Гордый Липнер вручил мне творения своих рук. Я поблагодарила, незаметно проверив, не рассыплются ли на составляющие.

— Вижу, подправил решётку, — одобрительно хмыкнул Лазавей. — Но за заклинание 'удовлетворительно'.

— Почему? — обиделся алхимик. — Я первый на курсе, магией воздуха владею.

— Чтобы 'владеть', нужно хотя бы Академию окончить, — усмехнулся магистр. Наглым образом отобрал у меня ромашки и принялся разглядывать. Потом глянул на меня: — Изначально там были не цветы, а забавная вещица, требующая физического контакта с… кхм… объектом.

Забыв о том, что еду в повозке, возмущённо вскочила на ноги. Этот старшекурсник на меня 'петлю очарования' набрасывал? Читала о такой, видела последствия. Не выдержав, спросила. Алхимик, разумеется, отнекивался, а Лазавей таинственно улыбался, заверив, что ничего страшного со мной сотворить не хотели. То есть магическое увеличение мужской привлекательности — это нормально? Больные эти маги, не иначе, даже с девушками не по-людски знакомятся.

Покосилась на магистра: интересно, он тоже этим балуется? Будто прочитав мои мысли, Лазавей ответил, что любовная магия у студентов хромает на обе ноги, а взрослые особи ей не пользуются — не поощряется это.

— Вы только представьте, госпожа Выжга, что будет, если вас поймают за подобным занятием? Определённая слава обеспечена. Да и зачем? Видимо, Липнер Гедаш несколько неуверен в себе…

— Зато вы чересчур, — смело фыркнула я и прищурилась. Уж не соперничает ли преподаватель со студентом за моё внимание? А то сразу тут как тут, рядышком уселся. Но руками не трогает, в шею не дышит, просто взглядом буравит.

Магистр засмеялся и вернул ромашки.

— Агния, вы решили, что я… Нет, вы красивая девушка, но никаких видов я на вас не имею. Так что чересчур уверены в себе именно вы. И слишком много себе позволяете, — уже серьёзно продолжил он. — Вот интересно, найдётся ли хоть один курс, на котором девушки не будут придумывать невесть что. Знали бы вы, сколько проблем доставляете своими амурами…

Я извинилась, но всё равно осталась при своём. Помню ведь, с какой готовностью магистр собирался помочь мне на плато. То есть со студентками он совсем не прочь развлечься. И вовсе я не самоуверенная, просто красивая, в мужском вкусе. Это давно жизнь доказала. А сейчас Липнер.

— Агния, — с укором, будто угадав мои мысли, покачал головой Лазавей. — Займите свою голову чем-нибудь полезным. Если сами не можете, я найду занятие. А все эти 'учитель и ученица' оставьте для девичьих дневников. Заранее делаю предупреждение, чтобы потом слёзы обиды не глотали за публичные развенчания горделивых фантазий. Бывали прецеденты…

— Да, — подала голос всё это время напряжённо прислушивавшаяся к разговору Осунта, — на тебя, Эдвин, вечно кто-то вешается, а потом плачет в подушку.

— Обычно так экзамены сдать пытаются, — рассмеялся магистр. — Девочки, что с них возьмёшь! Липнер, вам показать, где вы ошиблись?

Алхимик кивнул, и мужчины углубились в магию. Я ничего не понимала в этих выкладках, вертела в руках ромашки и смотрела по сторонам. Невольно вскрикнула, когда мимо нас пронеслась самодвижущаяся повозка. Мне показалось, или она дымилась?

Меж тем город всё приближался, и самодвижущих повозок становилось больше. Теперь я смогла их рассмотреть и ещё раз подивиться, как это ездит. Не иначе колдовство какое. И живёт оно впереди, в той выступающей части, к которой фонари крепятся. А ещё стекло, широкое такое, с тряпкой на шесте.

Перебралась к Юлианне, чтобы шёпотом обсуждать все диковинки. Краем глаза заметила, что магистр Тшольке тоже поражена Шойдом. Одни кирпичные трубы на городских окраинах чего стоят! Высокие, огромные, пронзающие небо. К ним пристроены кирпичные же бараки.

Дорога мощёная, ровными такими деревянными ромбиками. Как начались предместья с трубами, мельницами и винокурнями — сразу появились. А сама дорога расширилась. По обочине шагали люди, все одетые, как наши возницы. Попадались и женщины в юбках с высокой талией и разноцветных кофточках. Штаны дамы тоже носили, так что Осунте нечего опасаться.

