– И кто же умрет?

– Луна была в воде. Она тонула, мой дорогой… Луна – это вы.

На какую-то секунду Ран решил, что ослышался. Пророчество Мериды привело их в замешательство, и до конца поверить в то, что она говорит, он все еще не мог.

– Кто-то из них скоро умрет? – король нахмурился и с недоверием посмотрел на провидицу. – Камни не защитят их?

Мерида покачала головой:

– Не в этот раз.

– Ну, все понятно, это Дорах.

– Нино, заткнись, – Эрик одернул жемчужного офицера, но тот отвечать не стал. Закатил глаза и уставился в сторону окна. Ветер зашевелил портьеры, и шорох листвы, по-хозяйски ворвавшись в комнату, заполнил затянувшуюся паузу.

– И как помешать этому?

Мерида сложила руки перед собой, так и не проронив больше ни слова. У нее не было ответа, но эта немая сцена показалась Рану красноречивее всяких слов: боги предупреждали их, но им не избежать пророчества. Происходящее вокруг все больше становилось похожим на чью-то насмешку.

– Это все? Можно идти? – жемчужный офицер встал из-за стола и выжидающе взглянул на короля.

– Нино, сядь, – посоветовал Эрик.

– Сесть? Для чего? Старуха ясно дала понять, что ни она, ни кто-либо еще не сможет повлиять на то, что какое-то черное солнце встало не на свое место. Тогда какой смысл здесь сидеть и смотреть друг на друга? Все и так ясно: кто-то умрет, и надеюсь, что это буду не я.

Рану было понятно поведение Нино. Более того, он считал, что у каждого, кто сидел за столом, пронеслась подобная мысль, но они предпочли оставить ее при себе.

– Вы все услышали предупреждение? Будьте осторожны и не нарывайтесь на неприятности. Увольте меня от очередного няньканья с малолетним офицером. Завтра мы еще вернемся к этому. На сегодня собрание окончено, – король встал со своего места и первым покинул зал. Все остальные последовали его примеру.

В коридоре Ран догнал изумрудного офицера, идущего немного поодаль от остальных. Драгон сосредоточенно смотрел себе под ноги, не замечая ничего вокруг, что выдавало его встревоженное состояние. Ран легко коснулся плеча офицера в попытках обратить на себя внимание.

– Как Кассандра? – спросил он, вскользь наблюдая за Тимметом и Нино, которые шли впереди.

– Все нормально, – дежурный ответ дал понять, что Драгон не расположен к беседе. Только когда они дошли до лестницы, изумрудный офицер наконец заговорил:

– Думаешь то, что случилось с Дорахом, и предсказание Мериды – совпадение? Если говорить о том, у кого из нас наибольший шанс погибнуть в скором времени – ответ очевиден. В словах мальца был смысл: лунный камень и Дорах, должно быть, уже на пределе.

Ран ничего не ответил. Его самого посещали похожие мысли. Безусловно, Дорах сейчас был ближе к смерти, чем кто-либо из них. Но то, что творилось с ним, было ненамного лучше.

– Ему больше нет смысла пытаться спасти Дора. Ты же знаешь не хуже меня: камни недолго церемонятся с людьми.

Рубиновый офицер кивнул. Люди были всего лишь оболочкой. Они все знали это.

Для драгоценных камней не существовало таких понятий, как привязанность или любовь. Хранители для них – сосуд. Подавляя волю человека, камень постепенно менял его сознание до неузнаваемости, и перед офицерами стоял выбор: полностью отказаться от себя, став с драгоценностью единым целым, или продолжать бороться за свою личность, отдельную от колдовского камня. Ран даже не сомневался – лунный камень воспользуется уязвимостью своего хранителя, чтобы окончательно выбить из него все ненужное, а если ему не понравится полученный результат, перестанет помогать Дораху.

– Думаешь, боги предупредили нас о смерти, чтобы Кирр готовился принять нового драгоценного офицера? – наконец спросил Ран, поворачиваясь к другу. Драгон пожал плечами и отвел взгляд в сторону:

– Не знаю. Я уже ни в чем не уверен.

Ран понимающе кивнул и похлопал изумрудного офицера по плечу. У него было плохое предчувствие, но сказать об этом он не решился.

– Продолжим разговор утром, – предложил рубиновый офицер.

«Если я, конечно, проснусь» – произнес он только в мыслях.

Ладони вспотели, и Шон вытер их об штаны, на время отложив свою жертву в сторону. Вчера он не смог похоронить обезображенную куклу, поэтому плохо спал, а редкие сновидения пророчили ему скорое разоблачение. Дождавшись, пока сосед по комнате уйдет, он вытащил выпотрошенную тряпичную куклу и крепко сжал ее в руке, будто под давлением она могла испариться.

Шон издевался над игрушкой второй раз в жизни. И то только для того, чтобы точно удостовериться, что ему это не понравится. Ведь Тесс и его дружки регулярно устраивали подобные кукольные казни. И чем изощренней было наказание для игрушечного друга, тем лучше. Если в руки мальчишкам попадалась деревянная фигурка, от нее долго можно было отпиливать кусочки, топтать или вырезать непристойности на игрушечном туловище. Потом жертву обезглавливали или сжигали – тут кому как больше нравилось.

Шон огляделся по сторонам, прикидывая, где спрятать куклу до вечера. Оставлять ее в комнате небезопасно: если кто-нибудь найдет, Шон сгорит со стыда. Мальчик взглянул на куклу в руках и тут же отвернулся. В конце своей казни Тесс обычно плевал на униженную и уничтоженную им кукольную жертву, а потом складывал руки в молитвенном жесте и невинным голосом велел ей отправляться на небо к Варлоу. Шон сначала тоже хотел так сделать. Он думал, что тогда почувствует себя тем, кого боялись и уважали почти все ровесники и даже ребята постарше. Но Шон почувствовал себя дураком. А еще убийцей. Быть им ему не понравилось. Ни в первый, ни во второй раз.

Шон замотал куклу в летнее покрывало и, открыв шкаф, запрятал сверток вглубь полки. Если ему повезет, он расправится с ней еще до того, как сосед вернется с вечерней службы.

Он сел на кровать, чтобы поправить башмаки. Они еще во время первой примерки оказались ему малы, но Старый Жук, как называли усатого послушника за спиной, и слышать об этом не желал. В придачу к маленькой обуви Шону выдали рубашку на пару размеров больше. Обменивать свои штаны в тот день он не решился.

Спрыгнув с кровати, мальчик с трудом пошевелил упирающимися пальцами и со злостью топнул ногой. Жук сказал, что он их разносит. Шон шаркнул подошвой, будто это могло помочь, и пробубнил: «Разношу. Как же!». Он злился, что не настоял на том, чтобы тесные башмаки поменяли или в крайнем случае отдали обратно старые: они, конечно, износились, но хотя бы не натирали. Шон схватил со стула шерстяную накидку и, в последний раз взглянув на новую пару, задумался, получится ли их обменять. Быть может, его старую обувь еще не выбросили.

Раз в полгода всем детям приходилось наведываться в логово Старого Жука, чтобы обменять свои вещи на одежду больших размеров. В прошлый раз почти все, что досталось Шону, село как надо, в этот – мальчика обрадовала только рубашка, доставшаяся ему от одиннадцатилетнего послушника. Шон надеялся, что остальные ребята, стоявшие в очереди, услышали, что в свои девять лет он носит такие большие вещи, и теперь будут относиться к нему с большим уважением. Вот только башмаки определенно все испортят. Шон нахмурился и поджал пальцы на ногах.

Убедившись, что снующим по коридору послушникам нет до него дела, он подошел к окну и нагнулся, чтобы попробовать растянуть жесткую обувь рукой. Если его сейчас заметит кто-нибудь из дружков Тесса, Шону не позавидуешь: тогда все мечты об их дружбе можно будет навсегда похоронить под Мордастиком.

Шон выпрямился, оставив безуспешные попытки растянуть башмаки, и выглянул в окно. Старый дуб, огромный и необъятный, раскинул массивные, похожие на змей ветви почти до самой земли. Причудливой формы дупло напоминало слегка изогнутый в улыбке рот, а выцарапанные над ним глаза глядели на Шона грустно и обреченно. Мордастик был стар, оттого и так печален. Шон вздохнул и махнул другу рукой. Мордастик не ответил.

Мальчик простоял у окна еще немного, наблюдая за беззвучной жизнью на улице, и даже немного отвлекся от неудобной обуви. Среди послушников в белом облачении, которые только вернулись с утренней службы, Шон сразу заметил приближающихся в обычной рабочей форме мужчин. Мальчик не разглядел, что они несли в руках, но заинтересованно проследил, куда направляются. Если свернут направо, значит, точно идут к часовне, решил Шон. Недавно его и самого отправляли туда для помощи, поэтому мальчик надеялся узнать среди незнакомцев своих наставников. Но мужчины не свернули направо: остановились у Мордастика и сложили на землю инструменты.