Ева-Мария скорчила гримасу и отвернулась.
— Мой ангел, — томно тянул Лорит, — Вы жизнь моя, и мой покой нарушен мыслию одной — зачем мне рай на небесах, он здесь, в сиреневых глазах!
— Прекратите, сударь, Ваши поэтические откровения слышат все гости! — покраснела королева.
— Было бы безумием полагать, что присутствие ангела останется незамеченным: все охвачены единым порывом восхищения, все смотрят только на Вас, ибо совершенство красоты столь беспредельно властвует над сердцами, что в миг созерцания мы воспаряем над тленностью бытия, исполненные волшебной силы, исходящей от объекта почитания, дабы взлетать всё выше, выше и выше и самим уподобляться божествам! — увлёкшись, он принялся размахивать руками.
— Ай! — вскрикнула принцесса, хватаясь за щёку.
— О, — Лорит перевёл взгляд на нож и вилку, которыми резал кушанья до того как вошёл в поэтический раж, — я так взволнован Вашим присутствием, мадам, что всякая мысль о еде оскорбительна для моего сердца. Но, душа моя, Вы совершенно не притронулись к мясу, а оно изумительно — я самолично отбирал рецепты для свадебного пира, а мои повара лучшие на всём материке. Позвольте, я отрежу Вам кусочек fromage de porc à la Archipel!
— Никакой свинины: в нашем королевстве сейчас пост, — вывернулась Ева-Мария.
Фрейлины прыснули со смеху, благородные пиранийские дамы посмотрели на них с осуждением, а король продолжал проникновенно вещать:
— Сударыня, здесь, за этим столом, Вы не просто гостья — Вы моя супруга. Отведайте же с одного со мною блюда, испейте из одного кубка, а я прикоснусь губами к его краям, и таким образом мы сможем обменяться незримым поцелуем, не нарушая приличий нашего двора, — Лорит отрезал кусок мяса и жеманно отправил его в рот, продолжая неотрывно глядеть на принцессу. — Мадам, ну что же Вы не пьёте? Скажу Вам по секрету, этот обычай для того и придуман.
— Мы ничего не хотим.
— Мадам, я огорчён, Вы отказываете мне в столь невинной малости! — капризно произнёс Лорит, беря кубок и поднимаясь. — Любезные дамы и господа, я имею честь принимать вас во дворце в незабвенный день моего величайшего счастья! Позвольте поблагодарить Вас за добрые слова и пожелания, что были произнесены сегодня. Я восхищён, сударыни и судари, я преисполнен блаженства — и всем этим обязан прелестному существу, сидящему справа от меня! Давайте же выпьем за здравие моей несравненной супруги Евы-Марии, королевы Эридана!
Тост был встречен овациями и умилением; пока все пили, король наклонился облобызать девушке руку.
— Моя божественная донна! Достоин ли я теперь Вашего внимания?
— Вы всецело им владеете, — с кислой миной ответила Ева-Мария.
Лицо короля осветилось улыбкой, и он бросил взгляд на бокал. Слуга тут же наполнил его терпким вином, но королева вспорхнула из-за стола со словами:
— Мы не желаем более ужинать, мы хотим танцевать!
— Сударыня, куда же Вы! — с негодованием вскричал Лорит. — Нам следует обойти зал и представить Вас моим родственникам. И впредь не поступайте столь необдуманно: Вы едва не пролили вино, а гостям приходится выходить из-за стола, не попробовав сыров и десертов.
Более двух часов королеву водили по залу, вынуждая слушать лесть и бесконечные наставления, которые так утомили Еву-Марию, что вместо любезной улыбки её лицо выражало отвращение. Наконец, начался бал; вначале танцевали полонез, потом менуэты, аллеманды и куранты, но очень скоро перешли от старинных танцев к легкомысленным полькам и мазуркам. Невеста порхала по зале, ускользая от жениха и вызывая у пиранийцев живейший интерес. Несколько молодых дворян уже заявили, что влюблены в новую королеву, леди негодовали и завидовали, а матушки окрестили её "bagatelle de Éridan".111
Между танцами слуги разносили по залу сладкие десерты и вина. Во время одного из таких перерывов королева стояла среди фрейлин и кавалеров и оживлённо болтала по-пиранийски, когда вдалеке послышался шум и возмущённый визг Лорита:
— Как он посмел здесь появиться?! Немедленно вывести вон!
