Потом, к счастью, навстречу нам попалась обычная повозка, то есть запряжённая лошадью. Очевидно, на таких здесь перевозили только грузы, в данном случае, — бочки с пивом. Но и здесь обнаружился повод для раздумий: колёса, упряжь совершенно не такие, как в Златории. Много металла, а обод из чего-то вязкого и мягкого на вид. Но именно оно, судя по всему, спасало от тряски на ухабах.

Магистр Тшольке рискнула и вышла на дорогу. Всё равно придётся общаться с местными жителями, нужно когда-то начитать. Но удача не благоволила нам, пришлось тащиться прочь от плато по пыльной обочине. Пыль красноватая — крошка камней, принесённая ветром сверху.

Ноги в туфлях на босу ногу пузырились, я позорно ковыляла далеко позади магистра Лазавея, который, надо отдать ему должное, лишь слегка подволакивал ногу. Разумеется, за мной очередь никто не занимал.

Мотала головой, силясь разглядеть какое-то жильё. На горизонте-то, кажется, город, но должно же быть ещё что-то.

Жутко обрадовало наличие воды в этом жарком месте: мы добрели до моста через реку. Самую обыкновенную, даже с камышами.

Пока студенты устроили водные процедуры, магистры, перешёптываясь, осматривали мост. Залезли под него и со всех сторон изучили, чуть ли не ощупали. Не понимаю, что им не понравилось: обычный каменный мост, даже без зверушек. Спрашивать не стала — всё равно не ответят, но на всякий случай плескалась у берега, чтобы вовремя опасность заметить.

Только опрометчиво я не сняла рубашку: треклятая облепила, как вторая кожа. А Липнер неплохо плавал, да еще и под водой. Нырнул вот так — да и хвать меня за икры.

Завизжав, чуть не захлебнулась, а бесёнку этого и надо. Сгрёб меня в охапку, прижал к себе, спасатель хренов! И целоваться полез. Алхимиков, что, на голодном пайке держат? Этого точно давно не кормили, потому как прицепился, как пиявка. Даже не знала, что делать. С одной стороны, целуется хорошо, пахнет прилично, штаны с меня не стягивает, просто за попку щиплет, но, с другой, не планировала я романтические похождения. Я девушка замужняя, не шалава какая, да и Липнер не герой моего романа.

— Тихо, тихо, голубок, я уже поняла, что красивая, — осторожно высвободилась из его рук. Осторожно — это не больно коленом дала. И не по жизненно важным органам. — Слюну подбери, и грудь мою в покое оставь.

— А я её даже не трогал, — обиженно буркнул алхимик.

— Вот и не надо, а то мало ли что…

— А что? — с вызовом спросил он и покосился на магистров. — Слушай, Агния, они ведь там надолго, а мы успеем…

Ох, шустрый! Как в другой мир попал, так сразу хвост распушил. Иди, милый человек, с Юлианной милуйся. Она, кстати, укоризненно на нас смотрит. Да нешто я этого голубя в сети заманивала — само приплыло, мне не треба.

Дура, конечно. Вон, Юлианна, вещи на бережку оставила… Или дура она? Что-то не разгляжу, в чём она. Неужели мужчин смущает? Они ведь что алхимики, что магистры до одного дела падки, потому как мужчины.

— Ты неправильно меня поняла, — оправдывался Липнер, — я насильничать не собирался. Честно-пречестно!

Заглянула в глаза — вроде, не врёт. Или у них, алхимиков, всё иначе? Женихами их недаром наши кличут.

— Я тебе одежду высушу, — продолжал змей, потирая ушибленный бок.

— А взамен? — не верю я в бескорыстие.

— Да так, — замялся Липнер. — Ты… ты мне понравилась. Прости.

Вот так. А я уже колкое слово заготовила. Ладно, пусть ухаживает: мне же польза. Во что бы ноги без алхимика превратились? Угу, в кровавое месиво.

Осторожно вылезла на берег, стыдливо прикрывая интересные места рукой. Пусть там и бельё, но не для чужих глаз. Липнер плёлся следом, пожирая взглядом. Невольно оценила его как особь мужского пола: полный комплект, лохматое половозрелое чудо, знающее, что с губами делать.

Вспомнила о Хендрике, подавальщицах и махнула рукой. Пококетничаю немного, плоды поснимаю, а потом скажу, что он герой не моего романа. Использую? Да не больше, чем он меня. Или я должна любовью небесной воспылать? Как же, на второкурсницу не магичку обратил внимание пятикурсник-алхимик! К слову, я ведь не уточнила: он перешёл на пятый курс или экзамены за него сдал.

