Сообразив, что всё ещё морожу пятую точку, пошарила рукой в поисках одеяла и не нашла. Так, не на полу ли валяется? Нет, просто сбилось. Обернулась им и села.
Эдвин, чуть склонив голову, с усмешкой наблюдал за моими действиями, а потом прокомментировал, что прятать мне уже нечего.
— Порядочной женщине всегда найдётся, что скрыть, — парировала я и потопала приводить себя в порядок. Одежду прихватила с собой: как-то стеснялась облачаться при Лазавее. В первый раз ведь только у нас.
Пока я плескалась, Эдвин приготовил простенький завтрак и заварил чай по собственному рецепту. Пить его пришлось второпях, обжигая нёбо.
Думала, на прощание Лазавей поцелует — но нет, просто протянул жетон, наподобие того, что некогда выдал мне библиотекарь, и пояснил, что это ключ от калитки и от двери. Значит, желал видеть снова. Приятно!
Не удержалась и высказалась:
— Рада, что не на один раз.
Ответом мне было обиженное фырканье и заявление, что ради одной ночи словами 'люблю' не разбрасываются, он рассчитывает на продолжительное знакомство. Эх, уточнил бы ещё, какой статус буду носить… А, неважно! Я не я буду, если не стану единственной и последней женщиной Эдвина Лазавея.
Эдвин остался дома, а я ошпаренным упырём понеслась к Студенческому дому. Проспала изрядно, а ведь там химия… Лишь бы Светана поняла чуть больше, чем скамейка, на которой сидим! Не в обиду будет сказано, но несильна она в естественных науках. Я, впрочем, тоже, так что мы подруги до кончиков ногтей.
Разумеется, меня встретили любопытными взглядами, а Светана понимающе улыбнулась. Дождавшись, пока мы останемся одни, насколько это вообще возможно в коридоре Академии, тут же потребовала подробностей, попеняв за то, что не предупредила о ночёвке.
Баловать кого-либо пикантными подробностями личной жизни не собиралась, поэтому ограничилась туманными общими словами. Светана и так поняла, что всё замечательно, а остальное неважно.
— И что теперь у вас? — поинтересовалась она. — Замуж звал?
Нет, и над этим как раз предстояло работать. Для Эдвина всё прекрасно, свободные отношения и всё такое, а я хочу определённости и колечка на пальце.
Разумеется, магистр Тшольке не могла пройти мимо столь знаменательного события как новая девушка Эдвина. Подошла она к делу творчески, не желая портить свою репутацию, зато мою планировала изрядно подмочить. Нет, при встрече Осунта была вежлива и холодна, ничем не выделяла среди прочих студентов, так что ожидавшие новых потасовок просчитались. Зато обо мне поползли разные слухи. Болтали, будто я распутная девка, нагулявшая ребёнка от любовника, поэтому-то муж со мной и развёлся. Что поступила в Академию через постель, оказав декану кое-какие услуги. Увы, частично это правда — я действительно соблазняла магистра Тревеуса, хотя не собиралась заходить так далеко. Хм, а как далеко бы могла? Это был сложный вопрос, потому что очень хотела учиться.
Дальше последовали сплетни о моей разгульной жизни в Школе иных, об оргиях с демонами. Якобы я развлекалась в компании Шкварша и его друзей — мораль демонов считает нормальным подобное поведение, мужчин-то у них больше, чем женщин.
Сначала болтали за спиной, потом начали коситься, а потом двое старшекурсников обнаглели и пригласили на «любовь втроём». Разумеется, я послала их в долгое путешествие, на что студенты заявили, что посылаю со знанием дела.
— Да ну, чего ерепенишься, ты же сразу с пятью спала.
Я подавилась очередной цветистой фразой и вытаращилась на дерзких парней круглыми как плошки глазами. Сразу с пятью и после этого хожу? Мальчики, богатая фантазия — это прекрасно, но не в таком возрасте!
Настырные студенты требовали подробностей, а я — того, кто набрехал обо мне кучу небылиц. Увы, ничего путного не выяснила, зато обрела прозвище 'труженица'. Девушки смотрели с осуждением и презрением, парни — с интересом, сыпали похабными шуточками, задавали неприличные вопросы, а однажды подсунули на парту книгу о культуре семьи демонов, раскрытую на откровенной картинке. Где они её раздобыли? Явно не в академической библиотеке!
