Трехэтажный особняк этой преуспевающей строительной компании, переделанный из здания бывшего детского сада, был обнесен высоким бетонным забором. Надстроенный третий этаж резко отличался от двух остальных красным цветом кирпича, более частыми, но меньших размеров окнами со свежими, еще не крашенными снаружи рамами, различными фигурами и узорами из кирпичей, положенных поперек и выпущенных на несколько сантиметров вперед против общего ряда кладки. Венчали особняк деревянные, узорчатые башенки. «Северо-Западная строительная компания», – прочел Никитин табличку возле ворот.

Внутри дворика росли, как видно, с осени высаженные аккуратными рядками елочки и были разбиты цветочные клумбы, меж которых пролегали асфальтированные дорожки. А сбоку особняка располагалась автостоянка, на которой были припаркованы три джипа и несколько японских легковушек. Какой-то человек в камуфляжной форме и спортивной шапочке, вероятно, охранник, лениво шаркал метлой по асфальту – сгонял с тротуарной дорожки воду от растаявшего снега. Работа была бесполезной, и Никитин сразу определил, что человек просто «дуру нарезает» от безделья, чтобы начальство не говорило, что вот-де сидит без дела.

У закрытых металлических ворот находилась деревянная будочка с дверью и двумя большими окнами – одно выходило наружу, другое – внутрь дворика. Это была проходная.

Никитин приблизился к ее дверям вплотную. Будочка насквозь просвечивалась солнцем. Он миновал ее и оказался во дворе. Рядом с проходной прогуливался еще один охранник, тоже в камуфляжной форме и спортивной шапочке на голове. Заметив Никитина, он с ленцой, шаркая ботинками с развязанными шнурками, подошел к нему. Это был молодой человек лет двадцати пяти, сытый, круглолицый, с неприятно, по-бабьи, отвисающим задом, – скорее всего жиреющий от неподвижности своей работы. Ему было даже лень завязать волочащиеся по асфальту шнурки, – должно быть, сунул в ботинки ноги, чтобы выскочить и прогуляться, а его шаркающая, ленивая походка сказала Никитину о том, что его нечасто тревожат в течение дня. Никитин заметил еще, что лицо у него было, как у скопца, с редким пушком, не знавшее бритвы.

– Вы по объявлению о работе? – спросил охранник.

– Да, – ответил Никитин.

– С дальнего торца дверь, – проговорил охранник и махнул в сторону особняка.

Внутреннее убранство особняка отличалось еще большим благополучием и довольством теплой, сытой, отлаженной жизни: в холле стояли пальмы в кадках, два огромных аквариума с рыбками, кожаная мягкая мебель у входа, стены были отделаны мраморной крошкой. Все это было не в диковинку Никитину, он видел офисы и покруче этого, но теперь даже всякий вид обычного благополучия и довольства вызывал в нем острую тоску.

За день шатания по слякотным улицам города у него промокли ноги от дырявых подошв; в правом ботинке при каждом шаге слышался противный хлюпающий звук, и, как тщательно ни вытирал Никитин ноги о губчатый коврик у входных дверей, за ним все равно оставались мокрые следы на новом, ещё не затертом линолеумном полу. Никитину даже казалось, что они оставались не от самих ботинок, а от насквозь промокших носков.

У одного из кабинетов первого этажа было многолюдно. Часть людей в ожидании своей очереди сидели на стульях, а часть стояли вдоль стен, либо поодиночке, либо группками. Некоторые из них о чем-то вполголоса переговаривались.

Никитин спросил последнего в очереди и в ожидании сел на освободившийся стул, по привычке подобрав под себя ноги.

