— Разбиться или утонуть с двумя пассажирами мой бот не может, — с уверенностью сказал Симон, — так как между наружной и внутренней обшивкой мною заложены расплющенные плавательные пузыри акулы. В них — довольно воздуха, и они достаточно прочны, чтобы выдержать очень сильное давление. Эх, только бы нас не вынесло обратно к берегам французской Гвианы, да хватило бы воды и пищи, чтобы добраться до голландских владений! — вздыхая сказал Симон.

— А далеко до голландского берега?

— По прямой линии — двести километров к западу. Ты, наверное, знаешь, что голландская граница тянется по реке Марони с севера на юг. Голландцы нас не выдадут, и мы будем на свободе.

— Доктор! Ну, как же не восхищаться вами! — воскликнул Леру. — Сделать все это в какие-нибудь три года, одному, при помощи акульих костей, пилы и старого ржавого тесака!..

— Не совсем так, мой друг, — сказал Симон. — Однажды к острову прибило ящик. Его никто не заметил, и я отнес находку сюда. В ящике оказалось матросское белье, пара сапог, ножницы, иголки и нитки, бритва и светящийся компас. Все это пошло в дело. Ну, довольно болтовни, — давай приступим к работе, — сказал Симон, подавая Леру широкую акулью кость.

Оба дружно начали выгребать из подкопа землю.

Наступил новый год. Стояли жаркие солнечные дни. На Портов остров ожидался таинственный пленник. Кто он был— хранилось в глубочайшем секрете…

Сам губернатор Гвианы в сопровождении коменданта острова Руаяль приезжал на Чёртов остров выбирать помещение для новой жертвы.

После долгих обсуждений узника решили запереть в дом, в котором жили Симон и Леру. Это было единственное каменное здание, находившееся в стороне от прочих помещений.

— Мы переведем Симона и Леру в деревянную хижину возле конторы. Они— спокойные ребята: бьют акул да собирают раковины, — сказал Дюран.

— С арестантом поселите одного из надзирателей-негров, — приказал губернатор. — Сегодня у нас третье января, пятого прибудет ссыльный. Здание, в котором он будет помещаться, должно быть тщательно осмотрено. Имейте в виду, что арестанта будут стараться похитить. Его сообщники очень богаты.

— От нас не сбежит! — уверенно заметил Дюран.

Губернатор уехал.

Вечером на поверку ссыльных отправился сам Дюран.

— Ну, Симон, — сказал он, входя в помещение, — тебе и Леру придется перебираться на новую квартиру.

— Куда прикажете, начальник, — спокойно отвечал доктор.

Дюран обвел глазами комнату и, взглянув на пол, нагнулся.

— Это что? — вскричал он.

— Что, начальник? — спросил, подходя к нему, Симон.

— Как вы загадили пол, мерзавцы! — покраснев, набросился надзиратель на заключенных. — Смотрите, чего они только сюда не натаскали! — кричал он, расшвыривая ногами рыбьи кости, раковины и скорлупу кокосовых орехов.

— Не сердитесь, начальник, — поспешил успокоить Дюрана Симон. — Мы вынесем все это и вычистим помещение так, что оно сойдет даже для коронованной особы.

— Не шути! Я не люблю шуток! — грубо прервал его Дюран. — Чтобы к утру у меня здесь ни царапины не было! Пол ототри пемзой, слышишь?

— Слушаю, начальник!..

Дюран еще раз окинул помещение начальническим оком и вышел, замкнув за собою дверь.

— У нас впереди — восемь часов, — вполголоса сказал товарищу Симон. — Если мы до рассвета не будем в море — все пропало. Понял?

Они спустились в подземелье.

Леру, как крот, начал копаться в длинной галерее. Симон, осмотрев бот, потащил его к черневшей дыре. Все было на месте — и вода, и хлеб, и сушеная рыба.

«Теперь отступления нет, — думал доктор. — Что будет — то будет. По моим расчетам, работы — еще на четыре часа».

