- Слово для прений имеет региональный координатор молодежного исторически-патриотического движения "Штуцеры Свободы" Виктор Карцев, - объявил секретарь.
Хо, это, кажется, меня. Интересно, что это за "свободные штуцеры" такие. Что-то историческое? Когда эти ружбайки здесь были на вооружении? Впрочем, нафик все! Выходим. Давай, Кирюха! Не посрами!
Покидающий сцену Мамонски подбадривающе кивнул, я, в ответ, показал ему большой палец и двинул к трибуне, чувствуя, как с каждым ударом сердца кровь в моих артериях и венах вытесняется адреналином.
...Кондовая такая трибунка. О, даже графин на скрытой полочке в наличии. Со стеклянной пробочкой. И стакан. Граненый. Какая прелесть! Винтаж! Респект воякам.
Я покосился на стол президиума, получив за это вялый разрешительный кивок от председателя, обряженного в какие-то вычурные, с закосом под средневековье одежды, и, будучи полностью проигнорирован остальным десятком президиумствующих, посмотрел в зал. А вот зал-то на меня практически не смотрел. Тоже, наверное, ждали политических звезд, черед которых еще не наступил...
И тут моя "дежа вю" взвыла дурниной: трибуна, графин, Виктор, Карцев, "штуцеры", собрание... Не обращаете на меня внимания, значит?.. Дрожащей от избытка адреналина рукой я набулькал полстакана воды, резко выдохнул. Ну, Михал Михалыч Жванецкий, ваше здоровье! Замахнул, занюхал рукавом камуфляжа. (Какая гадость - эти армейские рукава! Чем их пропитывают? Гражданской одеждой занюхивать куда приятнее... Лайфхакчик такой :)
Постучав по капле микрофона и услышав "бумц-бумц" из колонок, я с пионэрским задором воскликнул:
- Мы, молодые штуцерщики! - после чего тут же присел за трибуной.
Опять покосился на удивленного председателя, хамски подмигнул ему и, выждав пяток секунд, встал. Снова постучал по микрофону, проорал:
- Мы, молодые штуцерщики!
И присел.
Теперь на меня уставился весь президиум. Подмигивать не стал. Много их, глаз устанет. Подождал. Выпрямился. О, зал таки заинтересовался моими исчезновениями. Ну, чем я не Копперфильд?!
Не затягивая понапрасну паузу, я со всей дури влепил по трибуне кулаком (слегка трансформированным, хе-хе!) и, придержав упавший стакан, взревел в микрофон:
- ДОКОЛЕ!!!
Мой рев сопроводил визг перевозбудившегося усилка. Удачно получилось.
В президиуме поперхнулся и раскашлялся старичок профессорского вида. Сосед слева начал аккуратно похлопывать его по спине, оказывая первую помощь. Я вытянул в сторону этой парочки руку и пафосно обратился к залу:
- Слышите? Это работает паровой молот!
Сосед старичка замер, не донеся ладошку, а старичок умудрился поперхнуться еще раз.
Я медленно обвел взглядом затихших делегатов, косплея сурового Каа в логове бандерлогов. Увы, долго наслаждаться триумфом мне не дал председатель, предложив:
- Молодой человек, может быть, поближе к делу? - и сделав вид, что устало потирает утомленное лицо, спрятался от телекамер и подмигнул.
Гад!
Тут меня пронзило осознание. Я перепутал начало Эпохи Больших Перемен с просто большой переменой. Школьной. Которая длится ровно до звонка на следующий урок. А пока: уря-а, швабода, гуляй-носись и тому подобное. Вот ведь!
Ладно. Подмигиваем, значит? Разрешаем и одобряем, значит?
И, как говорится, Остапа понесло.
Честно скажу, я очень смутно помню, что я выкрикивал в микрофон. В какой-то момент вдруг предложил провести судебную реформу:
- ...Наши ведущие аналитики, Ларионов и Кутько, разработали ряд Первоочередных Мер Действительной Демократизации Общества. Мы назвали их ПМДДО! (Или "путем маразма дойдем до оргазма", ага!)...
