И мой живот болезненно сжался.

Я не ожидала, что он окажется таким великолепным. Потому что в реальной жизни мужчины имеют проблемы с зубами, либо от них странно пахнет, во всяком случае, в моей практике у них всегда были недостатки, что делало их людьми.

Так что единственная здравая мысль заключалась в том, что это мускулистое двухметровое совершенство, мистер Блазик, был инопланетным существом... Его отправили на Землю, чтобы он пытал женщин своим совершенством.

Я имею в виду, как еще объяснить, что его глаза так завораживают, отчего меня тянет к нему не только физически, но и эмоционально? Или кожа такая гладкая и выглядит так, словно сделана из воска? Даже линии его подбородка идеальны.

Он был занят застегиванием своей прекрасной красной рубашки, и я уставилась на его пальцы. Я ненавидела это признавать, но подумала, что же еще он может делать этими руками. Сглотнув, я подавила дрожь и попыталась вернуть себе самообладание.

— Ты другая, не такая, какой он тебя описывал, — мистер Блазик наклонил голову в сторону. — Более... робкая, — он сделал такое брезгливое выражение лица, что мне захотелось пнуть его в голень.

Динь, динь, динь! У нас есть победитель! Недостаток был обнаружен, и весьма крупный! Он страдал от синдрома придурка. Жаль, с таким-то лицом...

Я вздохнула и снова щелкнула ручкой.

— Думаю, мы можем начать, — хмыкнул он.

Я собралась было уколоть его в бедро, но вместо этого улыбнулась.

— У вас вошло в привычку одеваться в присутствии студентов, или сегодня мой счастливый день?

Он демонстративно медленно облизал губы и сел так, чтобы его колени касались моих. Я быстро отстранилась.

— Это зависит от многого. У тебя вошло в привычку не уважать старших, у которых собираешься брать интервью?

— Вам тридцать два, вы немногим старше меня, — сказала я сладким голосом. Отлично, теперь я спорила с ним. А как же интервью? Надеюсь, оно выйдет не таким жарким.

— Несправедливо, — он сложил руки вместе и наклонился. — Ты знаешь, когда мой день рождения, а я не знаю, когда твой.

— Да ну, меня же нет по всему интернету, — на самом деле, обо мне нет информации в виртуальном мире благодаря моему отцу. Я прочистила горло. — Итак, у меня есть несколько вопросов о ваших исследованиях сети проституции здесь, в городе Белвью, и о полученных результатах.

Выражение его лица было нечитаемым, но глаза? Его глаза, казалось, потемнели еще больше. Он стиснул зубы и откинулся назад, создавая столь необходимое пространство между нашими телами.

— Знаешь, почему ты здесь?

— Для того, чтобы взять у вас интервью, — медленно проговорила я. — Для моей магистерской диссертации. Это ваш способ убедиться, что я знаю свое место? Или вам просто любопытно?

— Ты — дочь своего отца, — его губы изогнулись в изумительной улыбке. — Вы похожи друг на друга, не внешне, но поведением — определенно.

Его взгляд был бесцеремонным, когда он наклонил голову и начал осматривать меня, начиная с ног, пока не остановился на моем лице. Я плотно сжала ноги и заставила себя улыбнуться.

— Если вы не возражаете, мистер Блазик, я бы взяла у вас интервью, ведь знаю, как драгоценно ваше время.

Как, впрочем, и мое, хотелось мне подчеркнуть, но я не сделала этого. Едва сдерживаясь, я сжала зубы, чтобы не дать ему и дальше продолжать столь неуместную словесную перепалку.

— У меня расписан весь день.

Он хочет оваций?

— Хорошо, что же, уверяю вас, я могу быть быстрой.

Его хриплый смех внезапно послал дрожь по моему телу, и мне захотелось наклониться вперед. Мужчина, который хорошо выглядит, не должен обладать таким смехом, как этот — соблазнительный, вот какой он был.

— Удивительно... Ты действительно не знаешь, почему здесь, не так ли?

Сколько раз можно повторять? И почему мне начинает казаться, что этот парень сидит на очень тяжелых наркотиках? Я присмотрелась: суженные зрачки означают, что он под кайфом или что?

