В общем, мой сосед перенес мастерскую в квартиру, выделив под нее большую комнату. Сам живет в маленькой. Байкеры — ребята крепкие, доставляют мотоциклы на наш шестой этаж. Возможно, они бы и сами справились с какими-то проблемами, но им интересно поговорить со стариком. И еще они дают ему возможность заработать. Ему гордость не позволит брать деньги просто так.

Года три назад дедку привезли покореженный байк. Вместе с ним приехал и владелец, который должен был проводить своего железного коня на лечение и только потом заниматься своим здоровьем. Он упал с мотоцикла, правда, ничего не сломал, но «асфальтовая болезнь» была у него в тяжелой стадии. Друзья, конечно, как-то ему помогли на месте, но этого явно было недостаточно.

Дедуля тут же рассказал обо мне и познакомил меня с байкерами, которым, опять же, удобно было в одном месте (на одной лестничной площадке) и лечить своих коней, и получать медицинскую помощь самим.

Минут через пятнадцать в мою дверь внесли здорового мужика с окровавленной грудью. Мужик был без сознания. На первый взгляд руки и ноги у него были целы, как и голова, а я-то представляю, какие травмы обычно получают байкеры.

— Что случилось? — спросила я у двоих знакомых мужиков, которые точно знали, куда в моей квартире тащить пациента. Они водрузили его на приготовленный кухонный стол, на котором мне довелось сделать немало операций.

Стол у меня изготовлен по спецзаказу, как, впрочем, и вся кухня. Он больше и шире обычного, потому что используется не только как кухонный. Да и гостей я люблю принимать на кухне. Здесь уютнее, удобнее. «Официальных» приемов я не устраиваю, так что обеденный стол в комнате стоит в собранном виде, оставляя больше свободного места.

— Вроде ножевое, — ответил мне один из байкеров. — Он сказал: «Никаких больниц». В общем, посмотрите, Наталья Николаевна, у вас же золотые руки! Если чего подержать… Или его подержать…

— Одежду срезайте, — сказала я.

Мужик был высокий — ноги частично свесились с моего операционно-кухонного стола, широкоплечий, мускулистый, бицепсы выглядели как булыжники. Бритый череп, гладко выбритые щеки, волевой квадратный подбородок с ямочкой, и при этом — длинные девчоночьи ресницы. Я дала бы ему лет сорок, может, на пару годков поменьше.

Ранили его то ли узким ножом, то ли пикой для колки льда, про которые я регулярно слышу в последнее время. Ну, сколько можно?! Что за новый способ убийства? То есть не новый, конечно, а вдруг ставший популярным.

— Вам нужна помощь?

— Пока нет, потом поможете перетащить его на кровать.

С раной я справилась без особых проблем. Для мужика было бы лучше, если бы пика, шило, нож остались в ране и служили «тампоном». По-моему, все-таки били тонким длинным ножом. Не пикой и не шилом. Сердце задето не было. Или жертва еще и дернулась? Судя по внутреннему раневому каналу, скорее всего. Но мужик, похоже, потерял много крови. Да и потряхивало его в пути, что тоже не способствовало хорошему самочувствию. Интересно, как они его на мотоцикле везли? У них же они все без колясок.

Закончив операцию, я позвала ребят, велела посидеть с раненым — а ну как свалится со стола? Тогда вся моя работа насмарку и еще проблем может прибавиться. Я решила приготовить для него постель сына — она широкая. Не у себя же мне этого типа класть? А ребенок вполне сможет в гостиной на диванчике поспать. Я вообще последний год, пока ребенок жил с Настей, пациентов в его комнате размещала.

— Ему долго в себя приходить? — спросили у меня.

— Переночует у меня, завтра я выходная, присмотрю за ним, а в воскресенье или кто-то из вас подежурит, или жена его, или домой отправится отлеживаться в родной постели. Будем надеяться, что поедет домой.

Несмертельные ножевые ранения — это палка о двух концах. Я видела людей с тремя ножевыми ранениями, все — не смертельные, но люди умирали от кровопотери. И кровопотеря может длиться долго — час, два, три. Зависит от организма, от того, как человек борется за жизнь, как двигается. Чем раньше он попадет на операционный стол, тем больше шансов выжить. Выживают и с десятью ножевыми! С другой стороны, можно умереть и от одного. Как повезет.

