Постукивая по ним тростью, Надежда мерила шагами их длину и ширину и воображала себе страшные битвы, некогда гремевшие здесь. Сшибались одна с другой средневековые рати, звенели мечи, свистели стрелы, ржали кони, гудели набаты, играли военные трубы. Описать бы всё это в назидание потомству, для воспитания в нём гордости за край родной...
У Карамзина во втором томе его «Истории государства Российского», в главе шестнадцатой, она прочитала о городе Бряхимове-на-Каме. В Елабуге говорили, что он в XII веке как раз и стоял здесь. Город этот был взят приступом князем Андреем Боголюбским, который разбил племена булгар и завладел их крепостью. В середине XVI века на берега Камы явилось войско московского государя Ивана Грозного. После покорения Казани он велел основать у Чёртова городища православный мужской монастырь и назвал его Троицким.
По Каме государь отправился в Соликамск, дорогою заболел и остановился при устье реки Тоймы в селе, где заложил церковь и пожертвовал ей икону Трёх Святителей. Село было на сто четыре крестьянских двора и с тех пор стало называться Тресвятским или Трёхсвятским. Лишь в 1780 году переименовали его в город Елабугу.
Жители отнеслись к новому градоначальнику и его семье весьма приветливо и радушно. В первое же воскресенье Дуровы пошли на богослужение в Спасский собор — о пяти главах, с двухэтажной пристройкой для духовного правления. Служба шла в зимнем двухпридельном храме, где находилась главная святыня собора, известная на всю округу, — чудотворная икона Нерукотворного образа Спасителя размером в два аршина пять вершков высоты и один аршин тринадцать вершков ширины в серебряной позолоченной ризе.
Голос городского протоиерея Павла Юрьева звучал в храме тихо, но явственно. После литургии Василий Дуров и его сёстры подошли к нему для пастырского благословения. Когда Надежда, преклонив колена, поцеловала его руку, то старенький, седовласый протоиерей, неуловимо похожий на святого Николая Угодника, положил свою пухлую ладонь на русые, коротко стриженные волосы штабс-ротмистра Александрова:
— Благословляю вас, сын мой. Для Господа нашего Иисуса Христа нет ни римлянина, ни иудея. Тако ж являл Сын Божий милость к жёнам-мироносицам, в сердце хранившим веру в Него...
При этом витиеватом изречении святого отца Надежде оставалось успокоиться и возобновить в Елабуге свой обычный образ жизни и любимые занятия. Неделю спустя купила она верховую лошадь, седло и разные принадлежности для ухода за ней. Затем отправилась на первую верховую прогулку к озёрам Долгое и Лужи.
Первозданность и дикость здешней природы, леса, полные дичи, навели Надежду на мысль об охоте, развлечении, со времени её службы в Мариупольском полку почти забытом. В соседнем с Елабугой селе Сарали у богатого заводчика Красильникова была небольшая псарня, и он продал Надежде хорошую собаку. Два отлично пристрелянных штуцера зачем-то держал в доме Василий, хотя сам охоту не любил. Теперь бывало, Надежда до рассвета уходила из дома с ружьём на плече и в сопровождении рыжего кудлатого Фингала, а возвращалась в город чуть ли не к полночи с парой-другой вальдшнепов на ягдташе.
Длинные охотничьи походы за десять и более вёрст, когда по дороге она останавливалась для отдыха в татарских или черемисских деревнях, помогли ей свести знакомство с местными жителями. За кружкой кумыса, за каймаком, поданным доброй хозяйкой барину-охотнику, Надежда слышала немало преданий народов, живших тут в лесах, на реках и озёрах. Их образы были просты, но очень поэтичны, и Надежда дома начала записывать эти легенды для себя. За несколько месяцев вышло у неё три произведения: повесть «Серный ключ» по черемисский сказке, а также «Нурмека», «Хамитулла и Зугра» — по татарским мотивам. Последнее творение она переделала потом в «Рассказ татарина»...
