— Вас просят пройти, — к Ренату подошел человек в кителе цвета топленого молока, который перед тем разносил коктейли на палубе.

— Куда пройти? — переспросил Ренат.

— В кают-компанию. Для обсуждения дальнейшего регламента.

— А-а-а… — озадаченно протянул он. — Разве я член оргкомитета…

— Мне поручили только передать, — пояснил стюард. — Вас ожидают…

— Итак… — говорил председательствующий седовласый мужчина в очках с затемненными линзами, когда в кают-компанию вошел Ренат. Увидев его, он прервался, молча и несколько неодобрительно следил, пока тот устраивается в кресле, которое было ему явно мало, а затем продолжил с вежливым кивком в сторону Рената:

— Теперь все в сборе. Вынужден повториться, чтобы новоприбывший гражда… господин был в курсе. Мы столкнулись с серьезной проблемой…

В кают-компании собралось не меньше двадцати человек. Были здесь и те, кто держался независимой стайкой хозяев жизни, недавно раскуривавших сигары и дорогие сигареты на палубе. Особняком в мягком кресле сидел мэр города, а позади него стояли молодые люди с папками из натуральной кожи в одной руке, и мобильниками в другой. Паша-мореход, как гостеприимный хозяин, занимал самое незаметное место. Только все присутствовавшие нет-нет, да бросали на него взгляды.

— …Итак, — продолжил председательствующий и взял со стола листок бумаги. — Вашему вниманию предоставляется копия доверенности, по которой десять процентов акций представляет…

— он обернулся к лысоватому человеку в очках, смахивающему на банковского работника, а еще более похожему на сурка.

Теперь все взгляды обратились на него.

— Я — поверенный, — пояснил похожий на сурка. — Представляю интересы законного владельца.

— Что такое? — возмутился один из присутствующих. — Вместо доверенности у нас копия, вместо хозяина — поверенный… Одни ксероксы! Факсы, извините за выражение.

— Вы нам налик, сами акции покажите! — раздался выкрик. — А копий нам не надо. Копий мы вам сами, сколько захотите…

— Мои акции — вот, вот они! — выкрикнула залихватского вида бабища в розовом платье и с пушистым боа, которое смахивало на внезапно скончавшегося у нее на плечах зверька, как справедливо уже заметил кто-то. — Вот мои деньги, мое право! — она достала из объемистого радикюля акции и помахала ими перед лицами собравшихся. — Почему мы должны верить какой-то липовой бумаге…

— Дама, вы не на базаре, — оборвал ее председательствующий. — Интересы законного владельца десяти процентов акций представляет юридическая фирма… Полномочия фирмы проверены, так же как и деловая репутация. Но лучше я снова предоставлю слово… — тут он посмотрел на того самого представителя, похожего на сурка.

— Нотариально заверенная доверенность от такого-то числа, месяца и такого-то года, — тот достал из папки бумаги и пояснил. — Данным документом право от имени владельца распоряжаться акциями и другими ценными бумагами, право, которым прежде обладал господин Трупин, аннулируется и переходит фирме, которую я в настоящий момент представляю. Документ составлен в двух экземплярах, один из которых передан владельцу, а другой — нашей компании. Со мной сейчас заверенная копия. Но если вы хотите ознакомиться с оригиналом, он находится в штаб-квартире нашей фирмы, адрес…

— Ишь ты… — уважительно произнес кто-то. — Согласно этой договоренности, — продолжил Сурок, — мы представляем интересы владельца десяти процентов акций «Нововладимирского электролампового завода».

— А сами акции-то где? — напомнил тот же голос.

— В сейфе у того самого господина Трупина акций не оказалось, — спокойно сообщил Паша-мореход, и все обернулись в его сторону. — Украдены. А господин убит, так что как он с ними успел распорядиться, мы знать не можем. Мертвые молчат.

— Можно выразиться и так, — согласился Сурок. — Но согласно договору он не был наделен правом их продать, поменять или передать без разрешения владельца…

— Но акции-то пропали. Пусть и без разрешения владельца, — Паша усмехнулся.

