— Здравствуй, мама — стараюсь не зарыдать я как ребёнок.
— Ты справился со всеми испытаниями сынок. И ты готов — обнимает она меня. Я чувствую на спине её ветвистые руки. От живого человека не осталось ни следа.
— Где Чума? — говорю я первое, что пришло в голову. Абсурдность. В последний раз я видел свою мать лет этак двадцать назад, а сейчас не могу сказать ей ничего внятного. Эмоции переполняют, мешают думать. Голос дрожит.
— С ним всё в порядке — успокаивает Оно, когда-то породившее меня на свет. Раньше мать не была такой. — Мы редко пользуемся тоннелями от Ломоносовской. В них ирреальность, наши страхи. Наш бункер. Но твой друг тоже справился.
Я не поверил глазам, когда из «улитки» вышел Чума собственной персоной. Для удостоверки я ущипнул себя за нос. Но только палец дотронулся до мяса, как боль дала знать. Нет, не сон. И мы живы, несмотря на то, что нас обоих смыло с бытия, оставив трупы водной стихии где-то там, в антимире.
— Нам нужно многое обсудить — смотрит на меня Чума: старец, прошедший все семь кругов ада и заслуживший ответов.
— Ты прав, диггер — пожимаю я ему руку.
Я снова смотрю на свою мать. Я знаю, что она улыбается, хотя старческая маска, напоминавшая лицо, никак не меняется: нос приплюснут, глаза, как и щёки впали. Ей остался жить один день. Мы все это понимаем. Мать ждала меня до последнего, хотя её срок давным-давно наступил. Чтобы оказаться там, на Пролетарской, но больше никогда оттуда не возвратиться. И вместе мы готовы в последний раз вернуться туда, в бункер, на двадцать с лишним лет назад. «Я люблю тебя, Саша, как и любила твоего отца», — говорит она мне, усаживаясь прямо на край пропасти. Я отвечаю взаимностью. Мы с Чумой устраиваемся по обе стороны от существа, свесив вниз ноги. Уже не боясь, что снизу, из черни, там, где яма достигает недр Земли, выпрыгнет номер 5. Или же Бог метро. Да, именно здесь Он обитает, иначе больше Ему спрятаться негде. Это мы Его выпустили, открыв ящик Пандоры.
С отбоем света я начинаю монолог, когда Рита подсаживается рядом. Она целует меня. Ледяные губы оставляют ожог на рваной щеке, до которой добрались тогда клыки пса. Торчащая челюсть обрастает кожей. Это был её последний прощальный поцелуй. Она просит, чтоб я жил ради Белого Чулка, продолжал, несмотря ни на что. Ради Риты. Ради любви. Кто бы, что ни говорил, я буду жить.
Запись № 9
Минул год с момента, когда в последний раз экспедиция выходила на поверхность. Все они давно мертвы, съедены, как и часть рабочего персонала и подопытного материала с уровня «гетто». Опыты проводить не на ком, так как «крысиная тропа» исчерпала себя — общество у нас поделено на веганов и людей: нас, с верхнего яруса. И здесь, не смотря на вакханалию, зародилась новая жизнь, совершенный младенец. Но он дитя вегана, часть нового мира, хотя внешне признаки у него не успели проявиться. «М», моя жена. Она подарила мне мальчика, которого мы назвали Сашкой. И его я оставлю здесь, среди своих, чтобы в будущем он повторил успехи первых двух экспедиций. Чтобы вышел за пределы Убежища, дошёл до петербургского метрополитена и вместе с новой расой установил там свою жизнь. Чтобы он объединил веган, и, окажись в глубинах Северной Столицы жизнь, вытеснил её расой, способной к существованию в нашем новом мире. Ведь в нём достойны жить ошибки природы <помехи> Они мертвы, веганы прорвались <помехи> Наш персонал уничтожен, остался я последний. Они мстят за то, что мы делали над ними, что мы отняли всё, что изо дня в день пытали, глумились над ними, резали на мелкие кусочки, а младенцев отправляли на разделочный стол. Мстили за то, что трубами мы раскалывали детям головы, пытаясь добраться до тайн мозга, давно позабыв то, с какой целью мы всё это делаем. Мстили за то, что мы поедали их, становясь такой же мертвечиной, пока веганы смотрели и ничего не говорили. Пока они жевали свои языки, упивались своей кровью <помехи> «М». Она ушла вместе с группой подопытных по направлению к городу. Кровавой пятёрней она простилась своим следом на двери бункера. Но жена покинула сына. Так надо было. «М» <помехи> Молох <помехи> Жертвоприношения детей. Мы все хотим есть. И мы остались, чтобы воспитать его, воспитать для мести, чтобы однажды он вернулся в метро и нашёл наших предков. Вот почему мне сохранили жизнь. И я буду следить за Сашей, посылать сигналы, чтобы в будущем вновь увидеть сына <помехи> Я остался один с отпрыском. Он уже такой большой. Молох, которому пророчено воссоединить кровные узы. Сотворение нового мира, но без людей. Новой расы. Сверхчеловеки. Прощай мой, сын, прощай. Найди свою мать. Я знаю, что она дошла. Жди моего сигнала, жди <помехи> меня <помехи>