Ребята перенесли раненого куда я сказала, потом один из них вручил мне портмоне, смартфон, паспорт, водительское удостоверение, документы на машину и ключи от машины.

— Мы его внедорожник у вас под окнами поставили.

— Он не на байке был?

— Нет, мы его на дороге нашли. Рядом с внедорожником. Он из него вылез или скорее выпал и полз, оставляя за собой кровавый след. Телефон в машине на заднем сиденье валялся. Он позвонить не мог. Мы сами его случайно увидели. Он там сбоку завалился. Если бы он у него под рукой был… В общем, хорошо, что мы мужика увидели. Мы как раз к вам ехали. И тут он выползает. И место такое, что если бы не мы…

Ребята пояснили, где только что прооперированный мною тип искал хоть чьей-то помощи. Да, в пятницу вечером в том месте очень маловероятно кого-либо встретить. Правда, неподалеку тусуются байкеры. Но они могли ведь поехать и другой дорогой. И он до их места сбора с таким ранением точно не дополз бы.

— И про внедорожник он вам сказал?

— Сказал. Да и увидели мы его. Он недалеко отполз. И про то, что в полицию не надо, сказал. И в больницу нельзя. Про частного врача говорил. Потом отключился. В общем, мы его в машину загрузили — как бы мы его на байке везли? — и к вам. Он вообще жить будет? Конечно, если он тут у вас помрет… Мы всё понимаем. Мы тогда его…

Я рассмеялась.

— Отвезете обратно? Туда, где нашли? И оставите с деньгами и документами и следами оказания профессиональной медицинской помощи?

— Но мы не хотим, чтобы у вас были проблемы, Наталья Николаевна!

— По идее, все должно быть нормально. Хотя стопроцентной гарантии не может дать никто и никогда. Вы не видели, кто его?

Оба байкера покачали головами.

— Мы его в первый раз в жизни на дороге увидели.

Я открыла паспорт. Русалкин Леонид Алексеевич, сорок четыре года. Мало у нас мужиков в сорок четыре года с таким телом. Интересно, чем занимается? В паспорте это, к сожалению, не указывается. Родился в Ленинграде, прописан в Московском районе. Штампа о браке нет, как, впрочем, и о разводе. Татуировки на теле отсутствовали, как и шрамы.

— Наталья Николаевна…

— Поезжайте, ребята. Я понимаю, что поздно, у вас семьи.

— Мы вам должны.

— Это не ваш друг. С ним мы сами договоримся. Вы и так сегодня сделали большое доброе дело.

— А если он…

— Вор и бандит? А вы его ко мне в квартиру привезли? Давайте не будем заглядывать далеко вперед. Я свою хирургическую практику знаете, на ком начинала в девяностые годы? Те, кто остался жив, сейчас — уважаемые члены общества. Может, мы и с этим Русалкиным когда-то встречались, только я не помню. Но найдем мы его общими усилиями, если вдруг окажется редиской.

Мужики рассмеялись и мою квартиру покинули.

Я отправилась в комнату, где спал пациент, положила документы, ключи от машины и портмоне на стол, сама взяла в руки телефон. По телефону в наше время о человеке можно многое узнать. Я начала с записной книжки. Большинство абонентов были мужчинами, хотя встречались и женщины, но изучить список я не успела — телефон пикнул, мигнул и отключился. Села батарея. Вот незадача-то! И кому теперь звонить? И ведь никто не сможет дозвониться до этого Леонида Алексеевича! А ну как родственники уже с ума сходят? А если не придет до утра? И завтра? И телефон выключен! Да я бы с ума сошла, если бы такое случилось с моим сыном или одним из моих бывших, когда мы совместно проживали!

Значит, надо ждать пробуждения Леонида Алексеевича. Поскольку я ввела ему еще и снотворное, пробуждение ожидалось только к утру. Может, он помнит какие-то телефоны? Например, стационарный домашний, если он у него вообще есть. И завтра суббота. Хотя сейчас масса людей по субботам работает. Но должен он вспомнить хоть чей-то телефон! Или нет? А то где мне брать зарядное устройство для его аппарата?