— Я заметила, — ее улыбка стала шире. Она наклонила голову, кивнув мне, прежде чем вернуться к заведенной машине.

Ее руки были чисты от крови. И когда я глянула на свою руку, на ней остался лишь слабый след красного цвета. Неужели я все это вообразила? Или она действительно была сумасшедшей?

К тому моменту, как я попала на свой этаж и в квартиру, мои нервы были на пределе. Я заперла дверь и дважды проверила замки. Как только это было сделано, я подошла к холодильнику, вытащила бутылку охлажденного вина и начала пить прямо из горлышка. Спустя десять минут в дверь постучались.

— Кто? — спросила я, надеясь, что мой голос будет звучать спокойно.

— Николай.

Безопасность.

Мой разум шептал это слово снова и снова, пока я, наконец, не сделала два шага к двери, открыла ее и впустила его внутрь. Он выглядел чертовски сексуально. От темных кругов под глазами до белой рубашки, выпущенной поверх брюк. Николай взглянул на бутылку с вином, взял ее со стойки и начал повторять то, что делала я, — пить прямо из горлышка.

— Как она? — спросила я, присоединяясь к нему на белом кожаном диване и поджимая ноги под себя, в то время как он вручил мне обратно мою бутылку. Я сделала глоток и стала ждать. Он проверил свои часы, что было весьма странно, затем встретил мой пристальный взгляд с холодным равнодушием.

— Через сорок две минуты она будет мертва.

Я ахнула. Он забрал бутылку из моей руки и сделал, по крайней мере, три длинных глотка.

— Ты... убил ее?

Николай засмеялся — засмеялся так, словно я пошутила.

— А ты как думаешь?

Я с трудом сглотнула и покачала головой.

— Я действительно не знаю, что думать.

— Что я нажал на курок? Остановил слабое сердце?

Он тихо выругался, проводя руками по волосам. Движение вышло таким долгим, что я рассеянно заметила на его затылке вьющийся завиток. Мне это понравилось; благодаря этому он выглядел менее идеальным, более человечным. У него был красивый профиль, тот, за который, я думаю, художники могли убить, лишь бы запечатлеть или выковать его. Я потянулась и коснулась его лица. Николай закрыл глаза, как будто мое прикосновение успокоило его, а затем положил руку на мою, нежно удерживая ее — не проявляя грубости, которая была во время пятичасового перелета.

— Ты можешь прикасаться ко мне? Смотреть на меня? Даже после того, что увидела сегодня.

— Ты помог им, — сказала я тихим голосом. — Или помогаешь...

— Помощь... — он выделил слово. — Такое слабое, неприятное слово, с такими несметными значениями, что я больше не понимаю его смысла. Возможно, я никогда этого не понимал.

— Уже пьяный? — пошутила я.

Он улыбнулся напротив моей руки. Затем, когда я убрала руку с его лица, он сжал мои пальцы в своих.

— Ты важна для меня, надеюсь, ты это знаешь.

— Да, — прохрипела я, — думаю, что знаю.

Он ласкал мою руку, а затем нахмурился, заметив и осмотрев следы от ногтей Жак, оставленные на моей коже вместе с кровью, которую я еще не смыла.

— Что это? — его холодный голос вогнал меня в состояние ужаса.

Я попыталась отстраниться.

— Ничего.

— Майя, — прорычал он, — кто, черт возьми, осмелился поднять на тебя руку? — его голос был полон ярости, глаза полыхали гневом. — Расскажи мне. Сейчас же.

— Жак, — проговорила я слабым голосом. — Похоже, она просто... сорвалась в машине, она сначала угрожала мне, а затем не отпускала меня... Думаю, возможно, она слишком перенапряглась или что-то в этом роде, потому что весь вечер вела себя странно... А ведь сначала была такой милой. Я просто…

Николай прервал меня поцелуем, с силой прижимаясь ко мне губами, отчего я упала на подушки дивана. Его теплое тело испепеляло меня своими прикосновениями, но все же странным образом утешало. Когда мы остановились, чтобы отдышаться, он сжал мой подбородок, заставив взглянуть ему прямо в глаза.

— Я позабочусь о Жак. Просто сделай мне одолжение... Не позволяй себе находиться с ней наедине. Безумие у нее в крови.

