– Ну, скажем, не всю…хи-хи… А только часть… ха-ха… А что делать? Особо не заморачивайся… то же, что и отец, – бесхитростно выпалил Максим.

– Постарайся быть счастливой. Ты у нас ещё не старая… А мы без тебя не пропадём. И, если ты найдёшь своё счастье, мы будем за тебя очень рады, – продолжил разговор Рома. – Мы с Максом решили остаться здесь при любом твоём решении. Ты уж прости нас, с отцом нам будет легче. Мужикам друг с другом всегда легче, ну или понятнее. Нам будет проще находить общий язык… И здесь всё-таки наш дом, друзья, и вообще, всё наше…

Дети как бы заранее решили её участь.

– Наш, наше… – Лена повторила про себя эти слова, чувствуя отдаление детей от себя.

– Мам, извини, – сказал Максим, вставая из-за стола, – мне пора на тренировку. – Чмокнув мать в щёку, убежал.

Рома тоже рассиживаться долго не стал. Но, прежде чем уйти, он сказал матери, что расходятся они не первые и не последние, что матерью она для них останется всегда. Родителей не выбирают.

– И, если вдруг ты решишь уехать, мы обязательно будем тебе писать. А за лето заработаем денег и приедем тебя и бабушку с дедушкой навестить.

Немного успокоив мать, сын встал, говоря про свидание с Любашкой. Они идут в кино. Билеты у него на вечерний сеанс, ну и… как она понимает, опоздать он не может. И, как прежде сделал Максим, Рома тоже наклонился, поцеловал мать в щёку и поспешил по своим делам.

Теперь для Лены стало всё ясно и понятно. Её гегемония нарушена: то есть она всегда была лучшей, первой во всём, а тут её обошли, оставив далеко позади.

Сидит она одна, как старуха у разбитого корыта, не знает, что делать, от безысходности хватает ртом воздух, как рыба без воды, беспомощно разводит руками. Крик отчаяния рвётся из груди, а голоса нет… Ну, нету голоса…

Лена встала, чувствуя ненадобность здесь своего присутствия, и зашагала к двери за детьми. В первый раз она оставляет стол с грязной посудой, и это её нисколько не беспокоит.

Оказавшись далеко от дома, в пустынном месте, женщина залилась слезами. Она шагала по инерции, не видя, что творится вокруг неё и тем более что у неё под ногами.

Опомнилась она лишь тогда, когда поняла, что ноги её больше не слушаются, что топчется вот уж сколько времени на одном месте и никак не может сделать шаг. Противная, скользкая жижа сковала все её движения. Не слушаясь тела, ноги поползли назад или скорее всего в сторону, куда был наклон.

А потом «бац» и упала.

– А…а…а… – закричала женщина, испугавшись. Здесь, у этой стройки, фонарей оказалось мало, и она, вероятно, провалилась в открытый канализационный люк. Будь хоть сто фонарей и светло как днём, Лена вряд ли могла заметить в тот момент оставленный рабочими знак безопасности, а в тёмное время суток – и подавно.

Туда-то она провалилась, а вот обратно, как ни старалась, выбраться без посторонней помощи не смогла. Стесняясь своего глупого положения, стала звать на помощь очень тихо:

– Эй, кто-нибудь, помогите… Странно, – подумала она, – посёлок вроде бы и большой, а никого не дозовешься на помощь.

Чувствуя, что её тело погружается ещё дальше вглубь, она испугалась не на шутку. Завопила во весь голос, прося о помощи. С каждым её беспомощным шевелением и отчаянным криком тело погружалось в люк всё ниже. Ноги не находили точки опоры, тело женщины стал сковывать страх и жуткий холод.

Минут через пять, а может, десять, как ей показалось, у люка появился мужчина. Шёл домой, проходил мимо и услышал крики о помощи.

– Чего сидим? Кого ждём? – попытался он пошутить над пострадавшей. – О, голубушка, да на вас лица нет, – наклонившись, увидел он. – Сильно ушиблись? Или случилось что? – Он задавал вопросы, а сам с лёгкостью взял Елену под мышки, сдёрнул с места и за считанные секунды поставил рядом с собой. Никакой избыточный вес в ней его не смущал: человек как человек, просто попал в беду.

– Так, что-то стряслось, говоришь? – он задал вопрос, только в другой конфигурации слов. Опережая ответы пострадавшей, он задавал всё новые вопросы: – Фу, какая ты грязная! Как ты пойдёшь по улицам? Далеко живёшь-то?

