− Я выполняю приказ и не рассуждаю.

− Колз, я не ребёнок, давай начистоту, − злым тоном перебил Киллах да Кид. − Мы оба знаем, что нападение на кортеж королевы будет воспринято как начало войны. Мне плевать на политику и вой с материка, но зачем это надо? В очередной раз наживём себе неприятности из-за баб.

− Разве не ясно − у халдора есть личный интерес, − сдержанно ответил Колз.

− С каких пор его личные нужды стоят выше Мроака? Почему ты не сказал ему, что он неправ?

− У тебя шило в заднице, что ли? Уймись, а я сделаю вид, что ничего не слышал.

− А что я не так сказал?

− Худо в карты играть, а козырей не знать, − отрубил эдлер.

Киллах начал медленно закипать, но тут двери лифта открылись, и мроаконцы ступили на взлётную площадку, прямо в снежные объятия ветра.

− Ветер крепчает, − сказал Киллах да Кид, бросив взгляд за борт. Тросы, державшие гондолу, натянулись как струны, а свист воздуха почти заглушил его голос: казалось, метель бушует прямо в кабине. − Меняем курс.

− Понял, иду следом, − просигналили с корабля Колза.

− Полный швах, − ругнулся дежуривший на передней площадке гассер. − Куда нас чёрт понёс в такую погоду!

Корабли развернулись на север. Горы Изгнанников остались позади, сменившись волнистым ландшафтом Долины Облаков. Снегопад усилился − похоже, внизу начиналась буря. Видимость была плохая, приходилось полагаться на приборы. С восходом солнца лучше не стало: за бортом гудел ветер, всюду роилась серая мгла. Дирижабли шли вдоль границы, не зажигая огней, снизив высоту под тяжестью налипшего снега.

Киллах да Кид не сводил глаз со стрелок, нервно поглаживая топор. Эта привычка развилась у него с тех пор, как на одном из пиров у эдлера стащили оружие и он подвергся безжалостным насмешкам эрлов. Ох уж эти несносные старые тролли! Мнят себя важнее всех, хотя никому из них Хазар не доверил захват дирижабля. Правда, позади маячил "Компсогнатус", но Колз шёл вторым, значит, все решения в бою принимает не он. Эта мысль приятно грела душу мроаконца; он даже улыбнулся, представив, как швырнёт девчонку под ноги халдору и потребует награды.

− Прямо по курсу вражеские корабли, − донеслось из наблюдательной корзины.

Эдлер перегнулся через край гондолы. Внизу шёл бой, мелькали сигнальные огни чужих дирижаблей. Раз, два, три, четыре… Он насчитал пятнадцать кораблей. Большинство были мелкими и неуклюжими: сильный ветер разносил их в стороны друг от друга, не давая маневрировать и держать строй. Они легко загорались и падали, их пылающие оболочки исчезали в снежных вихрях, как огненные цветки. Присмотревшись, Киллах да Кид с удивлением понял, что они принадлежат пиранийцам.

− Орудия к бою! − приказал он.

Колз принял сигнал и начал разворачиваться, выбирая удобную позицию. Через пять минут корабли вклинились в гущу боя. Атака застала дирижабли врасплох: они пытались ответить мроаконцам, но это было всё равно что ловить мух зубами. Киллах да Кид уже примеривался, кого снести первым, как вдруг из ближайшего снежного облака вынырнул огромный дирижабль и двинулся прямо на "Эркету".

− Слева по борту корабль! − закричал стрелок. − Он нас протаранит!

Чертыхнувшись, Киллах да Кид выпустил бесполезный штурвал и дёрнул за рычаги аварийного сброса. Судно медленно взмыло вверх, и противник прошёл под ними так близко, что эдлер мог прочитать на флаге название корабля − "Beerenduft". Какого дьявола здесь делает гебетский флагман?! Но размышлять было некогда.

Стиснув зубы, он выровнял дирижабль. Двое мроаконцев заняли нижние выдвижные точки, предназначенные для обстрела зажигательными снарядами под большим углом вниз.

− Огонь! − скомандовал эдлер.

