— Мне всё равно. Я хочу его получить.

Регрер противно захихикал.

— В твои годы мне не требовались зелья, чтоб уломать смазливую ясырку. С какой стати я должен помогать тебе, эдлер?

Его смех оборвался сдавленным всхлипом, потому что Сорбус схватил его за горло и указал вверх.

— Я умею убеждать, доктор. Как по-вашему, зачем нужны вон те перекладины под потолком?

— О-э-ы… — выдавил старик, кривясь от боли и тщетно пытаясь отодрать душившие его пальцы.

— Чтобы далеко не бегать, если надо кого-нибудь вздёрнуть, — продолжал молодой человек.

— Ладно… хорошо… — просипел Регрер.

— Не понимаю, почему вы, старики, так цепляетесь за жизнь, — презрительно сказал Сорбус и разжал кисть.

— Молодой и глупый, — глаза магистра горели злобой. — Топором махать научился, а разговаривать нет. Ничего, жизнь тебя ещё потреплет, щенок! Смотри, как бы халдор в тебе не разочаровался. Я дам тебе снадобье, но сначала отведи меня к Хазару: мне нужно сообщить ему о результатах.

— Нам не нравится эта идея! Мы никуда не поедем! — строптиво произнесла Ева-Мария. Она не спала всю ночь и теперь сидела за столом с бледным и несчастным видом.

— Тебя никто не спрашивает, — не глядя ответил Хазар.

— Вам придётся с нами считаться! — выкрикнула принцесса, бросая ложку. Этого ей показалось мало, и на пол полетели тарелка, блюдце и железный кубок.

Все оглянулись. Дратса вскочила с места, но халдор жестом велел ей сесть обратно и под сочувственные смешки подчинённых вывел принцессу из зала.

— Мне надоели твои выходки, особенно при посторонних, — без обиняков сказал он. — Я принял решение, а ты его ускорила. Иди собирай вещи. Раз в месяц вас будет навещать кто-нибудь из эдлеров. Просьбы, жалобы на дурное обращение в письменном виде.

— По какому праву Вы так с нами поступаете? — обиженно всхлипнула девушка, поняв, что несколько переборщила.

Её вопрос остался без ответа.

— Пожалуйста, не делайте этого! Пусть всё останется как есть. Мы обещаем больше не сердить Вас. Мы умоляем Вас! — королеве даже не приходилось притворяться: слёзы сами текли из её сиреневых глаз бурным потоком. — Почему Вы так жестоки? Вам надоело наше присутствие?

— Не только мне, — он окинул её хмурым взглядом. — Я не хочу у себя в замке истерик и скандалов.

— Разве мы кому-то мешаем? Вы погубите меня и моего ребёнка!

— Хватит лить слёзы, это не поможет, — холодно сказал король.

— Сжальтесь надо мной! Мы не можем жить в ссылке в какой-то глуши!

— Чем реже наши встречи, тем лучше, — Хазар был непреклонен.

— Пожалуйста, будьте милосердны! Отправьте нас в Эридан! Ради бога! — принцесса молитвенно сложила руки. — Мы сделаем всё, что Вы захотите!

— Эти глупости ни к чему. Что нужно, я беру сам, без просьб и одолжений, когда приходит время.

Ева-Мария залилась румянцем и молча опустила голову: она пребывала в уверенности, что перед её нежным голоском и слезами не устоит ни один мужчина, но впервые в жизни её мольбы остались без ответа.

На этом, собственно, всё и закончилось. После завтрака Элию и Еву-Марию сопроводили к выходу. В коридоре им встретилась другая процессия: несколько стражников во главе с Бэйдом вели во дворец красивую молодую девушку с чёрными волосами. Поравнявшись с ними, она повернула голову и ревниво оглядела принцессу.

— Chto za devka? — буркнул, замедляя шаг, вечно недовольный Никза.

— Na zamenu, — пошутил Бэйд.

У новоприбывшей тоже были вопросы, но в ответ на лопотанье девушки Бэйд втолкнул её в небольшую комнату, увешанную коврами и шкурами. Минимум мебели и непритязательность обстановки не смутили её — она развязала узел и принялась деловито раскладывать вещи. Её внимание привлёк большой короб с плетёной крышкой; вытащив лежавшую там одежду, гостья заверещала от восторга и кинулась к зеркалу. В это время кто-то постучал в дверь, и девушка обернулась, прижимая к груди ало-золотые шелка.

