С. Н. Абрамов считал процессуальную форму неотъемлемой чертой только судебной формы защиты права и поэтому, определяя ее сущность, полагал, что это определение относится именно к гражданской процессуальной форме, которая представлялась единственной. Мы пытались выше подвергнуть сомнению это положение и пришли к выводу, что сама по себе процессуальная форма не является специфической чертой гражданского судопроизводства. В этом заключается первый недостаток определения гражданской процессуальной формы у С. Н. Абрамова, который повлек за собой и другой, пожалуй, более важный. Заключается он в том, что данное им определение может быть применено с небольшими коррективами к деятельности других правоприменительных органов, а к деятельности арбитража – почти полностью. Именно неточное определение процессуальной судебной формы защиты права и послужило поводом для конструирования концепции единого процессуального порядка.

Соглашаясь, что определение процессуальной формы, которое дал С. Н. Абрамов, в своей основе является правильным, П. П. Гуреев считает, однако, что оно раскрывает не все существенные черты советской гражданской процессуальной формы. Тот перечень характерных признаков, который дан С. Н. Абрамовым, П. П. Гуреев дополняет следующими: 1) рассмотрение и разрешение дела осуществляется судьями, избранными в установленном порядке и не имеющими какой-либо заинтересованности в исходе дела;

2) рассмотрение дела происходит в открытом судебном заседании;

3) решение по гражданскому делу выносится судом от имени Советского государства[44].

Эти выводы П. П. Гуреева должны быть всячески поддержаны прежде всего потому, что сущность гражданской процессуальной формы им тесно связывается с судоустройственными, государственно-правовыми (конституционными) по своей природе принципами построения судебной системы. Заслуга П. П. Гуреева состоит в том, что он прежде всего выделил самые важные, на наш взгляд, признаки гражданской процессуальной формы, а именно то обстоятельство, что она является формой деятельности только суда, что вскрыть ее сущность невозможно, не анализируя природу (принципы организации и деятельности) того органа, который ее использует.

Если представить, что можно распространить гражданскую процессуальную форму на деятельность всех юрисдикционных органов, то и тогда не произойдет унификации процессуальных форм в единую гражданскую процессуальную форму, ибо останутся существенно различными органы, использующие ее. В то же время внешний процессуальный порядок деятельности всегда отражает природу юрисдикционного органа, а потому сами процессуальные формы имеют характерные различия, связанные со спецификой органов, их использующих.

Итак, сущность гражданской процессуальной формы не может быть вскрыта, если отвлечься от того, что применять ее могут только определенным образом организованные суды. Интересные суждения по этому поводу имеются у Н. Н. Полянского, который указывал: «…оценка процессуальных институтов и отношений как социалистических не только по содержанию, но и по форме, предполагает рассмотрение их в связи с правилами судоустройства… Качество всех процессуальных отношений в советском суде как социалистических не только по содержанию, но и по форме выявляется тотчас же, как только мы поставим вопрос о субъектах процессуальных отношений… Уже то обстоятельство, что одним из субъектов процессуальных отношений является орган правосудия – советский социалистический суд, превращает всю систему процессуальных отношений в систему социалистическую не только по содержанию, но и по форме»[45]. Заметим, что Н. Н. Полянский, будучи сторонником концепции судебного права, термином «процессуальные отношения» охватывает как уголовные, так и гражданские процессуальные отношения. Именно в силу этого использование выводов исследования криминалиста-процессуалиста представляется весьма уместным для выяснения сущности гражданской процессуальной формы.

Еще более радикальные и по существу правильные мысли о соотношении процессуальных законов и организационных принципов, на которых построен суд, высказал Б. Я. Арсеньев. Он писал: «Гарантия прав личности при рассмотрении любого дела – уголовного или гражданского – обеспечивается не только процессуальными законами. Как бы ни были прогрессивны эти процессуальные законы, они останутся пустым звуком, голой декларацией, если суд организован на таких началах, которые исключают истинный и подлинный демократизм. Дело, следовательно, не только и не столько в процессуальных законах, сколько в тех организационных принципах, на которых построен суд»[46].

Ясно, что если характерные черты гражданской процессуальной формы вскрывать в тесной связи с принципами построения судебной системы (что является совершенно необходимым), то мысли о едином гражданском процессе, о единой гражданской процессуальной форме обнаруживают свою несостоятельность. Если еще возможно найти поверхностные черты сходства в процессуальной деятельности различных юрисдикционных органов (суд, арбитраж, товарищеские суды, третейские суды и т. д.), то выявить общее в организационных принципах построения этих органов крайне сложно.

Что же касается идеи единого гражданского процесса, то она основывается на абстрагировании внешней формы от сущности деятельности различных юрисдикционных органов, в результате чего игнорируются связи формы деятельности с организационной структурой органа, осуществляющего эту деятельность. Сходство процессуальных форм неправомерно переносится на сущность органов, использующих ту или иную форму. Таковы теоретические истоки ошибочности концепции авторов, пытающихся сконструировать единую гражданскую процессуальную форму.

Таким образам, объясняя существенные черты гражданской процессуальной формы нужно помнить, что они во многом предопределяются организационными принципами построения судебной системы. Однако при всей важности этого вывода мы еще должны будем ответить на вопрос о том, от чего же зависит сама организационная структура построения судебного аппарата и обусловленная ею процессуальная форма.

Отправным здесь должно быть положение о том, что специфические черты организационной структуры суда определяются характерном функций, исполняемых этими органами. Функциональный подход фиксирует внимание на особенностях содержания деятельности суда. Такой анализ чрезвычайно важен, ибо, как указывал В. И. Ленин, «характер организации всякого учреждения естественно и неизбежно определяется содержанием деятельности этого учреждения»[47]. При этом под функциональной деятельностью мы понимаем именно ту область компетенции органов власти, ради которой они создаются. Функция органа определяет сферу его деятельности, которая находит выражение в компетенции органа государства.

При имеющихся значительных разногласиях в понимании понятия компетенции большинство авторов согласно с тем, что его содержание не только охватывает права и обязанности, но и намечает направления деятельности, ибо «нельзя забывать, что из всего многообразия прав и обязанностей государственных органов к числу собственно компетенционных относятся лишь те, которые закрепляются за органами в целях разграничения их деятельности»[48]. Таким образом, реализация функций судов находит свое осуществление в их компетенции, т. е. в совокупности именно тех прав и обязанностей, которые отграничивают деятельность этих органов от иных.

Обратимся к анализу компетенции судов. В данном случае нас интересует прежде всего лишь компетенция судов первой инстанции. В соответствии со ст. 4 Основ законодательства Союза ССР и союзных республик о судоустройстве в СССР правосудие в СССР осуществляется путем рассмотрения и разрешения в судебных заседаниях: 1) гражданских дел по спорам, затрагивающим права и интересы граждан, государственных предприятий, учреждений, организаций, колхозов, иных кооперативных организаций, их объединений, других общественных организаций; 2) уголовных дел и применения установленных законом мер наказания к лицам, виновным в совершении преступления, либо оправдания невиновных[49].