— Уверяю тебя, я не пьян и не под кайфом, если ты об этом думаешь, — он снова засмеялся и потер руки. — Несмотря на то, что эта идея явно имеет право на существование, учитывая все случившееся.

Его челюсть напряглась.

О, хорошо, значит, он доктор, который любит наркотики, и еще у него чертовски много денег. Ох уж эти проблемы наркомании.

Я откинулась на кожаную спинку и щелкнула ручкой, ну, не знаю, в десятый раз, наверное.

— Если вы не собираетесь отвечать на мои вопросы, я, наверное, пойду.

— Ты никуда не пойдешь, — сказал он тихим голосом. — И мне действительно жаль, — наши взгляды встретились, и я увидела в его глазах, кажется… извинение.

— Простите?

Он угрожал мне? Предупреждение набатом звучало в моей голове, адреналин струился по венам.

— Твой отец... — он наклонил голову. — Он должен мне... И в благодарность… Я попросил что-то незаменимое, что-то, что будет принадлежать мне в течение очень долгого времени.

Живот болезненно сжался, а сердце начало неистово биться в груди.

— Что же отец дал вам? — с трудом произнесла я, но уже знала ответ. Мой отец был жесток. Он деловой человек, в конце концов, и никогда не увиливал от сделок. Это был бизнес всей нашей семьи, мрачный и ужасный; я пыталась не думать об этом, потому что так было легче просыпаться утром и засыпать ночью.

— Ну... — мистер Блазик встал. — Думаю, это очевидно, — он повернулся ко мне спиной и подошел к своему столу, затем нажал кнопку, и жалюзи закрыли окна. Когда он обернулся, в комнате было уже темно, как под одеялом, и его зубы практически светились. — Он дал мне тебя.

Прошлая ночь

Центр Сиэтла

Кап, кап, кап. Звук был таким безумно ритмичным, что это сводило меня с ума.

Кап, кап, кап. Кровь была топливом, жизнью. И смертью. Лицо женщины было лишено эмоций, но я знал, что она чувствовала каждый разрез ножом, который я делал.

Наконец, я удалил больной орган и покачал головой.

— Тебе очень, очень плохо, не так ли?

Одинокая слезинка скатилась по ее щеке.

Я выбросил орган, испытав отвращение к тому типу женщин, которому она принадлежала, к тому типу человечества, который она представляла.

Боль.

Болезнь.

Отбросы человечества.

— Теперь, — я поднял скальпель, — я скажу тебе, почему ты должна умереть.

По ее щекам покатилось еще больше слез.

— За твои грехи, — я поднес скальпель к ее горлу. — За продажу своей души дьяволу. Я отправлю тебя в ад.

И сделал разрез.

Послышалось бульканье.

И она больше не дышала.

Раскачиваясь на пятках, я выдохнул, когда мир снова пришел в норму. Одним больным, слоняющимся по улицам, стало меньше.

Одним меньше.

Благодаря мне.

Местная полиция просит: если вы обладаете информацией о маньяке, пожалуйста, сообщите нам. Награда повышена до пятидесяти тысяч долларов.

~ «Сиэтл Трибьюн»

Николай

Она — загадка, которую я бы с удовольствием разгадал, поиграл, потрогал.

Черт, коснуться ее — было бы самым сладким грехом, чем-то, чего я никак не могу себе позволить, от чего откажусь независимо от того, как сильно хочу прикоснуться к ней, почувствовать нечто человеческое и теплое.

Может быть, когда ты знаешь, что потерял всю свою человечность, тогда жаждешь чужого прикосновения больше, чем следующего приема пищи или глотка воды.

Она словно вода для меня.

Но отравленная.

Коснуться ее — значит, приблизить нашу с ней смерть; он позаботился об этом, ублюдок.

Я прочистил горло, и мне удалось сохранить спокойное выражение лица, хотя сердце бешено билось в груди. Она превратилась в красивую женщину с мягкими формами во всех нужных местах. У нее были красивые бедра, полные губы, цвет лица, который говорил о хорошей наследственности, и высокие скулы, подчеркивающие ее большие глаза.