– Держи зажигалку, спички, наверное, отсырели, – и Никитин протянул товарищу зажигалку.

Вскоре в контейнере затеплился свет керосиновой лампы, и стало веселее, уютней. Рыбы было в нём едва ли не вполовину. Они скинули с себя все мокрые рыбацкие принадлежности, с удовольствием и наслаждением переоделись в приготовленную сухую одежду: брюки, рубахи, свитера, шерстяные носки, обувь. Допили бутылку. Закурили, размышляя, как быть дальше.

– Штук шестьсот наловили, Славка! Вот удача так удача нам привалила! – радовался удаче Никитин. – Я теперь из долгов вылезу, за Полю в школу, чтобы собрать ее, денег назанимали, плюс старые долги – рассчитаюсь за все. Дрова, бензин, обновки детям, да и себя не забудем, и еще денег останется до Нового года дотянуть! Жена ворчать не будет, дети сыты-одеты будут, до весны как пить дать дотянем.

– Не радуйся раньше времени, – осадил его рассудительный приятель. – Сглазишь еще…Рыбу сбыть еще надо…

– А куда она денется? Разве было такое, чтобы рыба оставалась? Ну, цены немного скинем…Да и засолим в конце концов – это ж какой резерв, Слав? А к Новому году высушим, закоптим, на базарчик вытащим – у нас с руками ее оторвут! А икра? Если самок хотя бы половина, то каждому выйдет…выйдет… – делам он выкладки. – Та-ак, если с каждой самки по триста граммов икры в среднем плюс триста штук на рыло – то это выйдет восемьдесят-девяносто литров икры, по сорок пять литров каждому. Да на одной только икре мы все свои дела поправим! – радовался Никитин.

– На ОМОн бы не нарваться. В город завезли ОМОНовцев из Хабаровска.

– Какой ОМОН в такую погоду? Спят как суслики!

Размышляли, как быть с рыбой дальше. Оставить рыбу в контейнере было нельзя, рыбу надо было срочно разделывать, срок у нее – чуть более суток. Дождаться утра, чтобы утром продать часть покупателям? Это еще хуже – во-первых, было ясно, что в такую погоду не приедут покупатели, и все равно ее всю не продашь. Большую часть надо увозить домой, часть разделывать, а часть тащить на рыбный базарчик на «клюшку», на жилой массив, где всегда было много покупателей.

– Давай к теще отвезем, у неё и поспим немного, – предлагал Славка.

– А разделывать? А если с утра пост омоновцы поставят, мы же не прорвемся в город, дорога-то единственная, будем здесь с рыбой тухнуть…Кто-то должен разделывать, а мы продавать.

Это была правильная идея, и Славка с ним согласился. Можно было сделать еще один маневр – грузить рыбу в катерок по частям и перегонять его на одну из городских тихих стоянок, где точно не нарвешься на хабаровский ОМОН или местных ментов, а оттуда – уже домой. Но это был долгий путь, пять ходок не меньше по штормящему Амуру. Это небезопасно на груженой лодке – замучаются и до утра не управятся.

– У тещиных соседей прицеп стоит возле ворот. Взять и притянуть его сюда, погрузить все в прицеп, – предложил Славка.

– Ты что их будить будешь? – поинтересовался Никитин.

– Зачем? Мы и спрашивать их не будем, возьмем, перевезем и поставим обратно, дадим потом им пару «хвостов»…

– Это идея.

– Штук сто тут оставим, в контейнере…Выспимся, я сюда приду, продавать буду, а ты дуй на базарчик, там продавай, а жена с сестрой пусть разделывают, икру готовят, – продолжал Славка развивать общую идею.

На том и порешили.

Никитин завел автомобиль, и они поехали в слободку, где жила тёща Вячеслава. Это было недалеко. На ухабистой дороге, переваливаясь с боку на бок и ныряя в лужи, цепляя днищем особо выпиравшие бугры под маты-перематы Никитина, автомобиль на самой малой скорости выбрался на центральное шоссе слободки. Называлось шоссе Восточным. Проехали сотни две-три метров, а затем через три или четыре улицы по команде Славки Никитин свернул ещё раз вправо. Приятель, сидевший рядом с ним, вглядывался в непроглядную темень улицы, в ее левую сторону. Никитин включил дальний свет фар для лучшей видимости.

– Вон прицеп, подруливай к нему, – узнал Славка родные пенаты.

