Постепенно страх уступил место родительской любви, ровной, нежной, хотя и без крайностей, которые обращают её в подобие душевной болезни. Надежда поверила, что её малыш прочно обосновался в этом мире и сможет противостоять всем напастям. Он действительно был весёлым, подвижным и смышлёным ребёнком, почти никогда не болел.

Надежда вернулась к обычной жизни молодой светской женщины. Вела дом, принимала гостей, сама ездила в гости, участвовала вместе с мужем в тех развлечениях, которые позволяет себе небольшой российский провинциальный город.

Собственно говоря, и городом-то Сарапул стал не так уж давно. Только в 1781 году получил он план регулярной застройки, где три новые улицы располагались параллельно широко разлившейся здесь Каме, а десять других его улиц шли перпендикулярно реке. Первое каменное здание — пятиглавый Вознесенский собор — в Сарапуле достраивали при городничем Дypoвe. А многие и многие годы был Сарапул большим торговым селом, где жители промышляли земледелием и рыболовством, поставляя отличную стерлядь, или, по-местному, «сарапуль» — жёлтую рыбу, даже к царскому столу. Кормились они и судоходством, ибо был Сарапул главными воротами на водной дороге к промышленному Уралу. С апреля по октябрь чередою шли по Каме, задерживаясь на его пристанях, суда, груженные дровами, солью, железом...

В тот день Надежда поехала к своей подруге, дочери уездного казначея Аннете Макаровой, недавно вышедшей замуж. Затем побывала в лавке купца Корешева и с подарками, купленными там, отправилась к отцу. У Дуровых устраивали детский праздник по случаю дня рождения Клеопатры, тринадцатилетней сестры Надежды.

Домой она вернулась около шести часов вечера и в хорошем настроении. Но камердинер мужа Степан, отворивший ей двери, был чем-то напуган. Затем она увидела заплаканную Наталью с синяком под глазом. Из детской доносился громкий рёв Ванечки. И наконец, на лестнице, ведущей на второй этаж, появился Василий Степанович Чернов, злой и раздражённый донельзя.

   — Сударыня, где изволили вояжировать? — начал он с высокой ноты, не ответив на её приветствие.

   — У моей сестры день рождения, ты знаешь об этом. — Она сняла шляпку из желтоватой соломки, оставила в руках Степана светло-зелёное пальто-редингот и начала стягивать с рук бежевые перчатки.

   — Ты покидаешь дом, никого не известив! А ребёнок тем временем...

   — Je propose de discuter cette question dans votre cabinet[1]. — Надежда не хотела делать слуг свидетелями начинающегося скандала.

   — S’il vous plait![2] — На лестнице он пропустил её вперёд, и, проходя мимо мужа, Надежда уловила запах вина.

В кабинете у него царил беспорядок. На полу рядом с опрокинутым стулом лежали осколки вазы. На столе — разорванные бумаги и чернильница, из которой вылились чернила.

   — Полюбуйся на шалости своего сына! Он добрался до моей папки на столе!.. Вот что стало с прошением Разуваевых! Вот судебное постановление! — Василий швырял перед ней обрывки бумаг. — У меня будут неприятности, а тебе всё равно. Ты совершенно не следишь за прислугой... Ты потворствуешь ей!

   — Ну что страшного, Василий? — Надежда пыталась сложить обрывки вместе, разгладить их. — Это только бумаги, и все можно переписать...

   — Скажи это моему начальнику!

   — И скажу. У него тоже есть маленькие дети.

   — Да, но его жена занимается домом и детьми, а не лошадьми на конюшне своего отца! Признайся, ты опять там ездила верхом?

   — Нет, я была на празднике у сестры.

   — Весь день? Ты лжёшь.

   — Ангел мой, я говорю правду.