...выстроить четкую вертикаль компетенции судов и зон применения судебных решений. Ибо, если какой-то занюханный судья задрипанного районного суда (Свист в зале, выкрики.) с перепою принимает какое-то решение, то с какой стати это решение обязательно для всей Империи? А если этот судья такой умный, что может решать за всю Империю, то почему он заседает не в Верховном Суде, а в районном? Мы предлагаем: решения районного судьи действуют только на территории его района. Городского - на территории города. И то, если данные решения не противоречат Имперским законам, а то, знаете ли, бывали прецеденты! (Выкрики в зале, свист, топот, непродолжительные аплодисменты.)...
...иски о возмещении морального ущерба исключить полностью. Ибо, если моральный ущерб истца можно монетизировать, то это означает, что его мораль имеет признаки товара, то есть, у него продажная мораль. И вы согласны платить деньги людям с продажной моралью? А если мораль у истца еще и двойная? Платить за ущерб в двойном размере? (Выкрики в зале, свист, топот, непродолжительные аплодисменты.)...
...объектом права должны быть не чувства, слова и намерения, а действия! (Выкрик из зала: "А призывы к экстремизму? С этим как? Понять и простить?") Хороший вопрос. Наш ответ: никогда! Но и судить их до совершения экстремисткого деяния НЕ ЗА ЧТО! Можно только предупредить. Выслать официальное уведомление, что, мол, ваши призывы являются призывами к экстремизму или еще какой гадости. (Выкрик из зала: "Да они подотрутся твоими бумагами!") На наждачке напечатаем! Зато, если экстремистское действие будет совершено, то вместе с непосредственными исполнителями судить надо и "призывателей". Как организаторов! Беспощадно! (Выкрики в зале, свист, топот, продолжительные аплодисменты.)
В какой-то момент какая-то из моих инициатив вызвала бурное возмущение у прокашлявшегося старичка-профессора из президиума. Он, пользуясь президиумским микрофоном, начал требовать отключить трибуну и кричать, что с такими, как я, у страны нет будущего.
- Есть! - воскликнул я в полемическом раже, - Будущее именно за нами! За нашими молодыми могучими спинами! И мы вас к нему не пропустим! Вы пройдете к будущему только по нашим трупам и никак иначе! - я воздел к плечу кулак в культовом жесте, - Но пассаран!
Старичок, побагровев, принялся вызывать охрану, чтобы убрать меня со сцены. На его явно экстремистский призыв появилась парочка мордоворотов в чорной униформе. Пришлось немного побегать от них вокруг трибуны, покрикивая в микрофон и без применения технических средств:
- Вступайте в наши ряды! Вместе мы станем сильнее! Пока мы едины - мы непобедимы! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до! Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до!
На пятом или шестом круге мордовороты сообразили разделиться и обойти трибуну с двух сторон, отжимая меня к кулисе. "Со сцены уходить нельзя - будут бить," - оценил я степень озверелости на мордах охранников. Неожиданно охота на меня прервалась. Безопасники остановились и, синхронно поджав наушники гарнитур сваеобразными пальцами, выслушали ЦУ от начальства. Приказ им явно не понравился и их физиономии перекосило вообще невообразимым образом. Однако, что-то пробормотав в ответ, они встали по стойке "смирно" и, чуть ли не с поклоном, жестами предложили мне проследовать со сцены.
- А вы? Следом за мной? - не мог не спросить я.
Мордовороты тоскливо помотали головами. Вот и славно! Не люблю, когда меня бьют. И, распевая вдруг вспомнившийся "Венсеремос" ("Мы преодолеем"), я гордо ушел за кулисы.
- "Венсеремос", "Венсеремос": над Литвой клич призывный лети!
"Венсеремос", "Венсеремос": это значит, что мы победим!
(повторять до полного самообмана)
Зал безумствовал, кто-то где-то кому-то уже пытался бить лицо и получал в ответ, старичку-профессору стало плохо, и его унесли оставшиеся без сладкого мордовороты, телевизионщики не знали, куда направить камеры...
- Профессионально! Мои восторги! - приветствовал меня за сценой Джозеф.
Остальные записанные на прения смотрели кисло. Не факт, что их вообще выпустят - в зале, кажется, начали мебель ломать. Внезапно подскочил порученец и подсунул мне планшет:
