– Чего не знаю – того не знаю... – развел руками Крис. – Мы с ним общались не очень долго, но отношения у нас были хорошие. Слышал, что его, кажется, арестовали, и даже на каторгу отправили, а за что – не имею представления.
– Этим и должно было кончиться... – мужчина с досадой покрутил головой. – Ворм с детства шальной был, никого слушать не хотел! А уж если попал в застенок, то, считай, что с концами пропал. Говорили же ему: не дури, выкинь из головы все мысли о том, что счастье можно найти на стороне, сиди дома, благо есть занятие – рыбу ловить, да и своей семьей давно пора обзавестись! Так ведь Ворм что себе в башку втемяшит – и уже не отступится, хоть ты ему кол на этой самой башке теши...
Так, если я не ошиблась, то этот самый мужчина с седоватой бородой и есть Фоман. Хорошо уже то, что он довольно благожелательно настроен к нам. По счастью, этот человек не знает о том, что его брат уже погиб – ведь это Ворм был тем заключенным, который на руднике прыгнул вслед за мной с почти отвесной стены, пытаясь сбежать с каторги. Тогда мне удалось остаться в живых, а вот бедняге Ворму не повезло – он разбил себе голову, ударившись о камень... Однако Крис помнил свои разговоры с бывшим рыбаком – тот очень хотел извиниться перед братом и за свой побег из дома, и за то, что тогда же забрал с собой часть семейных сбережений. Ничего, для нас не будет особого убытка, если мы отдадим Фоману пару золотых монет и десяток серебряных – именно только его брат взял с собой, когда решил попутешествовать по миру в свое удовольствие.
Меж тем мужчина продолжал:
– Что ж, гости дорогие, пойдемте в мой дом – уже темнеет, нечего тут стоять. Хозяйка моя и детишки уехали отсюда до конца Водной Седмицы, так что я пока один обитаю. У меня, конечно, домишко скромный, но, как говорится: в тесноте – да не в обиде!
Ну, насчет тесноты Фоман был прав: когда в его маленьком доме оказались все жители деревушки, то в нем было не повернуться. Вот уж верно говорят: набились, словно селедки в бочку. Вообще-то людей можно понять: каждому хотелось узнать о судьбе своего бывшего односельчанина, да и не так часто гости посещают это место.
К тому времени, как жители деревушки разошлись по своим домам, за окном уже совсем стемнело, а Крис едва ли не охрип, отвечая на вопросы рыбаков. Люди бы задержались здесь и дольше, но тут уже хозяин безо всяких околичностей дал всем знать – пора, мол расходится, сейчас не то время, когда в гостях стоит оставаться надолго. Завтра, дескать, договорим – надеемся, что гости задержаться у нас на денек-другой.
Заперев за гостями дверь, Фоман уселся за стол и поинтересовался, глядя на нас:
– Уж вы меня извините, господа хорошие, но я человек простой, и прямо вам скажу: что-то не верится мне, что вы в нашу деревеньку прибыли лишь для того, чтоб весточку мне от брата передать. Конечно, за возвращенные деньги спасибо вам большое, но...
– Верно... – согласился Крис. – Дело у меня к вам есть небольшое, но, может, поговорим об этом завтра?
– Можно и завтра... – согласился Фоман. – Да и время сейчас позднее, а серьезные разговоры надо вести на свежую голову. Давайте-ка поедим – уха у меня сегодня знатная, а потом пора и спать ложиться. Вы вон, на той кровати располагайтесь, а я на печке устроюсь – топил ее сегодня, она теплая. Да, и ночью на улицу не вздумайте выйти, как бы вас туда не выманивали, а не то ежели с лоскотухой столкнетесь – тут вам и конец.
– С кем столкнемся?.. – не поняла я.
– С лоскотухой... – пожал плечами Фоман. – Русалки такие есть. Их еще щекотухами называют: встретишь такую – может из озорства защекотать тебя до смерти, и не вырвешься от нее, как ни старайся. В Водную Седмицу эти водяные девки частенько гуляют по нашему острову, и потому в это время здесь есть одно правило, которому следует строго придерживаться: не ходить в одиночку. И уж тем паче к воде одному не приближаться, а не то так тебя околдуют, что и себя забудешь. Учтите: этим русалкам все одно, что парня в воду затащить, что девку – для нечисти разницы нет, с кем озорничать и кого с пути сбивать. Одно хорошо: лоскотухи появляются только в темное время, так что во время Водной Седмицы двери во всех избах на ночь запираются крепко-накрепко, а не то увлекут с собой, сманят – и домой уже не вернетесь.