— Ты знаешь ее семью?

Николай колебался, прежде чем прошептать так тихо, что я почти не расслышала его:

— Я ее семья.

Он отвел взгляд и сел так, что наши тела больше не касались друг друга.

— Я ее внук.

Нервный смех почти вырвался у меня из горла, но я подавила его.

— Не ожидала такого поворота сюжета, — обычно я пыталась сгладить серьезные новости шуткой. Мне действительно нужно было перестать это делать. — Значит, она должна быть очень осторожна с тобой.

Он нахмурился, глядя вдаль.

— Ей на меня наплевать, — его смех был горьким. — Она заботится лишь о... наследии.

— Я не понимаю.

— Каждый в нашей семье занимался одним и тем же делом, сколько я себя помню... Но мой отец нарушил традицию, вынудив бабушку перенять семейный… — он тяжело вздохнул, — …бизнес. Я следовал по стопам отца, а не ее. Она вынудила меня поступать иначе.

Я вручила ему бутылку вина.

— Тебе, вероятно, нужно больше выпить.

— Наверное, — он оттолкнул бутылку, — но я лучше напьюсь тобой.

— Ты хочешь, чтобы я налила вино себе в рот, и ты смог попробовать меня? — поддразнила я.

Он рассмеялся настоящим смехом, который эхом отразился от стен и потолка и настолько плотно обернулся вокруг меня, что я знала: я никогда не смогу освободиться от того, что чувствую, когда нахожусь рядом с ним.

Николай прекратил смеяться, его глаза потемнели и наши взгляды встретились.

— Я хочу выпить тебя, — он наклонился вперед, языком касаясь моей шеи, — ощутить вкус… — губами он коснулся моего подбородка, — не притупленный вином или чем-нибудь таким распространенным, как еда или питье. Я хочу, чтобы твоя уникальность захлестнула мои чувства, и хочу я этого прямо сейчас.

Меня охватило волнение.

— Требовательный, — это единственное слово, которое я смогла сказать, когда он начал стягивать с меня белую блузку. Как только мои руки были свободны, он пожал плечами и продолжил раздевать меня. Я не протестовала, потому что не хотела. Я просто нуждалась в нем. И чем больше он уделял мне внимания, тем больше мне было нужно. Я хрустнула суставами пальцев, когда воспоминания о былом вспыхнули перед моими глазами, но их тут же заменили темно-карие глаза.

— Позволь мне попробовать тебя.

— И сейчас ты спрашиваешь? — застонала я. — Когда в течение нескольких часов ничего не делал, а только болтал?

— Боль, которую я приношу... Удовольствие, которое ищу, — ответил он. — Ты позволишь мне прикоснуться к тебе, Майя? Ты позволишь? Пожалуйста, скажи «да». Я не думаю, что смогу выжить без этого.

— Да, — я потянулась к нему, и он начал наклоняться ко мне. — Да, — наши губы соприкоснулись.

Да, да, да.

— Доставь мне удовольствие, — прошептал Николай. — Позволь мне видеть тебя, всю тебя, в свете, на белом.

Я сделала, как он просил, снимая остальную одежду. Николай сполз с дивана и встал на колени, потом схватил меня за бедра, раздвинул их и прошептал:

— А теперь я буду преклоняться у твоих ног.

— Кощунство.

— Совсем нет, — он с благоговением посмотрел на меня. — Кощунство — это оскорбление Бога... Я просто отдаю дань уважения Его самому совершенному творению. Единственным способом, каким умею.

— С удовольствием?

— Всегда... Удовольствие, которое я ищу.

Я замерла.

И он тоже.

Он открыл рот, а затем закрыл его. Но вместо того, чтобы расспрашивать его или позволить себе сложить два и два вместе, я закрыла глаза и сказала:

— Чего же ты ждешь?

— О, Майя, мне кажется, я ждал этого годами.

Последняя здравая мысль, которая меня посетила перед его поцелуем, была о том, как знакомы мне его плавные движения. Находиться рядом с ним — будто вернуться домой. Как будто я убежала и потерялась, а он вручил мне карту. И я нашла путь назад.

Прежде, чем бегать, нужно научиться ходить.