Помнил только арбакеш, что кормил ее сегодня ячменем.

Чувство досады наполнило его существо и вызвало внезапный прилив злобы против неповинного животного.

— Обожралась! — закричал он и в припадке гнева стал стегать своего друга нагайкой.

Бедная лошадь рвалась в стороны, а арба по-прежнему оставалась неподвижной.

Наконец, собравши все свои силы, изнемогая от боли, как бы в полном отчаянии, животное рванулось вперед, и арба тронулась с места.

Обрадовался Юнуска.

Он бодро зашагал по колена в воде, подсобляя за оглоблю своей лошади тащить тяжелый воз.

Вот уже берег недалеко.

Твердая, сухая земля уже под ногами.

Осталось только выехать на небольшой откос.

— Ага! Ага! — кричит Юнуска и, понукая лошадку, быстро зашагал около колеса.

Лошадь, тяжело дыша, как-то вытянулась под оглоблями и, делая последние усилия, тащила в гору арбу.

Но вот она споткнулась, упала па передние колени и, упершись мордою в землю, силилась подняться.

Юнуска бросился к ней и, не теряя ни минуты, расхомутал упавшую лошадь.

Арба мерно перевалилась назад, поднялись вверх прямые оглобли.

Лошадь вскочила на ноги и снова рухнулась на землю.

Из ноздрей животного темной струйкою сочилась кровь.

Не веря своим глазам, с опущенными руками, стоял растерявшийся арбакеш над лежащим животным.

Лошадь пыталась поднять свою голову, но силы окончательно ей изменили.

Она как-то особенно глубоко вздохнула, захрипела и вдруг задрожала всем телом.

Еще несколько секунд, — и, вытянув неестественно ноги и голову, она словно окаменела.

— Нет правды, нет аллаха на небе, нет Магомета и его пророка, да будут прокляты все муллы и ишаны, обманывающие народ, — простонал Юнуска.

Он с ненавистью устремил свой взор в беспредельную небесную даль и, скрежеща зубами, погрозил ему своим кулаком.

Затем он перевел свой взгляд на черневшийся труп своего единственного верного друга, так жестоко и незаслуженно им обиженного.

Тихо склонился к нему Юнуска, и громкие рыдания раздались среди глубокой тишины ночи.

А луна все так же ярко лила свой серебристый свет, озаряя арбу, плачущего арбакеша и его мертвую лошадь.

В городах и кишлаках обширного Туркестанского края царило необыкновенное оживление.

Многочисленные базары были переполнены народом.

Но большим дорогам неслись тысячи всадников на своих горячих скакунах.

Даже в горных аулах кочевников-киргизов происходило что-то непонятное.

В войлочных юртах оставались только женщины. Дети под наблюдением стариков беспечно играли поблизости своих жилищ.

Все мужское население спешило в ближайшие города, где началась уже расправа с царскими чиновниками и богатыми купцами.

Из уст в уста переходили новости, одна страшнее другой.

В чайханах, по базарам сидели местные жители и с напряжением слушали рассказы о том, как был арестован в Ташкенте русский генерал-губернатор.

Передавались подробности о кровопролитном сражении в Коканде, Андижане и Самарканде. В других городах также шла резня и, как рассказывали очевидцы, часть русских солдат перешла на сторону народа.

Появились какие-то большевики.

О них никто не мог сказать ничего определенного. Говорили, что эти большевики берут под свою защиту бедняков.

В большой чайхане на маргеланском базаре собралась целая толпа народа, но все это были рабочие или земледельцы. Их поношенные, засаленные халаты, истертые ичиги, выцветшие тюбетейки, загорелые лица и мозолистые руки сами за себя говорили, что тут собралась теперь одна беднота.

Богатые купцы — баи закрыли лавки и прятались, как кроты, в самые уединенные части своих усадеб.

Многие из них успели уже разбежаться. Содержатель чай-ханэ, Мустафа-бай, остался без прислужников.

Они еще накануне вдруг потребовали расчет и ушли. Он теперь сам обносил чаем посетителей, кипятил воду в кунганах и заправлял чилим.