Преподаватели тоже косились, хмыкали, но хотя бы молчали. Зато, по словам Эдвина, советовали ему поостеречься, чтобы не подхватить от меня дурную болезнь. Лазавей, разумеется, советовал не верить слухам, но сплетни сильнее доводов разума.
Я разозлилась, кидалась на хихикающих с кулаками, Светане приходилось оттаскивать, шепча, что этим делаю только хуже.
— Мужчины тебе на что? — повторяла она.
Справедливости ради, и Лаэрт, и Эдвин не остались в стороне. Друг объяснял методом телесных увечий и крепких слов, что я — девушка честная. Учился Лаэрт хорошо, владел магией огня, так что объяснение выходило болезненным. Эдвин так грубо не действовал, одёргивал иным способом, используя власть и авторитет преподавателя. К примеру, у девиц, обсуждавших мою бурную личную жизнь, поинтересовался, откуда такие большие познания по теме, не соизволят ли они поделиться ими с присутствующими. Попутно Лазавей выяснил, что слухи поползли с факультета Активного чародейства.
— Эдвин, за что они меня так? — вздыхала я, уткнувшись вечером в плечо любимого. — Надеюсь, хоть ты не веришь во всю эту мерзость?
— Разумеется, нет. На моих глазах ты всего лишь целовалась с Липнером. Хотя, если не только целовалась…
— Только! — оборвала его на полуслове.
— Да какая разница, это твоё дело. Нет, Агния, ты не послушница, но до распутной девицы тебе далеко, — он щёлкнул меня по носу. — Очень далеко. Да и раз краснеют уши, значит, морально устойчивая. А все эти рассказы о демонах… Те, кто их придумал, — двоечники, не знакомые с анатомией.
Понимаю, но толку-то? Вот бы узлом завязать язык тому, кто меня так ославил!
Мы сидели в гостиной. Эдвин разрывался между мной и проверкой контрольных работ. За окном догорали последние солнечные лучи — апрель месяц на дворе, денёчки стали длиннее. Прошло целых три недели с тех пор, как Лазавей произнёс: 'люблю', а моя крепость добродетели пала. Цветочно-конфетный период в самом разгаре, узнаём, привыкаем друг к другу. У себя ночевала редко, предпочитая радовать Эдвина завтраком. Питался он отвратительно, без меня бы с голоду умер, сгорел на работе.
— Эдвин, хочешь сказать, что тебя всё устраивает? — подняла голову, заглянув Лазавею в глаза. Слишком спокойно он реагирует на эту дрянь, неужели ему плевать, а я — всего лишь очередная? Дороговато обходится тогда Эдвину развлечение!
— Нет, конечно, — скривился Лазавей, — просто я не мальчишка, чтобы драться со всеми, кто забыл прополоскать рот с мылом. Вот узнаю, кто главный сказочник, тогда с ним и поговорю. Серьёзно и с глазу на глаз. Обещаю, что он перед тобой извинится и понесёт наказание.
Судя по выражению лица Эдвина и сжавшимся пальцам, шутнику не поздоровится. Я не жалею — ещё чего! — с удовольствием бы добавила, благо деревенские бабы волосы драть умеют.
— Что там у тебя с сущностями? — вернул мои мысли к учебному процессу Лазавей. — Я тебе просто так зачёт не поставлю, учи.
— Завалишь, чтобы не испортить репутацию?
— Агния, — Эдвин отложил стопку листов и потрепал меня по волосам, — помнится, я давно объяснял, что мухи и пирожки отдельно. Я ни-ког-да не поставлю зачёт за красивые глазки.
Тяжело вздохнула: никаких свиданий, одни книги, потому как треклятые сущности познаваться не желали. А этот поросёнок даже помощь не предложит: мол, все студенты равны. Хотя бы не твердит, что Академия не женское дело.
— Что пригорюнилась, русалочка? — меня обняли и посадили на колени. — Ты не дурочка, разберёшься.
Твоими бы устами, Эдвин…
Слухи прекратились резко и внезапно. Поговаривали, что к этому приложил руку ректор. Охотно верится, потому что студенты просто так языки не прикусят. Особо отличившиеся, помятые после объяснений с Лаэртом, подходили с извинениями. Только девчонки продолжали бухтеть. Оно и понятно: не нравилось, что я крутила роман с преподавателем старше меня на… Словом, Эдвину оказалось несколько больше, чем я предполагала. Не ровесник Ары с Осунтой — и то хорошо.