Не ожидавший нападения флагман беспомощно дрогнул, его оболочка смялась и вспыхнула. Не замедляя скорости, дирижабль пронёсся вперёд: снаружи было хорошо слышно, как с шипением испаряется снег на раскалённой обшивке; затем он завалился вбок и спикировал на землю. Раздался оглушительный взрыв, и ввысь взметнулся прощальный погребальный костёр − это на чёрных столбах дыма поднималась в небо душа ангела.

Как только остатки кораблей были добиты, Киллах да Кид отдал приказ возвращаться в Мроак, и лишь ветер − полновластный хозяин равнины − продолжал кружить над обугленными останками, да всё гуще падал снег.

Королева сидела в будуаре, подперев рукой голову, и сердито постукивала ножкой. Мэр ещё раз поклонился, виновато глядя на её надутые губки.

− Ваше Величество, все мы до крайности опечалены подобными капризами природы, но обещаю Вам, завтра погода непременно улучшится.

− То же самое Вы говорили вчера! И позавчера!

− Выражаю скромную надежду, что так и будет.

− Нет, Вы имеете глупость обещать, лорд Бэйсик! А всё, что обещано, должно быть исполнено. И вообще, нам здесь надоело! Скучнейший город на свете − не можете развлечь собственную государыню!

− Ваше Величество, я бы с радостью организовал городской бал, но это дурная примета.

− Что за нелепая отговорка! Почему мы должны страдать из-за каких-то предрассудков! − вздёрнула носик Ева-Мария.

− Ваше Величество, это спорный вопрос, − с достоинством ответил лорд.

− Вы суеверный и жадный дурак! − принцесса не желала ничего слушать. − Подите вон, и если через час Вы не придумаете, чем скрасить наш досуг, Вас обезглавят, и мы назначим более расторопного мэра!

Она повелительно взмахнула рукой, и лорд Бэйсик, которого пробил холодный пот, торопливо вышел из комнаты.

За три дня, проведённых в Демме, дворец с его порядками и обитателями так надоел Еве-Марии, что она с нетерпением ждала, когда же свадебный кортеж возобновит путешествие в Пиранию. Конечно, вначале всё было иначе: с приближением рокового дня королева изобретала различные предлоги, лишь бы оттянуть венчание − то она жаловалась на головную боль, то на плохой сон, то заболевала кашлем, то вспоминала о неотложных делах. Ничего не помогло: в назначенный день и час принцесса в сопровождении пышной свиты взошла на палубу роскошного дирижабля, украшенного цветами, гирляндами, лентами, гербами и золотыми вензелями E&L. Однако вопреки планам советника, не успели они достичь границы, как внезапно стала портиться погода: набежали тучи, посыпался снег, задул ветер и разыгралась сильнейшая метель. Дирижаблям пришлось повернуть назад и пережидать ненастье в Демме.

Местный мэр был известен своим благочестием и воздержанностью в тратах. Единственным развлечением знати было посещение церкви, театра (сильно уступавшего столичному) и редкие балы (на подготовку которых уходило несколько месяцев). Королева изнывала от безделья, а придворные шушукались о дурном предзнаменовании − с недавнего времени верить в приметы сделалось модным. Если за столом падала вилка, нож или ложка, все начинали с нетерпением поглядывать на дверь, ожидая, кто же придёт; если на стене замечали покосившуюся картину, хозяевами овладевал приступ депрессии; многие не стеснялись заглядывать соседям в чашки с чаем, чтобы вызнать про их интимные тайны; и уж, конечно, стоило кому-то чихнуть, все тут же затягивали хором: "Чихнешь в понедельник − будь настороже. Во вторник чихнешь − поцелуешь прохожего. В среду чихнула − письмо получишь. Чихнула в четверг − жди еще лучшего. Чихнула в пятницу − беды не миновать; в субботу − милого завтра встречать" − в общем, ни плюнуть, ни споткнуться, как выразился начальник тайной канцелярии.

Положение усугублялось тем, что Ева-Мария лишилась сразу двух любимцев − своей компаньонки Шерлиты Кастоны и гебетского шута. Весёлая модистка оказалась замешана в каких-то махинациях с королевскими заказами: ей вменяли в вину растрату и присвоение государственных средств. Что касается дурака, он бесследно исчез, и на все вопросы принцессы лорд Фин лишь пожимал плечами, предположив, что шут сбежал обратно в Гебет.