– Так ведь столица близко!.. – удивилась я. – Говорят, нечисть не любит большого скопления людей, а тут, совсем неподалеку, народу полно, кораблей и лодок хватает, и они постоянно здешние воды бороздят, так какие здесь могут быть русалки, водяные и все такое прочее?! Их всех давно распугать должны! Да и воду в реке возле столицы чистой никак не назовешь!
– Столица столицей, и вы можете думать, что хотите, а Водную Седмицу никто не отменял... – философски заметил хозяин. – Да и нам от русалок в эти дни одни убытки, хоть на промысел не ходи! Они ж, паразитки, сети путают, а то и вовсе рвут – вовсю пытаются напакостить добрым людям!.. Сейчас я вам чеснок дам, а еще серебряные монеты при себе держите – всего этого водные девки боятся. Еще я полынь подожгу, дымом избу окурю – все спокойней спать будет.
– А как же...
– Вы вот что... – посуровел хозяин. – Давайте-ка к ночи не будем упоминать обо всей этой нечисти, не то придет еще кто под окна...
... Не сказать, что кровать у Фомана была достаточно широкой, во всяком случае, нам с Крисом пришлось лежать, едва ли не прижимаясь друг к другу, и я вновь с немалым удивлением поняла, что не имею ничего против того, чтоб находиться подле теплого тела этого мужчины и слушать его ровное дыхание. Более того: рядом с ним я чувствую себя защищенной, и это мне нравится, хотя еще не так давно была уверена, что всегда и во всем нужно полагаться только на себя одну.
Невольно мне вспомнилось, как, будучи замужем, я каждый день с тяжелым сердцем ожидала наступления ночи – ведь надо было спать в одной постели с ненавистным супругом, отвращение к которому росло с каждым днем, и все больше и больше заполняло мое сердце. Несмотря на то, что я старалась сдерживаться и сохранять на лице невозмутимое выражение, Лудо Уорт понимал, что я не чувствую к нему никакой любви, и постоянно обвинял меня в том, что в жены ему досталась ледяная статуя, без чувств и хоть каких-то эмоций. Дорогой супруг даже не представлял, насколько велики к нему мои неприязнь и омерзение, а его прикосновения ничего, кроме гадливости, у меня не вызывали. За время своего замужества эту антипатию я невольно перенесла на всех мужчин, которые окружали меня. Более того: я была убеждена, что отныне сделаю все, чтоб держаться от любого мужчины на некотором расстоянии, причем в прямом смысле этого слова, однако Крис, вроде бы не делая ничего, словно возвращал меня к обычной жизни.
Вот и сегодня, когда мы улеглись, парень первым делом крепко прижал меня к себе – уверена, что если в не Фоман, устроившийся на печке, то Крис бы позволил себе и кое-что иное, и, что самое невероятное, в глубине души я не имела ничего против. Правда, на какое-то мгновение мне стало смешно: еще совсем недавно Крис переживал из-за бывшей невесты, которая уже нашла себе иного жениха – и в то же самое время сам был готов, скажем так, оказать мне хм... некие знаки своего расположения! Ох, мужчины, мужчины...
Я и сама не заметила, как уснула, но проснулась посреди ночи, словно от толчка. Вначале я не могла понять, что меня разбудило, а чуть позже услышала незнакомую песню, которая чуть слышно доносилась снаружи. Пела девушка, ее голос был нежным, чистым и завораживающим, так и хотелось выйти за дверь, и посмотреть на певунью, только вот ничего подобного делать не стоит – понятно, что это голос одной из русалок, которая зазывает к себе людей. Я лишь крепче прижалась к Крису – нет уж, лучше тут побуду, а не то излишнее любопытство до добра не доведет!
Тем не менее, я то и дело поглядывала в сторону окошка – снаружи светила луна, небо было чистым, и потому извне было довольно светло. Интересно, хоть одна из этих самых лоскотух покажется рядом с избой, или нет? Интересно бы посмотреть на нее...