— Banya, — привычно сказал эдлер Клиц.

— Найтели где быть? — с трудом преодолевая чужой язык, спросила она.

Эдлер внимательно посмотрел на китийку и не ответил: за долгие годы службы он привык ни во что не вмешиваться и держать язык за зубами. Сопроводив брюнетку к банным и обратно, он исчез, оставив её одну. Девушка принялась наряжаться, напевая весёлые песенки; время пролетело незаметно, и наступил вечер.

Когда снаружи послышались шаги, китийка бросилась к дверям, предвкушая встречу с любимым, но при виде Клица её лицо скисло. Эдлер чуть не выронил поднос с едой: перед ним стояла необыкновенная красавица, гибкая и стройная, как стебель красной ивы.

— Где Найтели? — снова спросила она, в этот раз более недовольным тоном. — Qǐng nǐ jiào tā lái!158

Клиц шагнул назад и захлопнул дверь у неё перед носом. Женские кулачки забарабанили по створке, и порция пронзительных криков, похожих на проклятья, огласила коридор. Эдлер попятился и налетел на Сорбуса.

— Ты так разозлил принцессу, что она теперь ругается по— китийски? — шутливо спросил тот.

— Там не принцесса.

— А кто? — молодой человек не мог скрыть удивления.

— Другая девушка. Её привёл Бэйд.

— А где принцесса?

— Хазар сказал, что из-за того случая с Идгиль во дворце небезопасно, и Никза увёз обеих в верховья Лло. Слушай, ты же понимаешь по-ихнему, ответь ей что-нибудь.

Сорбус прислонился к двери и сделал вид что слушает, но мысли прыгали у него в голове, как поплавки на воде.

— Nǐ fàngxīn ba, tā bùzài, tā kāihuì qùle,159 — наконец сказал он.

За дверью замолчали.

— Ну всё, — с облегчением произнёс Клиц. — Идём ужинать. Давно приехал?

— Только что.

Сорбус был мрачен, и начальник охраны не стал расспрашивать, в чём дело. В юности, будучи гассером, он имел несколько неприятных встреч с Регрером. Старик и тогда был не подарок, а сейчас окончательно спятил; говорят, работавшие при нём квады не просыхали от рома, лишь бы не видеть и не слышать того, что происходило в стенах питомника.

Столовая была пуста. За столом сидел Бэйд; свой ужин он уже прикончил и теперь развлекался тем, что гонял по столу здоровенного паука.

— Соскучился по импакту? — попрекнул бездельника Клиц.

Мужчина широко улыбнулся:

— Там бегают зверюшки покрупнее, их так просто не прихлопнешь. Сорбус! Когда ты успел вернуться?

Эдлер присел на соседнюю скамью.

— Похоже, за ночь здесь кое-что изменилось, — осторожно сказал он, имея в виду Канарейку.

— Я не против перемен, — Бэйд плеснул себе вина. — Логично, что у Хазара кончилось терпение. Архонты стали слишком сильно давить на него: то не делай, в это не вмешивайся. Он мужик или кукла?

— Не всё так просто, — покачал головой Клиц. — Политику острова определяет тинт. Существуют традиции, которые нельзя нарушать, иначе Мроак погрязнет в войнах.

— Как будто до этого войн не было! Вся их политика сводилась к мутным торговым схемам и разжиганию недовольства. Вот увидишь, как только перебьём архонтов и их шавок, жизнь наладится.

— По-твоему, народу легче от мысли, что им правит Хазар? Никто не может жить спокойно без уверенности в завтрашнем дне. Квады хотят воевать, а простого крестьянина заботит погода, урожай, налоги, безопасность, наличие товара в лавке. Не думаю, что Хазар стал счастливее с того дня, как разогнал тинт и взвалил на себя чужое бремя. Всё это не по части халдора: он вынужден сидеть и разбирать хозяйственные дела, в то время как эрлы требуют от него военного похода.

— Не станет он забивать голову проблемами анзатов, — возразил Бэйд. — Пусть этим занимаются другие — например, Гленн. Тебе же известно, что он бывший архонт?

Клиц кивнул и подцепил ножом кусок мяса.

— Эрлы не привыкли вести учёт и решать земельные споры. Ниальп едва читает по слогам, Твазимхар ищет славы. А Тарг? Думаешь, он будет спокойно сидеть в Нахасне?

— Найдёт чем заняться. Может, он всю жизнь мечтал о замке и внуках, — хохотнул эдлер.