Идею особого размещения пленных мусульман подхватил М. фон Оппенхайм и разработал программу её реализации, основываясь при этом, как отмечал он сам, на ранее поступившие в МИД предложения немецкого посла в Стамбуле фон Вангенхайма и консула Фасселя, а также Лойтфеда – немецкого консула в Яффе[227].
Ещё 14 сентября 1914 г. фон Оппенхайм внёс в МИД предложение «особо отнестись» к алжирским, тунисским, сенегальским и другим африканским военнопленным из французской армии (которых он как раз именовал «turkos»), а также к российско-мусульманским военнопленным. Необходимо было, по мнению дипломата, вначале выяснить, сколько их всего, и где они находятся в Германии. Затем их следовало отделить от остальных и разместить «как можно ближе в окрестностях Берлина и наблюдать за ними через избранных „доверенных людей“ из немцев или представителей самих этих народов, затем – либо освободить их от плена для оказания влияния на борющихся во Франции соотечественников, либо использовать в турецких частях в Египте против англичан»[228]. Вероятно, эту дату, 14 сентября 1914 г., и можно считать наиболее ранней, когда впервые речь идёт об обособленном размещении военнопленных мусульман на территории Германии.
Для М. фон Оппенхайма было исключительно важно, чтобы все мусульманские военнопленные в случае размещения в отдельном лагере были абсолютно изолированы от влияния внешнего мира, чтобы извне никто не мог воздействовать на них идеологически. И все «плохие элементы» среди них должны были быть немедленно выявлены и удалены из лагеря. В первой главе, при характеристике меморандума фон Оппенхайма, были уже приведены его соображения относительно обустройства лагеря мусульманских военнопленных – об их материальном обеспечении, духовном руководстве и т. п. Поэтому можно уверенно предполагать, что эти взгляды сложились практически сразу после начала Первой мировой войны, а в документе от 14 сентября большинство уже упомянутых нами предложений были фактически повторены.
М. фон Оппенхайм рекомендовал также учредить специальные военные ведомства, отвечающие за планируемую работу с военнопленными – впоследствии постепенно были созданы Департамент размещения военнопленных при Военном министерстве, который возглавил полковник (позднее генерал-майор) Фридрих и политический отдел Генерального штаба армии, руководителем которого стал капитан Рудольф Надольны[229].
Любопытно, что международные соглашения, касающиеся прав военнопленных (например, гаагская конвенция о законах и обычаях войны 1899 и 1907 гг.) вообще не предусматривали отдельного размещения военнопленных по национальному и религиозному признакам[230]. Каких-либо аналогичных примеров военная история до Первой мировой войны также не знает. И, собственно, германские военные, политические и дипломатические круги такого плана перед началом войны не имели – каких-либо документов, свидетельствующих об обратном, нам обнаружить не удалось. Включая самого кайзера Вильгельма, они, как было уже отмечено выше, воспринимая идею «джихада», союзнических отношений с Османской империей, надеялись на пропагандистский эффект этой акции, однако поначалу размещать военнопленных мусульман на территории самой Германии никто не собирался. Так что создание в годы Первой мировой войны отдельных лагерей для размещения мусульманских военнопленных – это «изобретение», первый опыт подобного рода, проводившийся германской стороной с кон. 1914 – нач. 1915 г. Это, пожалуй, и первый в мировой истории эксперимент, когда немусульманское государство пыталось использовать ислам в качестве идеологической основы и мусульман в качестве исполнителей для достижения своих военных и политических целей. Трудно утверждать, что это было вынужденной мерой, что мусульман стали привлекать в связи с крупными людскими потерями со стороны Германии в ходе войны в качестве «пушечного мяса» – война ещё только начиналась, её исход был совершенно неясен, и все враждующие государства, естественно, надеялись на благополучное её завершение. Точно так же трудно утверждать, что это было абсолютно спонтанным решением – будто бы неожиданно в руках Германии оказалось немалое количество военнопленных мусульман, и с ними надо было что-то делать. Поэтому и саму идею создания особых лагерей, и её реализацию в годы Первой мировой войны можно считать в определённой степени логичным продолжением вполне уже сложившейся в умах германских военных и политиков идеи «священной войны» – если уж сам кайзер позиционировал себя как «друга» 300 миллионов мусульман, то вполне естественно, что он по-особому должен относиться к своим «друзьям», которые в силу обстоятельств оказались в его руках в качестве военнопленных.
2 октября 1914 г. фон Оппенхайм представил в МИД подробный план «использования военнопленных мусульман». Собственно, здесь во многом повторены предложения, которые содержались в предыдущем документе от 14 сентября: размещение в специальном лагере, возведение мечети, назначение имама, поддержка в совершении мусульманских религиозных ритуалов и т. п.[231] В его программе под названием «Революционизация исламских областей наших врагов», о которой речь шла в первой главе, также рассматривался вопрос об обращении с военнопленными, в первую очередь, африканскими и индийскими.
Хотя идея создания отдельных лагерей уже прозвучала, и определённые изменения происходили, тем не менее похоже, что к началу декабря 1914 г. ещё полной ясности в этом вопросе не было. Самое главное, не было определено «подходящее» место, куда собрали бы военнопленных мусульман. Однако 2 декабря 1914 г., вероятно, впервые прозвучало практическое предложение, автором которого явился капитан Рудольф Надольны, руководитель Политического отдела Генштаба – не строить совершенно новый лагерь для указанных целей, а разместить военнопленных мусульман в уже существующем лагере в городе Цоссене[232].
Тогда же была проведена и «инвентаризация», озвучены первые сведения о численности военнопленных-мусульман: по данным Военного министерства, представленных по конкретному запросу Министерства иностранных дел, 3 декабря 1914 г. число находящихся в Германии мусульманских пленных составляло 5204 человека (в том числе 21 офицер). Из них 5 офицеров и 2220 рядовых – из российской армии, 16 офицеров и 2946 рядовых – из французских войсковых частей и 18 пакистанцев из английской армии[233].
«Подходящим местом» стал небольшой город Цоссен, располагавшийся в 40 км южнее Берлина, где вначале должны были находиться африканцы и индийцы. 31 декабря 1914 г. полковник Фридрих из Военного министерства сообщал в МИД о том, что «все военнопленные французы мусульманского вероисповедания (североафриканцы) и все англо-индийские военнопленные из всех лагерей, где нет опасности эпидемии, должны быть отправлены в центр тактических учений в Цоссене, где они будут расположены обособленно друг от друга (североафриканцы и индийцы отдельно); там им должны были предоставить возможность жить согласно их религиозным предписаниям и национальным обычаям»[234].
Запланированные мероприятия начали претворяться в жизнь, и 7 января 1915 г. капитан Р. Надольны представил свои более или менее подробные наблюдения относительно создания лагеря в Цоссене[235]. Он лично посетил лагерь и с удовлетворением отмечал, что его организация реально началась. По его сведениям пленные офицеры были достаточно «надёжно ограждены» от влияния извне, унтер-офицеры и солдаты объединены в отдельные группы. Однако пока ещё лишь небольшая часть Цоссенского лагеря была отделена для мусульман; по «желанию самих военнопленных» там были развешены турецкие флаги, сооружён резервуар и место для проточной воды, чтобы мусульмане могли исполнять омовения перед молитвой; было налажено особое продовольственное снабжение согласно мусульманским традициям.