Лавка медника на базаре.

Общее внимание присутствующих обращал на себя высокий молодой узбек, в скромном коричневом халате.

Выпив свой чай, он поднялся на ноги и громким голосом обратился к сидевшим в чайхана.

— Друзья! — начал молодой человек, — настал час расплаты. Веками наш народ изнывал под ярмом самого тяжелого рабства.

Сначала нам рубли головы наши ханы, нас обирали их ставленники, отнимали у нас наших жен и дочерей и запирали их в свои гаремы.

Мы, дехкане и рабочие, влачили самое жалкое существование, отдавая весь наш ничтожный заработок или ханским чиновникам, или брюхатым баям, наживавшимся на нашем трудовом поту и на нашей крови.

Когда пришли царские войска и заняли нашу страну, мы попали из огня да в полымя.

Наши купцы стали быстро богатеть.

Разоренный дехканин был вынужден закладывать и продавать им свое жалкое имущество.

Лишившись всего, даже своего клочка земли, он шел работать на того же бая, который купил у него и землю, и дом, и скотину.

Много ли из вас, здесь находящихся, таких, которые не сидели бы в кабале у своих кишлачных кулаков? — спросил он.

— Нет таких, — в один голос отвечала толпа.

— Так вот что, друзья, — продолжал узбек, — вам известно, что творится в России. Вы уже слышали, что разыгралось в больших городах нашей страны. Русская власть над нами окончилась.

— Ур! Ур! — заголосили присутствующие.

— Долой царских палачей, — раздались голоса.

— Слушайте же меня до конца! — крикнул узбек.

Все снова успокоились и насторожили уши.

— Из России к нам на помощь пришли большевики, — продолжал узбек, — это наши друзья. Они помогли нам расправиться с царскими разбойниками. Без их помощи мы ничего не могли бы поделать.

— А что же вы такого сделали? — раздался из толпы голос.

— Как что? — спокойно отвечал узбек. — В наших руках власть. Везде уже избраны советы. Не будут больше править наши мин-баши и другие предатели, посаженные царскими генералами на свои места.

— Не верю я этому, — возражал тот же голос, — вот, как придут завтра солдаты, да налетят казаки, так от ваших советов ничего не останется, — прибавил он.

— Да ты кто такой? — строго спросил узбек, — выходи вперед, чего ты спрятался, — сказал он.

— Я и не думаю прятаться, — отвечал незнакомец, — поправляя на голове свою тюбетейку и выступая из толпы.

— Ты хочешь узнать, кто я? — спросил он.

— Да, хочу, — отвечал тот.

— Я арбакеш из Коканда, меня зовут Мирза Ахмет.

— А скажи-ка нам по совести, — улыбаясь, спросил оратор, — мало тебя били нагайками русские офицеры и казаки? Мало ты переплатил аминам и пятидесятникам взяток?

— Все было, — отвечал арбакеш, — вот почему я и по верю, чтобы вы легко справились с царскими войсками.

— Да говорят тебе, что мы с ними уже покончили.

— Не вижу, — недоверчиво заявил Ахмет. — Коли покончили, так почему же кругом все еще продолжается драка? Я вчера из Коканда еле живым выбрался, — прибавил он.

— А все это потому, что, вот, многие рассуждают так, как ты сам. Теперь не время разговаривать, а надо помогать борцам, проливающим кровь за нашу свободу.

— Да чем же помогать? — покачал головой Ахмет: — кроме ножа, которым только дыню резать возможно, у меня другого оружия нет.

— Будет и оружие, — спокойно ответил узбек и затем, обращаясь ко всем, снова заговорил.

— Друзья, нам нельзя терять времени. Басмачи собираются в ущельях Алая. Много царских солдат и офицеров бежало туда с ружьями и пушками. Немало предателей из наших соотечественников пристало к их отрядам. Не будет нам пощады от этих извергов, если мы вовремя не помешаем им собраться с силами. Кто готов следовать за мной, говори! Всё будет: и ружья, и патроны. Теперь нам надо только таких товарищей, которые бы решили умереть или победить.