Секач зафыркал, в бешеной злобе топча ногами землю, затем, хрюкнув особенно громко, вдруг с изумительной быстротой ринулся на квада. Если б тот не успел в последний момент отпрыгнуть в сторону, смерть была бы незамедлительной и ужасной. Разъярённая двухсоткилограммовая туша пронеслась мимо и с угрожающей быстротой приблизилась к хенкеру, который маячил неподалёку. У палача вырвалось громкое ругательство. Кнут был бесполезен, как детская игрушка, но хенкер твёрдо стоял на ногах − какой бы ни была опасность, он не имел права выказать страх или растерянность. В последний момент палач тоже отскочил, однако зверь через несколько метров развернулся для нового нападения. Арбалетчики дали залп, но вепрь словно не замечал торчащих в его теле коротких болтов − подкожный хрящевой панцирь служил надёжной защитой от подобных мелочей. Огромный амфитеатр замер, наблюдая за необычной корридой: одолеть врукопашную такого крепкого и свирепого зверя было невозможно. Несколько взмахов ножа навредили зверю не больше, чем укус насекомого; он всадил бивни в левую ногу хенкера и мотнул тяжёлой головой, разорвав бедро до самой кости. Квад закрыл глаза и упал в обморок, словно уже представлял себя на месте хенкера. Хенкер выругался, пытаясь устоять на месте; кровь хлестала фонтаном, уклоняться он уже не мог, но как только разинутая пасть повернулась к нему клыками, его оттолкнули в сторону, и на рыло обрушился сокрушительный удар кистенём − это другой палач подоспел ему на выручку. Массивное тело вздрогнуло, яростный визг перекрыл все другие звуки, захлебнулся и перешёл в хрип. Секач пробежал ещё шагов тридцать, потом тяжело развернулся и снова бросился в атаку, сбив палача с ног и придавив его всей тушей. Несчастный вскрикнул, а сверху налетела белая тень, и длинный острый сай прошил бок хряка ближе к основанию шеи. Подбежали стражники и помогли добить зверя. Над ареной пронёсся гул облегчения. Хенкер, перетягивающий ногу, был удостоен аплодисментов; второго палача пришлось унести с распоротым боком и переломанными костями, а третий вернулся на место, отделавшись порванным плащом.

Убедившись, что ситуация под контролем, Прасет громко объявил, что в этот ход защитникам не засчитана победа и они должны убраться с арены. Палач с саем тут же бросил им вызов, но желающих драться опять не нашлось. Видя, что тун упорно избегает стычек с палачами, зрители шумно выразили недовольство, которое перешло в свист, и на арену опять шлёпнулось несколько помидоров. Расплата была жестокой и быстрой: Прасет объявил супплициум, и голова стоявшего у столба человека под одобрительный гул толпы отделилась от тела.

К семнадцатому ходу тун, кажется, понял, что обстоятельства складываются не в пользу защитников, а потому суетливо выставил вперёд новую фигуру − падавана с большим двуручным топором. Это был угрюмый мроаконец с пропорциями гориллы, и тун надеялся с его помощью освободить парочку смертников, пока палачи не сравняли счёт. В галерее отреагировали на это презрительно.

− Какая-то странная тактика, − сказал молодой кадар. − Почему он не сражается сам?

− Тактика? Эта немытая деревенщина и драться-то не умеет.

− Мда, тун из него никудышный. Предыдущий лез на рожон, а этот, похоже, боится за свою шкуру.

− Интересно, на что он рассчитывает? Вообразил, что сможет спасти смертников или просто тянет время?

− Не думаю, что ему улыбнётся удача. Защитников сейчас вырежут, как младенцев.

− Как знать − дуракам обычно везёт.

Едва детина с топором достиг середины, как решётка опрокинулась, и на арену выбежала любимица публики − серо-коричневая эмбия. При виде удлинённого существа, напоминающего двухвостку с крупной головой и изящными усиками, амфитеатр огласился воплями восторга. Эмбия была самцом, о чём говорили две пары крыльев за спиной и миниатюрная длина − всего метр шестьдесят. Падаван попятился назад и поднял оружие.