Что-то темнело у забора впереди, слева от ворот. Когда подъехали к дому, ни одна собака не тявкнула, не подала голоса, словно бы все поселковые псы в эту ненастную ночь утратили все свои сторожевые инстинкты. Заметив слева мостки через кювет, Никитин подстроился под них и стал подавать автомобиль к дому задним ходом. Пришлось приспустить боковое стекло, чтобы точно въехать на мостки и ненароком не свалиться в кювет.

– Может, переждем дождь, Слав? – предложил Никитин.

– А когда он кончится? Ни конца, ни края не видать. Давай рули поближе и будем цеплять, не сахарные, чай, не растаем. Трос у тебя далеко?

– В багаже лежит, сейчас достану…

Он проехал мостки и подрулил к воротам. Оба выбрались из автомобиля, и сразу же попали под потоки холодного дождя. Никитин с сожалением подумал о том, что они поторопились переодеться, а теперь промокнут до нитки, и его хронический кашель опять даст о себе знать ночью. Там, на тони, в рыбацком облачении, увлеченные добычей, холодный дождь не чувствовался не то, что теперь.

Светя фонариком, Никитин зацепил крючок буксировочного троса за буксировочную петлю, устроенную под днищем автомобиля специально для буксировки. Затем вдвоем с товарищем подняли станину прицепа и просунули в кольцо трос и связали его.

Промокли до самой нитки. Но зацепили и вытянули прицеп на дорогу.

Затем они вернулись на лодочную стоянку. Никитин подогнал автомобиль и прицеп к контейнеру, и за полчаса они перебросали рыбу из контейнера в прицеп. Его борта были низкими, и пришлось нарастить борта досками и фанерой, но все равно вся рыба не вошла в кузов, пришлось часть рыбы погрузить в багажник. Затем накрыли прицеп куском брезента, подоткнули края.

– Ну, с богом! – произнес его товарищ, когда управились и сели в автомобиль.

– Работы мне на остаток ночи, таскать да разгружаться.

– Может, тебе помочь? С тобой поеду, разгрузимся, я у тебя заночую?

– Нет, сам управлюсь, ты давай, как договорились, дуй к себе, высыпайся, а с утреца на стоянку двигай…

Никитин подвёз приятеля к тещиному дома, где тот собрался провести остаток ночи. Затем развернулся, переключил фары на дальний свет и направил его на калитку дома, где уже стоял приятель, сгорбившись от льющегося сверху потоков дождя, нажимая на звонок. Слышно было, как глухо, нехотя, с ленцой залаяла собака, должно быть, не покидая своей конуры и недовольная тем, что ее потревожили.

Никитин снял фуражку, вытер тряпкой мокрый лоб, затылок, лицо, поелозил за спиной, куда тоже натекла вода, расстегнул куртку. Облегченно вздохнул, как вздыхают мужики после окончания большой важной работы, проделанной хорошо.

Отъехал он только тогда, когда в доме тещи друга зажегся свет.

Никитин осторожно вёл свой «жигулёнок», то и дело приспуская боковое стекло и поглядывая назад, где ему внушали опасение наращенные борта прицепа: не развалились бы они да не растерять бы рыбу по дороге? Он уже миновал поселок, проехал поворот, ведущий на аэродром авиационного завода; вот потянулся деревянный заводской забор, за которым темнели корпуса цехов, и высилась труба котельной, – ещё немного и побежали по левой стороне домишки частного сектора другого поселка, называвшегося Победа.

И вдруг в скупом свете фар, в завесе дождя, выросла почти посередине дороги человеческая фигура в плаще-накидке с капюшоном, – взмахнула полосатым жезлом, приказывая ему остановиться и припарковать к обочине.

«ГАИ! Нарвался! – промелькнуло в голове Никитина. – Как их угораздило высунуться в такую мокрядь? Ах вы, суки! Всё пропало! Может, рвануть наудачу?»

Медленно притормаживая на мокром асфальте, он проскочил гаишника и припарковался справа у обочины метрах в пятидесяти от гаишника. И не сразу он заметил гаишную «Ладу», спрятавшуюся на зеленом газоне, в кустах. Пока гаишник шел к нему, Никитин снова подумал: «Может все же рвануть? До дома всего с полкилометра, оторвусь, главное рыбу доставить домой, а там пусть едят с потрохами».