Помог случай. Осаждённые устроили очередную вылазку, и как раз на том участке длиною в две версты, где содержал пикеты эскадрон штабс-ротмистра Ржонсницкого. Услышав ружейную стрельбу, Надежду подняла солдат по тревоге и помчалась на выручку пехоте.

Пока гренадеры и егеря перестреливались с французами, поручик Александров на рыси развернул колонну «справа по три» в линию сомкнутого строя «колено о колено» и ударил на вражеское каре с левого фланга. Французы были уже не те, что прежде, и конники ворвались в их ряды с первого раза. Человек тридцать убитых и раненных пиками на поле, четверо пленных, взятых храбрыми уланами с собой, отступление под защиту крепостной артиллерии, тут же открывшей ураганный огонь, — вот что получили осаждённые. А Надежда в ознаменование сего удачного дела получила бутылку отличных сливок к своему утреннему кофе в подарок от штабс-ротмистра и разрешение съездить на три дня в Варшаву.

Столица Польши вовсе не походила на город, разорённый жестокими русскими оккупантами. На Маршалковской были открыты все дорогие магазины. Рестораны и кафе наполняли беззаботные посетители. Перед замком «Старо Място» прогуливалась нарядно одетая публика, вечером давал спектакли музыкальный театр.

Надежда осмотрела остатки древних крепостных стен, некогда отделявших центр города от Краковского предместья, прошлась по набережной Вислы, побывала в опере. Но самое главное — она купила пять больших и толстых тетрадей в кожаных переплётах, бутылку чернил с винтовой крышкой и смогла на военном почтамте, недавно открытом при штабе, отправить письмо на имя майора Станковича из Мариупольского полка, находящегося в Германии.

Не зная, попадёт ли её послание в руки Михаила, Надежда написала его только от имени поручика Литовского уланского полка Александрова. Чтобы передать важную новость, она сделала в конце как бы незначительную приписку: «Р. S. Сестра моя также вам кланяется. Её постигло немалое горе. Этой зимой умер у неё муж Василий, спьяну замёрзнув в сугробе. Теперь сестрица в трауре, но подумывает о новом браке. Нет ли у вас на примете хорошего человека лет 45-ти, не отягощённого долгами и не имеющего вредных привычек?..»

В конце октября 1813 года уланы покинули позиции у крепости Модлин и двинулись на юго-запад, в Богемию. Затем, миновав город Прагу, снова повернули на север и путешествовали почти два месяца, пройдя Альтенбург, Галле и Ганновер. Лишь около Гамбурга резервный эскадрон наконец соединился с Литовским полком, который вместе с другими частями русской армии осаждал город Гамбург, превращённый французами в неприступную крепость.

При начале этого путешествия Надежда подробно описывала увиденное в тетради, купленной в Варшаве, начертав на её первом листе «Подённые записки». Но недели через две бросила это занятие. Сперва её восхищали уютные европейские города, их чистые улицы, удивительные дороги, тщательно возделанные поля, сады и виноградники, жители, радостно приветствовавшие русских. Но от частого повторения картины эти ей приелись, стали скучны, обыденны. Родная страна, так не похожая на здешнее благолепие чёрными своими курными избами, дремучими лесами, дорогами, едва намеченными в неоглядных просторах, давно вернулась в её воспоминания и диктовала ей меру всех вещей и понятий в чужом краю.

На подходе к Гамбургу она сделала лишь две записи. Первую — когда полковник Степанов выгнал её из тёплого немецкого дома под ветер и дождь к эскадрону, ожидавшему погрузки на паром, вторую — когда штабс-ротмистр Ржонсницкий, дав ей поручение собирать отставших солдат, оставил на ночь глядя одну на дороге. Молодой и горячий жеребец Надежды, испугавшись волчьего воя, вышел из повиновения, понёс её по полю и сверзился вместе с ней с обрыва в реку, причём оба они не получили ни единой царапины.

«Хранил меня Бог, видимо, хранил! Разъярившееся животное летело со мною вовсе уже без дороги! — записала она на следующий день в своей тетради. — Сначала я очень испугалась; но невозможность ни удержать лошадь, ни спрыгнуть с неё образумила меня; я старалась сохранить равновесие и держаться крепко в стременах...»[91]

Повесть «Игра Судьбы, или Противозаконная любовь» была завершена ещё при переходе их отряда через Богемские горы. Две тетради оставались чистыми, и Надежда, не в силах прекратить это новое занятие, начала делать наброски к своим мемуарам о 1812 годе. Она думала, что закончит их в каком-нибудь голштинском городке возле Гамбурга, находясь на постое у добрых немцев, но тут много писать ей не пришлось.

Боевые действия при осаде Гамбурга отличались большим ожесточением. Оборону держал корпус маршала Даву в количестве 36 тысяч человек, с артиллерией в 300 пушек. Город был превосходно подготовлен к осаде и имел более двадцати хорошо оборудованных бастионов. Первую попытку овладеть крепостью союзные войска — русские и немецкие — предприняли 4 января 1814 года, но были повсюду отбиты. Ещё раз пошли они на приступ 20 января и хотели овладеть укреплениями Гаарбурга, находящегося на левом берегу Эльбы, напротив Гамбурга, однако потеряли четыреста человек убитыми и вернулись на свои позиции ни с чем.

В феврале опять было два штурма, окончившиеся безрезультатно. При первом русские чуть было не захватили остров Вильгельмсбург, оставили на берегу реки более тысячи убитых и отошли под огнём французской артиллерии. Второй раз их атака была направлена и на Гаарбург, и на Гамбург, потери достигали свыше восьмисот убитых, а бастионы противника стояли неколебимо.

Затем командующим осадной армией вместо графа Беннигсена стал генерал-лейтенант граф Толстой, сила её уменьшилась до семи полков пешей милиции, одной бригады 13-й пехотной дивизии, четырёх полков кавалерии и трёх батарей. Даву, видя это, в марте перешёл к наступательным действиям и сам атаковал осаждавших, оттеснив их с передовых позиций у Гаарбурга. После боев 29-го и 31 марта французы захватили ещё несколько деревень. Там было много припасов, и они увезли их в Гамбург, готовясь к продолжению обороны, а на запруде у Гаарбурга поставили новую батарею, бившую по русским прямой наводкой.

Через три дня генерал Толстой бросил в атаку на эту батарею литовских улан. Эскадрон штабс-ротмистра Ржонсницкого, несмотря на сильный картечный огонь, доскакал почти до самого бруствера батареи и пиками стал колоть пехоту из её прикрытия. Надежда уже видела чумазые от пороховой гари лица вражеских артиллеристов. Прислуга у крайнего орудия справа была перебита, и Надежда прикидывала, как бы ей с солдатами половчее увезти эту пушку с собой. За таковое деяние офицеру полагался орден, нижним чинам — знаки отличия Военного ордена. Внезапное появление французских конноегерей помешало ей выполнить своё намерение. Уланы, не выдержав фланговой атаки, откатились назад. Однако действия эскадрона заставили батарею надолго замолчать, и впоследствии за схватку у пушек Ефим Ржонсницкий, начавший служить в полку с 1798 года «шеренговым», получил свою первую, и единственную, награду-орден Святого Владимира четвёртой степени[92].

Атласные карты быстро мелькали в руках поручика Лизогуба. Оба брата Назимовы, Степанов и Семён Торнезио пристально следили за раскладом. Наконец последняя карта упала на стол. Офицеры взяли их в руки.