Мы втроём — мужчины по-прежнему ничего видеть не желали, кроме магии, — дружно открыли рты, когда увидели женщину под зонтиком, верхом на двухколёсной конструкции. Казалось, она должна непременно упасть: невозможно держать равновесие на тонюсеньких ободах, но не падала. Ехала себе, приводя повозку в движение ногами.

Никогда ещё не видела такой штуковины, даже не знаю, как и назвать. Есть два колеса, соединённые между собой железными полосами, сиденье, упоры для рук и ног. Ноги крутят вертушку — и ты едешь.

А вот и всадник. Уфф, а то я решила, что лошади здесь вымерли.

Любезно согласившиеся подвезти нас оморонцы (пожалуй, правильнее именовать их шойденцами — по названию государства) свернули к пекарне. То, что это именно пекарня, подсказывал нос: божественно пахло сдобой, даже слюнки потекли. Пришлось спешиться, поблагодарить за заботу и дальше идти пешком.

Шушукающиеся магистры шествовали впереди, периодически подгоняя нас, студентов, развевавших рот на всё и вся. А как иначе, если этот мир на наш не похож? Дома огромные, не меньше трёх этажей, все кирпичные, изредка оштукатуренные. Никаких наличников, никаких палисадников. Зато есть арки с воротами. За ними — дворы. Я в один заглянула: тоже мощёный, с поилкой, деревцем и клумбой. На верёвках бельё сушится. Белое пребелое.

Когда выбрались на какую-то широкую улицу, едва не попали под лошадь. Точнее, лошадей, тянувших по железным жёлобам, проложенным вдоль пешеходного настила, аккурат за жёлобом сточной канавы, крытую большую повозку, заполненную людьми. Возница нас обругал, прохожие поддержали.

Воспользовавшись остановкой повозки, какой-то человек вскочил в неё, протянул монетки другому человеку в синей косоворотке и устроился стоять, держась за протянутую вдоль боков повозки верёвку.

Лошади дёрнулись, и повозка покатилась дальше, свернув за угол.

Голова шла кругом от разнообразия того, на чём тут ездили. И всё это такое шумное! Видя, что глаза у нас лихорадочно мечутся по сторонам, а ползём мы медленнее улитки, магистры приняли решения передохнуть от городской суеты, облюбовав открытую террасу харчевни. Я спорить не стала, просто засомневалась, что златорские деньги здесь примут.

— Так, сидеть здесь, ни с кем не разговаривать, ничего не делать, — деловито скомандовал Лазавей. — Осунта, позаботьтесь о том, чтобы вас не видели.

Магистр Тшольке кивнула. Заклинание зазмеилось из-под её пальцев, накрыв нас полупрозрачным куполом. Как оказалось, он скрывал нашу компанию от любопытных глаз, будто нас и не было. Только до этого мы невидимыми не являлись, так что, по-моему, наше внезапное исчезновение обязательно привлечёт внимание. Моё бы точно привлекло. Или у них тут магия — привычное дело? Наверное, иначе бы подвозившие нас крестьяне, божась, давно скинули непрошенных попутчиков на полном ходу и донесли властям. А они даже счастливого пути пожелали…

Хотелось есть, но нечего и не на что. Хотя… Тихо спросила у Юлианны, не осталось ли чего от сухого пайка.

— Последний твой бутерброд, — улыбнулась она и с готовностью потянулась к дорожному мешку. Не удержавшись, глянула туда: не только одежда и женские штучки, но и книги — целых две. И не тяжело ей на себе их таскать?

Бутерброд успел зачерстветь, но с голода и не такое сжуешь. Мы поделили его по-сестрински, на зависть Липнеру, демонстративно глотавшему слюну. Но мужчины должны уступать дамам, не так ли?

— Как ноги? — заботливо поинтересовалась Юлианна.

— Терпимо, — я улыбнулась алхимику. — Я тебе набойки новые поставлю, ты не переживай.

— Да ладно, не особо они мне и нравились, — отмахнулась магичка, но я-то знала, что воспитанная женщина никогда не признается, что ей жалко обуви. Или ещё чего, отданного подруге. А потом будут рыдать над испорченной вещью и выскажут всё, что думают о твоей походке, откуда у тебя руки растут, а где глаза находятся.