда умереть. Похожую мысль высказывал Пелевин. Что, если все мы — герои книги? Наша жизнь — сюжет, смерть — окончание? Следовательно, есть тот, кто пишет историю, то бишь наш автор, он же Бог. А теперь представьте на мгновение, что все персонажи могут быть настоящими, что мы для них сами Боги и где-то там, в другой реальности, они также реальны, как и мы сейчас. Открою секрет, помимо Молоха, иммунитет был и у Чумы. Тут я дал слабину и, подобно ангелу-хранителю, оберегал того до конца. Остался Глыба. Сделаем же так, чтобы окончание не пошло ни по одному из банальных сценариев: 1) умрёт Глыба; 2) умрёт Постышев; 3) оба умрут. Тем самым, вмешаемся в их жизнь. К тому же, меня просто не поймёт батя, у которого судьба неразрывно связана с Прибалтийской.