Она надеялась уладить конфликт миром, хотя муж и был настроен очень агрессивно. Это всегда случалось с ним, если он выпивал. Два стакана вина могли привести его в сильное возбуждение. Видимо, сегодня кто-то угостил Василия. Поэтому Надежда шагнула к мужу, обняла его, взъерошила волосы на голове. Он отвернулся, но выражение лица смягчилось.

   — Честное слово, Василий, я не брала сегодня Алкида. Я заехала к младшей Макаровой поговорить о новом платье. Кузина прислала ей модный журнал. Прямо из Петербурга. И там...

Заискивающий, ласковый тон молодой, но своенравной супруги, поток слов о блондах, лентах, брюссельских кружевах, воланах на подоле платья и корсаже из розового атласа придал другое направление мыслям Чернова. Он положил руки на гибкую талию жены:

   — А как же декольте, душенька? Разве его не будет? Я не согласен. В декольте вот до этого места, — он слегка коснулся губами её груди, — ты будешь выглядеть прекрасно. Наши дамы умрут от зависти...

Изорванное прошение Разуваевых, залитое чернилами судебное постановление и разбитая ваза были забыты. Отчасти из-за нежностей Надежды, отчасти по причине более прозаической. Пьяный гнев Чернова нашёл выход гораздо раньше. Несмотря на хмель, опытный судейский чиновник Василий произвёл дознание, установил виновных и наказал их.

Сегодня в доме была стирка. Пришли две прачки. Нянька Наталья заболталась с ними и упустила из виду ребёнка. Ванечка поднялся на второй этаж, сумел открыть дверь в кабинет и играл там около часа. Наталью Чернов за это больно отхлестал по щекам. Ивану надрал уши и запер в детской. Камердинера поругал. Надежде он собирался устроить грандиозный скандал, но она заговорила ему зубы.

Этот брак устроила её мать. Когда Чернов перевёлся в Сарапул, он сразу попал в поле зрения кумушек, тётушек и почтенных дам, озабоченных поисками женихов для своих дочек и молоденьких родственниц. Новый служащий Судебной палаты был дворянин двадцати четырёх лет от роду, красивой наружности, хороших манер, всегда тщательно одетый и, самое главное, — холостой, но высказывающий намерение жениться.

Анастасия Ивановна давно хотела выдать Надежду замуж, пристроить, как она говорила. Однако при положении первого лица в городе это оказалось не так-то просто. Неравный брак для дочери градоначальника, столбового дворянина, был неприемлем. А дворян в Вятской губернии имелось не много.

Когда в 1785 году по указу Екатерины II в России составляли дворянскую книгу, то в Вятском крае насчитали лишь сто двадцать семь семей, да и то вместе с чиновниками, которые имели чины не ниже восьмого класса и которых записали дворянами. Спустя пятнадцать лет дворянство вятское, естественно, увеличилось, но не в Сарапуле, который оставался городом купеческим.

Потому кандидатуры сарапульских женихов, хоть в какой-то мере отвечающих высоким требованиям, давно были пересмотрены, проверены. И отклонены по разным причинам. По большей части — из-за несогласия Надежды. Андрей Васильевич сказал жене, что свою любимую дочь по принуждению выдавать замуж не станет.

Сама Анастасия Ивановна не посчиталась бы с желаниями дочери, с которой не ладила, возможно, из-за сходства характеров. Обе были упрямы, вспыльчивы, самолюбивы. Ко всему этому прибавлялись увлечения Надежды, по мнению её матушки совершенно неподходящие для скромной, благовоспитанной барышни.

Со страстью дочери к чтению Анастасия Ивановна после некоторых колебаний всё-таки смирилась. Правда, в годы её юности, проведённой в имении отца Великая Круча в Полтавской губернии, девицам приличнее было заниматься рукоделием, чем читать книги. Теперь времена другие, и тут уже ничего не скажешь. Дуровы, как и все их знакомые-дворяне, тоже нанимали для дочерей учителей французского языка, словесности, истории, географии, музыки, рисования, танцев.