— А акций — нет, так и доверенности — нет! — возмутилась дама, которую просили не базарить. — Это, как если б я машину покупать стала, а мне, за мои деньги, вместо «Хонды», цвет металлик, сорок тысяч пробега, одну доверенность на нее дали, а машину, мол, уже кто-то угнал.

— Дело баба говорит! — захохотал и поддержал ее дотоле молчавший один из «крутых». — Пусть прокуратура разбирается, кто убил, кто украл… У меня, в натуре, чисто времени нету. У меня нерастаможенные контейнеры на терминале, мне в Москве к завтраму быть надобно. Вот когда к доверенности и акции приложутся — пусть этот юрист участвует, пусть голосует — всеми своими процентами. А так — может на палубе пока погулять, вдоль борта. Нас-то — большинство! Выберем руководство, определим отчисления, проголосуем… Главное, чтоб по понятиям все росло, надо так разрулить, чтоб бабки капали по-прежнему. А то — сейчас один с доверенностью, а через пять минут другой появится. Как в уставе нашем сказано — голосуют присутствующие или их представители согласно количеству акций. Он, — тут «крутой» указал на Сурка, — представитель. Но чего? Количество акции-то — тю-тю…

— Мы не сможем голосовать, — вздохнул председатель. — Собрание придется считать недействительным.

— Но нас-то — большинство. Де-вя-но-сто процентов! Неужели не договоримся? Здесь собрались, в натуре, основные, правильные пацаны. У меня — два голоса. У Петюна, — крутой «хозяин жизни» мотнул головой в сторону соседа, — аж четыре! У остальных братанов тоже голоса найдутся…

— У меня пятьдесят шесть, — скромно потупилась дама в розовом платье. — Сотых от процента.

— А я решил, что это твой размер! — заржал Петюн с четырьмя целыми.

— Так не пойдет, — перекрывая хохот, пояснил председательствующий. — Около сорока процентов принадлежит мелким держателям акций, здесь не присутствующим, поэтому основные вопросы необходимо принимать квалифицированным большинством. В отстутствии десяти процентов проигравшее меньшинство всегда сможет оспорить принятые решения.

— Ну и что предлагаешь? — спросил Паша, и все снова глаза собравшихся обратились на него.

— Найти акции.

— Как их найдешь, блин, сейчас? Овчарку вызвать?

— А мне — по барабану, — заявила дама. — Мне и моих пятьдесят шесть сотых процента хватает. Но как вы отыщите тех, у кого остальные акции? Кто их скоммуниздил?

— Уи, мадам, — Паша встал, прошел между кресел и поцеловал ей ручку, отчего дама впервые в жизни зарделась. — Устами младенцев и женщин говорит правда. Даже не правда, а — ЧИСТОТА!

— он обвел взглядом присутствующих мужчин и сделал паузу. — Невинность. — все постарались отвести взгляд, — Кто из нас, засранцев, сможет похвастаться, что когда-то был невинным? Что же касается вашего вопроса, мадам, поясняю. В течение отрезка времени, когда был подписан документ, аннулирующий право на распоряжение акциями ныне покойного г-на Трупина, с одной стороны, и когда обнаружили евойный, блин, труп и пустой сейф, с другой стороны, от здания, где разворачивались вышеописанные события, отъехала машина, да не просто отъехала, а с пассажирами. Каждый из тех пассажиров мог убить и украсть. ОДИН ИЗ НИХ ПРОСТО ОБЯЗАН БЫЛ ХОТЯ БЫ УКРАСТЬ, — Мореход возвысил голос. — И все эти люди сейчас в нашем городе. Акции у кого-то из них.

— У кого? — раздались возгласы. — Где они все? Где эти гребаные акции?!

— Вот, владелец машины и партнер убитого по бизнесу, — тут Паша указал на Рената.

В кают-компании повисла гнетущая тишина. Казалось, эта тишина может продолжаться неимоверно долго, но тут, как из другого измерения, затренькал мобильный телефон.

Последовало некоторое суетливое движение, когда присутствующие доставали из карманов свои аппараты, чтобы удостовериться, что звонят не им.

— Это мой! — вдруг крикнул мэр, и тишина восстановилась. — …да. Да! — воскликнул мэр в трубку. — Нет. Это шантаж. Никаких переговоров с террористами. Хорошо, я посоветуюсь…