Шум стал громче — очевидно, к делу подключилась стража. Ева-Мария с надеждой встрепенулась:
— Что, что там?
— Ничего, донна, — фальшивым тоном ответила пиранийская статс-дама.
— Вы врёте! Что происходит? — принцесса сделала пару неуверенных шагов и столкнулась с каким-то гостем. Тот принялся извиняться и раскланиваться, мешая ей пройти вперёд; девушка сердито поджала губы, но дамы вцепились ей в руки с двух сторон.
— Я не позволю нарушать этикет! — шипела гофмейстерина.
— Успокойтесь, Ваше Величество, в той части зала нет ничего интересного, — уверяла леди Спика.
— Прочь! — крикнула принцесса. От резкого движения раздался треск, и обе проймы разошлись.
— Что Вы наделали, леди Инсара! — завопила пиранийка, глядя на оторванный рукав.
— Это не я, а ваш портной, который очень скверно потрудился над платьем, — огрызнулась Дора Инсара.
— Utraeque stultae!112 — принцесса была краснее вишнёвого сока.
Её повели переодеваться, и пока девушка выбирала новое платье, весь двор буквально стоял на ушах, обсуждая этот пикантный эпизод. Наконец, последняя пуговица была застёгнута, последний бант завязан, и служанки отступили, любуясь нарядом королевы. Ева-Мария вздохнула — ей не хотелось возвращаться к Лориту.
— Мы желаем погулять. Здесь есть сад?
— Вас ждут в зале, сударыня! — проблеяла леди Спика, которая вертелась тут же в гардеробной.
— Ну и пусть ждут!
— Вы не можете покидать дворец без разрешения Его Величества, — напомнила она.
— Так сказано в брачном контракте?
— Нет, но пиранийский этикет предписывает слушаться мужа.
— Мы будем делать что захотим! — перебила Ева-Мария.
— Эта дерзкая выходка не останется без внимания. Весь двор осуждает Ваше поведение!
— Почему Вы никак не замолчите? — принцесса развернулась к ней, недовольно взмахнув веером. — Может, Вам рот заклеить? Подите вон!
Дама шмыгнула за дверь и побежала жаловаться Лориту, а Ева-Мария в сопровождении небольшой свиты вышла на балкон. Балконные галереи опоясывали фасад дворца, соединяя маленькие башенки на углах. В целях экономии освещение здесь не включалось, и бедняжки фрейлины то и дело налетали на какие-то выступы и декоративные элементы, художественная ценность которых была весьма сомнительной. Перила были низкими и широкими, зато на них можно было сидеть, как на лавке, а поскольку принцесса буквально валилась с ног от усталости, она присела на гладкий край ограды, нимало не заботясь о судьбе своего свадебного платья. На балконе было душно: воздух, вместо того чтоб освежать, обволакивал тело тяжёлым влажным саваном, и со всего сада с заунывным гудением слетались полчища голодных комаров. Сгоняя их с себя, Ева-Мария поняла, почему в отведённой ей спальне не было ни одного окна, а кровать окружали три слоя тюлевых занавесок.
Внезапно она ощутила чьё-то присутствие: чуть слышный шелест плаща и мягкий звук прыжка.
— Халдор сожалеет, что не смог Вам помочь, синьора, — негромко сказали из темноты.
— Кто Вы такой?! — вскрикнула принцесса, от неожиданности роняя веер.
— Эдлер Сорбус, прибыл вести переговоры, — представился незнакомец, садясь рядом с ней.
— Почему Вы не подошли к нам в зале? Это более уместно!
— Я уже два дня в Досе, но король приказал не пускать меня во дворец.
— Лорит? А ему какое дело?
— Боится за чистоту своего пола. А его дед на дух не выносит мроаконцев.
— Понятно, — выдохнула Ева-Мария, понемногу приходя в себя. — Значит, Вы пришли поздравить нас со свадьбой?
— Скорее, посочувствовать, — с ухмылкой отозвался эдлер.
Даже в сумерках был видно, как покраснели щёки королевы.
— Вы приехали сюда издеваться над нами?!
— Не в этот раз, принцесса. Хочу предупредить, что обязательства Мроака по отношению к Эридану не распространяются на Пиранию и Ваш муж не должен вмешиваться в наши дела.
— Мы руководствуемся прежде всего интересами Эридана, и только потом уже мнением короля Пирании, — с недовольством сказала принцесса. — Так о чём Вы хотели поговорить?