Словом, женское коварство в виде меня грелось у магического костерка и травило байки, потчуя Липнера то голой ступнёй, а то и улыбкой. Парень смотрел, а потом снова полез целоваться.

Дыхание у алхимика было горячим, а губы — настойчивыми. Пальцы тоже обжигали не хуже пламени. И так настойчиво пытались добиться взаимности, что я аж оторопела. И не возражала, потому как давно меня так мужчины не баловали. Хендрик, увы, что такое любовь и страсть давно забыл — а тут будто снова в прошлое вернулась.

— Так, это что такое? — Липнера приподняло за шкирку, будто котёнка, и подвесило над землёй. — Нашли, чем заниматься. Не ожидал от вас, Липнер Гедаш, поставлю перед ректором вопрос о вашем моральном облике.

Я хихикнула, оправляя одежду: такое потешное у алхимика было выражение лица. Даже выговаривать за самоуправство расхотелось.

Магистр Тшольке, меж тем, продолжала измываться над смутившимся парнем, затеяв лекцию о размножении и взаимоотношении полов. Досталось и мне — будто я его соблазняла.

— Да мы целовались только, — брякнула, спасая супружескую честь. Только, боюсь, для Осунты поцелуй — нечто противозаконное. Ишь, как глазом на меня косит! И то верно: лучше бы вопила, что меня девичьей чести лишали. Не знаю, право, хотел ли чего Липнер, но явно скрывал свои пакостные намерения эти пару минут. Понятливый оказался.

— Не ожидала от замужней женщины такого, — прошипела магистр, едва слюной не подавилась. — Вам бы пример подавать, а вы, госпожа Выжга, развращаете студентов.

— И кто тут кого развращает? — послышался голос магистра Лазавея. — Не смешите, Осунта! Девочке двадцать один год — а этот увалень, при всём моём уважении, не похож на невинного ребёнка. Ему двадцать три, между прочим.

Раз — и Липнер мягко спланировал на землю.

Магистр устало потряс рукой, сбрасывая голубые искры, и посоветовал коллеге оставить нас в покое:

— Они взрослые люди, сами разберутся. И, надеюсь, поймут, что первый день в чужом мире не самый лучший момент для близких взаимоотношений.

Не сговариваясь, мы с Липнером насупились и заверили, что не идиоты. А я добавила, что парень сам меня поцеловал.

— Меня это не интересует, — отмахнулся Лазавей. — Заканчивайте купания и обнимания: мы должны до темноты добраться до жилья. И молитесь, чтобы нас не убили.

Бросив на алхимика насмешливый взгляд и красноречиво сообщив жестами, что первый опыт стал и последним, отправилась звать Юлианну и искать туфли. Мне легче всех, у меня вещей нет, а одежда стараниями Липнера высохла.

Ровно через пять минут мы выдвинулись: студенты собрались поразительно быстро. И снова поплелись по обочине дороги.

Не прошло и часа, как судьба послала нам встречу с местным населением. Тесную встречу, потому как местность была равнинная, ни деревца, ни кустика, ни камушка, так что спрятаться некуда, а бежать — глупо. В общем, нас нагнала одна из подвод, тех, которые нормальные. Большая, шестиколёсная. Перевозила какие-то мешки.

Управляли повозкой двое мужчин. Одеты как люди: рубашка, штаны, отличного от нашего покроя — светлые такие, с узкими кожаными поясами. На ногах — короткие сапоги на шнуровке. Занятно: в Златории шнуровка — девичья прерогатива.

Не сговариваясь, мы старались не показывать пристального интереса к облику незнакомцев, не тыкать в них пальцами, но выходило плохого. Даже магистры сдались под напором любопытства.

Омороняне в свою очередь разглядывали нас, а потом заговорили.

— Айканэ? — спросил один из них.

Приплыли: языка-то мы не знаем. Сейчас доложат, кому надо, и всё, погибли смертью храбрых. Только погибать не хочется.

Вот зачем влезла, сама не знаю, но как-то оказалась впереди всех. Заулыбалась и брякнула, что мы приезжие. А что? Ректор говорил, что я хроникёр 'Академического вестника', но балакать по-местному не обязана. Ляпнула, проигнорировала шипение старших, скрутила дулю за спиной ретивому Липнеру, собравшемуся меня оттащить, и смело шагнула к лошадям. Если уж за красоту взяли, то буду отрабатывать свой хлеб.