место Молоха / время Молоха
Впервые в своей жизни я вышел на поверхность. Солнечный свет, подобно водной глади перед особняком, плескался в глаза. Мне отец рассказывал о том, ЧТО встретила вторая экспедиция, какие невиданные ловушки могут поджидать меня. Рассказывал о маннергеймцах. О кувшинках, бизонах и прочих диковинных живностях. О бесхозном сапсановском поезде и о зомби, обитающих чуть дальше за ним. Также ввёл в историю, рассказывая о Ленине, о том, что в случае конспирации стать им. Преображенский умнее нас всех. Пусть он остался человеком, но во мне течёт наполовину кровь Вегана. Надо только дойти до метро, помочь в сотворении нового Эдема <помехи> И я стою перед станцией Гражданский проспект <помехи> Библиотекарь оставляет мне имя. Молох. Меня зовут Молох <помехи>
«Я пошла бы за тобой на край свет по пылающей поверхности Земли. Ведь любовь сильнее мира, сильнее людей. Эгоистичное чувство, держащее на себе вселенский разум. Живое, находящееся там, за триллионы световых лет от нашей измордованной планеты. И в других галактиках, возможно, мы найдём покой. Наше время здесь закончилось. Я дала тебе второй шанс, мы дали шанс. Ты поведёшь нас через всё метро, огнём и мечом срывая рельсы, истребляя всё живое, если они не союзники тебе. И ты найдёшь свою единственную там, на севере подземного убежища, созданного людьми за много лет до нас, но в одно время с Убежищем».
Мне это шепчет Рита, от лица себя, от лица всей Империи. Они долго меня ждали. Станция Обухово, ставшая живой, пережившая всё то, что пришлось переживать моим предкам. Время под утро, они собираются, совещаются. Они пройдут через Пролетарскую, ведь большой группой станция не представляет вреда. Ни разу Пролёшка не давала таких ярких воспоминаний, как мои. И я это понимаю, как поняла «М», с улыбкой на лице сделавшая последний свой вдох в жизни, пока тёмная пропасть прибрала её к себе. К мужу. Всё понимал Чума, но я знал, что он погибнет, если последует со мной на север. И я уговорил его остаться в Обухово, пока не умрёт последний несогласный, падут станции и Альянсы, и на меня не перестанут охотиться. Ведь сегодня все карты рассекретятся. Мне понадобится день, чтобы выйти к Площади Ленина, пока за мной не будут стягиваться войска Вегана в обход военмедам. И тогда падёт Гражданский Альянс, как закончится мой перевал. Ведь в этом цель: дать шанс новой жизни. Испытание двух амнезией позади.
Священный поход. Бордюрщики в огне, хотя станции, к сожалению, невозможно сжечь дотла. Но пламя способно, подобно Помпеям, умертвить резидентов угарным газом. «Арсенал будущего»? И что ж Империя раньше ждала? Неужели, настолько важен лидер, о чём я говорил ещё два дня назад Геннадию Андреевичу. Коммунисты, КУ, хиппи, даже Глыба и Ахмет — все они подготовили почву. Но дальше Маяка мы идти не стали: заслоны Приморского Альянса намертво держали оборону.
И в считанные минуты Площадь Восстания перешла в руки Вегана. Ещё сегодня здесь прохаживался Глыба. Но никто ничего не понял, не ждал: ни он, ни соседи. Чернышевская обескровлена. Сделав перевалочным пунктом станцию, к военмедам я отправился один, предоставив армии веганцев день на передышку. Там же в переходе, дав себе форы в полдня, я устроился на ночь, затем, утром следующего дня, минуя станцию-крепость, вышел к Сампсониевской. Оттуда на Выборгскую. Бенелли лишь однажды пришлось привести в действие, когда на меня напали двое фанатиков «Исхода». Одному на Выборгской 2 я пристрелил причинное место, оставив того загибаться в крови, покуда тот не издохнет, другого живьём сжёг постройке, в которой меня, в своё время, огрели по башне. КПП, возведённое неизвестно кем и почему, ещё долго полыхало. Прежде, чем сгорела последняя балка, я вышел к Лесной. И когда веганцы, также минуя Площадь Ленина, шли за мной, я увидел её. Белого Чулка. До того, как началась охота, я успел ей поведать истину, так же, как успел пересказать её тебе, мой верный друг.