Женщина испуганно моргала глазами, не давая ответа ни на один заданный вопрос. Лишь когда спросили про дом, она покачала головой и ответила, растягивая слова, заикаясь:

– Я не пойду домой, я здесь подожду рассвета.

– Её зубы стали выбивать дробь – то ли от холода, то ли от испуга, а может, от сознания того, что осталась целой и невредимой.

– Не пойдёшь? – удивился мужчина. – Как же так? Сейчас хоть и весна поздняя, но ночью всё равно очень холодно и зябко.

– Мне идти туда незачем. Я там больше не нужна. Теперь я для них чужая, – закончила свои пояснения Лена и заплакала.

– Так вот оно что, – вздыхая, пожалел незнакомец женщину. – Тогда пойдём со мной, я грязи не боюсь, – засмеялся он, беря её грязную руку.

– Я здесь недалеко живу. Сейчас отмоем тебя и меня заодно. – Он посмотрел на прилипшую глину к своей одежде. – Отдохнёшь, может, какие светлые мысли и посетят твою голову.

–А ты – ничего, хорошенькая, пухленькая, – откровенно рассматривал Николай вышедшую из ванны полуобнажённую женщину. Его пижама не доходила ей до колен и постоянно сползала с одного плеча, открывая взору женские прелести.

Пока она купалась, смывая строительную грязь, Николай уже накрыл стол.

Достал бутылочку с кристально светлой и холодной водкой, поставил на стол два пластиковых стакана. Других у него не было под рукой, всё было упаковано. Порезал хлеб, пожарил по паре яиц.

– Ну, как говорится, милости прошу к столу, «отобедовать»… Чем богаты… – Наливая в стаканы хмельного зелья, предложил тост:

– За случайное знакомство! Меня, кстати, Николаем зовут, а вас?

– Елена, – ответила она, присаживаясь на стул.

– Алёнка? Так вот оно что? – обрадовался он, с размаху хлопая себя по колену и показывая на неё пальцем. – Ты смотри! А ты и вправду похожа на шоколадную Алёнку, ну на ту, что на шоколадке. Только более взрослая и платочка не хватает. Я очень люблю тот шоколад. Я тут грешным делом подумал, где я мог тебя видеть? В мозгах всё что-то крутится-вертится, а припомнить не могу.

– За случайную встречу, – повторила она, берясь за стакан. Лена не стала изображать из себя «фифу» – непьющую, некурящую. Хотя на самом деле пила она очень редко и очень мало, и то только с Зойкой. Ну чисто в женском коллективе, а дома это не приветствовалось. Но всё-таки, прежде чем выпить, она впервые произнесла слова благодарности и участия в её жизни этому широкоплечему богатырю, сидевшему напротив неё в майке и штанах.

– Будь здорова, – приподнимая стакан, Николай улыбнулся и залпом осушил ёмкость. Затем как-то по-особенному втянул в лёгкие воздух через ноздри. – А-а-ах… Хорошо пошла, – констатируя тот факт, что получил удовольствие от спиртного, стал с аппетитом закусывать. Он ломал хлеб маленькими кусочками, накалывал на вилку и макал его в желток. Отправленный в рот кусочек долго разжёвывал и при этом, не переставая, смотрел на Лену.

Она пила медленно, глотками. Водки оказалось в стакане много. И, чтобы не обидеть хозяина, по русскому обычаю она допила спиртное до конца, «чтобы не оставлять зло». В конце поперхнулась, сморщилась и попросила воды. Он дал ей воды, но потом всё-таки сделал замечание: водку в желудке нельзя разбавлять водой, лучше лимончиком или просто закусить.

– Вот, блин, растерялся перед красивой женщиной, – спохватился хозяин, – предлагаю лимон, а сам его даже забыл порезать.

– Нет, нет, не беспокойтесь, Николай. Мне и так неудобно за доставленные вам хлопоты.

– Да какое ж тут беспокойство? – Мало-помалу у них стал завязываться разговор.

После второго тоста они полностью перешли на «ты». Расслабившись, Лена рассказала, как она за свою честность в течение восемнадцати лет получила пинком под зад. А ещё она поведала, что муж вернётся из командировки домой уже с любовницей. И, естественно, ей самой отведут роль прислуги, если она там останется.