Эмбия шустро обежала человека − тот едва успевал оборачиваться, чтобы не выпускать её из виду. Насекомое продолжало бегать по кругу, время от времени подскакивало к мроаконцу, норовя ощупать его длинными усиками. Падаван отчаянно крутил тяжёлым топором, но тварь легко уворачивалась и лишь пощёлкивала челюстями, нервируя его всё больше. Наконец, он замахнулся и бросился к ней; эмбия, с одинаковой лёгкостью перемещавшаяся взад-вперёд, снова избежала удара, и лезвие топора зарылось в песок. Послышался недовольный свист с нижних рядов, боец на мгновенье отвлёкся и тут же был сбит на землю ударом хвоста. Перекувырнувшись, он попытался встать, но эмбия ударила его снова, и теперь топор одиноко валялся на земле. Мужчина вытащил из ножен кинжал, но было уже поздно: внушительные челюсти самца впились в его предплечье. Ремень, крепивший наручи, лопнул, и деталь доспеха осталась в челюстях насекомого (что спасло падавану руку). Воспользовавшись ситуацией, воин вонзил кинжал в извивающееся коричневое тело. Кажется, он попал, но не очень удачно: насекомое отскочило и заметалось вокруг, прижимаясь к земле и угрожающе стрекоча. Беготня продолжалась ещё минут пять, пока мроаконец не добрался до своего топора. Он тяжело дышал от напряжения и весь взмок, отмахиваясь от эмбии. Она лишилась одного усика и приволакивала заднюю лапку, но продолжала легко уворачиваться от ударов и вдруг, треща крыльями, поднялась в воздух и зависла над падаваном, кружась над его головой и выбирая удобный момент для нападения. Неожиданно её крылья сложились, и насекомое спикировало вниз, уронив противника на спину. Топор выпал у него из рук, и амфитеатр всколыхнулся, предвкушая зрелище человеческой смерти.

Облачко пыли на миг скрыло противников. Мужчина сбросил с себя эмбию, но та вцепилась челюстями в его колено и поволокла за собой. Человек выл от боли, потом выхватил кинжал и рассёк эмбии голову. Насекомое скрючилось, челюсти разжались, и, ощупывая путь выростами на конце брюшка, тварь шустро отбежала в сторону. Падаван поднялся и захромал к обронённому топору. Подобрав оружие, человек быстро оглянулся, выискивая глазами врага, но благодаря своей дьявольской быстроте, эмбия уже успела перебежать ему за спину, и всё началось по новой: выронил, упал, поднялся, выронил. В конце концов, поединок на арене окончился победой падавана, но эта победа далась ему нелегко: помимо раны на левой руке, его колено было прогрызено насквозь, и он почти не мог передвигаться.

− Деливеренс! − прокомментировал распорядитель и снова удалил в гонг.

− Этому человеку дарована жизнь, − произнёс халдор. − Увести его с поля.

− Что за времена! − вздохнул старый эрл. − Защитники не умирают, смертники освобождаются.

Падаван насколько мог торжественно поднял руку и отсалютовал публике. Стража, как обычно, расковала жертву, однако что-то привлекло внимание воина: он приблизился к заключённому и сдёрнул с его головы мешок.

− Не может быть! Он мёртв! − крикнул мужчина, всмотревшись в неподвижные черты.

− В чём дело? − напряжённо спросила Мункс, в упор глядя на халдора. Хазар проигнорировал её, а Тарг ухмыльнулся.

− Умер от страха, наверное. Сердце не выдержало.

Падаван был в растерянности, стражники тоже.

− Смертник по неизвестной причине умер, да продолжится игра! − поспешно сказал Прасет и стукнул в свой гонг.

− Неизвестная причина, вот как? − холодно протянула мроаконка.

− О чём только думает леди! − издевательски ответил Тарг. − Я приказал пропустить по столбу ток, хватит уже освобождать преступников.

По взгляду Хазара Мункс поняла, что он думает так же, и замолчала.

Хенкер понял, что бесполезно ждать от туна решительных действий. Окровавленная фигура палача в зловещем молчании переместилась в центр арены и встала перед туном.

− Вызываю тебя на поединок, − сказал он.

Тун побледнел и попятился к ограждению: он обливался потом, шевелил губами в молитве и трясся от страха, хотя переживать следовало вовсе не ему, а тому, кто должен был ответить на вызов − падавану-рыцарю с двуручником.

Публика, с нетерпением ожидавшая смертельной схватки, оглушительно взревела. Поскольку хенкер не мог нормально передвигаться после боя с кабаном, со стороны он мог показаться лёгкой добычей. Его длинный кнут, усаженный акульими зубами, не производил впечатления серьёзного оружия, но при правильном обращении хватало двух-трёх ударов, чтобы убить человека. К счастью для падавана, его позвоночник был защищён доспехом. Первый удар застиг мужчину врасплох, и он едва не лишился руки. Прикидывая, что делать, мечник держался поодаль, а кнут с музыкальным свистом рассекал воздух, то и дело выдирая клочья мяса. Наконец рыцарь пошёл в наступление, молотя тяжёлым клинком направо и налево; тогда хенкер отбросил хлыст и встретил противника с ножом наготове. Если б не ужасная рана на ноге, он уложил бы защитника в первые же секунды боя, но даже в таких неравных условиях нож в его руках представлял смертельную угрозу. Получив от падавана две болезненные, но неопасные раны, хенкер сделал обманное движение вверх и нижнюю подсечку. Сухожилия были рассечены, нога перестала слушаться, и падаван неловко рухнул вниз. Палач обхватил его сзади и перерезал горло.