Василий не обманул старшую сестру. Пить и гулять он бросил и в городе повёл борьбу за трезвый образ жизни. Боролся решительно: всех взятых в беспробудно пьяном виде на улицах крестьян, мещан и купцов, на следующий день секли розгами в съезжей избе. Правда, такие случаи были довольно редки. Но посиделки в трактирах, когда собутыльники не помнили, что делали и где были, сразу пошли на убыль.
Именитым гражданам Василий Андреевич также предложил изменить обычную привычку устраивать свадьбы, крестины, именины с трёхдневным распитием горячительных напитков. Рекомендовал он им званые вечера с музыкой, с любительскими спектаклями и тихими играми вроде шарад. Молодёжь могла там танцевать, гости постарше сидели за чашкой душистого чая, толкуя о делах, об уездных, губернских, столичных новостях.
Начинания молодого градоначальника были успешными, так как общество Елабуги в лице городского головы сорокалетнего купца второй гильдии Ивана Васильевича Шишкина его поддержало. За Шишкиным стояло богатое купечество: его родственники Стахеевы, занимающиеся мануфактурной торговлей по всей России и Сибири; Ушковы, владеющие химическим заводом по производству красильных материалов; Черновы, тоже имеющие завод, но — винокуренный. Это были русские купцы нового склада. Бороды они брили, носили европейскую одежду, детей учили языкам, музыке, танцам, нанимая иностранных гувернёров. Молодой чиновник Дуров, устроивший в своём доме первый музыкальный вечер в духе дворянских салонов, но пригласивший на него первые в городе купеческие семейства, вызвал у них симпатию.
С городским головой, энергичным, весьма образованным по тому времени человеком, Василий нашёл общий язык быстро. Задумали они вдвоём устроить в Елабуге водопровод — вещь в российских уездных городах пока невиданную. Иван Васильевич Шишкин подготовил все чертежи и расчёты. Василий Дуров защищал этот проект перед губернатором, провёл через губернское правление нужные бумаги об отводе земли и разрешении вести землекопные работы. Купечество, одушевлённое смелой идеей, тряхнуло мошной. Так в 1833 году и проложили в Елабуге водопровод с деревянными трубами. Исчезли с улиц клячи, запряжённые в водовозные бочки на колёсах, а появились водоразборные колонки и бассейн на площади с чистой и вкусной водой, взятой из подземных источников.
Занятый городскими делами, Василий там не менее нашёл время для последнего акта в пьесе об исправившемся молодом фате. Он женился. Его избранницей стала — как это и было решено ещё в прошлые годы — Александра Михайловна Короткова, дочка сарапульского капитана инвалидной команды, старого его приятеля. В Сарапул к невесте Василий не поехал — не желал встречаться с протоиереем Онисимовым. Предварительно списавшись, Дуровы и Коротковы приехали в Казань. Здесь жених и невеста в сопровождении родственников пошли гулять и обвенчались. Первенец, названный в честь покойного деда Андреем, родился у них в 1834 году...
Играя с годовалым племянником Андрюшей, Надежда иногда думала, что таким мог быть её внук, если бы Иван вовремя женился. Ему уже исполнилось тридцать лет, он служил и изредка писал ей письма, поздравлял с праздниками.
Отношения с сыном осложнились, когда он закончил старшие классы Императорского военно-сиротского дома. Иван хотел выйти офицером в кавалерию, но у Дуровых не было средств, чтобы содержать его там. Надежда своей военной пенсии тогда не получала, деньги стали приходить лишь с 1824 года, а дедушка Андрей Васильевич помогать внуку не собирался. Все деньги он отсылал любимому сыну Василию, который служил в уланах.
Ваня надеялся, что матушка ради него ещё раз попросит императора, но она не стала этого делать. Она здраво судила о скромных его успехах в учении и о его характере — вспыльчивом и капризном. Иван, ставший юношей, был похож не на неё, а на Василия Степановича Чернова, и Надежда этого сходства опасалась. Она сказала сыну, что дала ему образование, но дальше должен он выйти в свет и добиваться всего собственными силами, как поступила она сама, уйдя из отцовского дома в двадцать три года. Конечно, при непредвиденных обстоятельствах она ему поможет, однако лучше таких обстоятельств всемерно избегать.