За три года полного безденежья с тех пор, как летом 1995 года его – некогда инженера-технолога одного из отделов судостроительного завода – уволили с предприятия из-за остановки предприятия и отсутствия заказов, он еще не успел до конца обноситься. И если судить по одежде, он еще не выглядел совсем оборванцем, последним нищим. Кроме ботинок, еще ничто не кричало в его наружности о бедственном положении. Он снял норковую рыжую шапку – она была еще хороша, мех вытерся только на ободке, у подкладки. Кашемировое пальто тоже смотрелось еще пристойно, так же, как и фланелевый шарф в коричневую полоску, под цвет пальто. Но его ботинки со скошенными каблуками, в некоторых местах зашитые по швам простыми нитками, так и кричали о нищете. Купить новые было не на что, а отдать такую рвань в починку он стыдился, да и, вероятно, их бы и не взяли в ремонт, так что, бывая в присутственных местах, Никитин старался прятать ноги под стул или под скамейку и никогда не сидел, заложив ногу за ногу.

Ждать своей очереди пришлось около часа. Из кабинета то выходили, то очередные входили, и на всякого вышедшего из кабинета тотчас же набрасывались с расспросами: как да что, о чем спрашивают, какие вопросы задают, да какие требования? – в точности все было, как на студенческом экзамене, когда проэкзаменованный выходил из аудитории, либо счастливый, либо несчастный, либо недовольный.

Никитин присматривался к людям. Были среди безработных разные люди – и немолодые, как он, и молодые, и среднего возраста. Случалось, кто-то выходил из кабинета со счастливым лицом – это означало, как уже понял Никитин, что такому человеку давали направление на участок на собеседование с его начальником. Практически это означало, что человека принимали на работу.

Северо-Западная строительная компания строила железные и автомобильные дороги по всей России, и теперь прокладывала железную и одновременно автомобильную дорогу к населенному пункту Эльга, который находился в Якутии, где имелись богатые запасы каменного угля.

Никитин с любопытством прислушивался к разговорам, которые велись около него ожидающими людьми.

– А если к частникам куда-нибудь на лесоразработки податься или к старателям на золото? – говорил один из них.

– Да, к золотарям бы сейчас податься… У золотарей сейчас самое время начинается, – соглашался с ним другой.

– Размечтались! Там вас ждут-не дождутся! – слышался ещё чей-то голос.

– Не знаю, как насчет золотарей, – говорил ещё один, – а про этих лесных частников я наслышан – во! Человек пять-шесть своих ребят встречал, и все в один голос говорят, что там один обман. Да, жрать дают, нищие авансы дают, а зарплаты нет. И не жди. А загибаются в тайге так, что не приведи господи! Все из тебя выжмут!

– Смотря где! – встрял еще кто-то. – Я у одного работал, он пятьсот баксов платил, но вкалывали мы почти весь световой день! Часов по четырнадцать-шестнадцать да без выходных!

– Да, у частников кабала, будь здоров!

– Да-да, я тоже об этом слышал, – подтвердил еще один.

Говоривших было четверо или пятеро, сошедшихся здесь, видимо, случайно, судя по разговору, из разных мест, но у Никитина сложилось такое ощущение, что все люди здесь были знакомы между собой. Впрочем, он знал, что в таких местах люди знакомятся быстро, и новости разлетаются мгновенно. Уже, как видно, не один раз они столкнулись друг с другом в различных конторах в поисках работы. И еще Никитин знал, что такие вот конторы, помимо биржи труда, являются как бы неофициальным источником сведений о состоянии, так сказать, рынка труда в близлежащей округе. Придя в такую контору и разговорившись, можно было узнать, кого и куда могут принять, где и сколько платят, какие условия и многое другое. И ему не надо было тратить много времени, чтобы узнать, что это была за публика, среди которой он сидел в ожидании. В основном, это были люди, ищущие сезонных, вахтовых заработков, некоторые из них принадлежали к разряду перекати-поле. В городе на заводах, на стройках, которые еще теплились, работу им было не найти.

… -И все талдычат: «Подождите, мол, лес еще не продали, контракт-де не подписан, деньги на счет не поступили. Лапшу на уши вешают. А то еще, мол, налоговая наехала…Врут годами и годами – одни авансы да жрачка, чтобы ты не подох…Люди уходят, а зарплата – ищи свищи, ходи не выходишь…

– Это точно!

– Нет, ну их, этих частников!