Вдруг до него долетел радостный крик Леру, и он бросился в галерею. Сердце его сильно стучало. Легким холодком ворвавшейся струи морского воздуха пахнуло в лицо. Не было сомнения — Леру пробился наружу…

— Расширяй отверстие! — крикнул Симон и вернулся к боту. Он казался ему теперь легким, как скорлупа кокосового ореха. Ухватившись за конец, привязанный к носу, он тащил за собой бот.

Обливаясь потом и с трудом переводя дух, Леру стоял возле черневшей дыры подкопа. Симон появился с ботом.

— Надо еще немного расширить дыру, — говорил он, — боюсь, как бы не ободрать бортовую обшивку.

Оба спешно принялись за работу.

Звезды мерцали в бесконечном небесном пространстве. Луна уже скрылась за островами. Кругом — непроглядная тьма.

— Ну, вот, тащи!..

Оба трясущимися от усталости и возбуждения руками взялись за бот, подняли его на плечи… Вот они на знакомой отмели… На ней чернеют силуэты нескольких черепах. В воде плещутся акулы…

— Садись, Леру, — вполголоса сказал Симон.

 Бот качнулся на волнах. Симон оттолкнул его, ступая по колено в воде.

Бот качнулся на волнах. Симон оттолкнул его, ступая по колено в воде. Затем он вскочил в бот.

— Зашнуровывай покрышку!

Бот с заключенными в нем беглецами, подхваченный быстрым течением, уже несся, как щепка, скользя по черным волнам. Симон с головой ушел в акулью шкуру, лежа на спине ногами к Леру. Что-то хлестнуло по борту бота. Опять удар…

«Акулы!» — сообразил Симон. Внезапно он перевалился на живот. Струйка воды попала ему в лицо и потекла по шее. «Перевернулись!» — тревожно подумал он.

Это не было неожиданностью для Симона. Углубленная в виде плавника подводная часть бота только до некоторой степени препятствовала его опрокидыванию. При постройке Симон не мог придать боту большей устойчивости, так как не имел в распоряжении ни свинца, ни чугуна, из которых обыкновенно делается фальшкиль на так называемых килевых яхтах. Такой груз, подбитый вдоль всей нижней кромки подводного плавника бота, предохранил бы его от опрокидывания.

О том, что бот может быть быстро залит водой, Симон не беспокоился. Он вполне надеялся на плотность и прочность его шнуровки. Теперь нужно было лишь общими силами с Леру раскачать бот из стороны в сторону, чтобы вернуть его в прежнее положение.

— Леру! — крикнул Симон.

— Я, товарищ! — послышалось с другого конца бота.

— Раскачивай вправо! Раз, два!..

Снова Симон почувствовал, что перевернулся на спину.

Он осторожно распустил шнуровку. Над ним — чистое звездное небо. Симон расширил руками отверстие кожаной покрышки и просунул в него голову.

— Лежи, не двигайся! — крикнул он Леру и нащупал весло.

Бот бросало по волнам, как сигару. Вдруг он замедлил ход и замер… Симон вскочил.

— Расшнуровывай покрышку! — скомандовал он товарищу. — Нас вынесло в плавучую грязь[18].

Симон посмотрел на компас:

— Ветер попутный, можно ставить парус.

Товарищи принялись за работу. Из грязи выбраться было нелегко. Как студень, облепила она бот жирной массой.

— Не сойти ли в воду? — предложил Леру.

— Что ты! Припадешь в этом киселе! Ветер дует от берега. Ставь мачту!

Пока Леру возился с парусом, Симон изо всех сил работал веслами:

— Подвигаемся вперед!

Все свободней и свободней становился ход бота. Симон выбросил за борт кусок скомканной бумаги. Брошенный комок остался за кормой, качаясь на черных волнах.

— Подвигаемся вперед!

Но вот, наконец, бот вырвался из грязных объятий гвианских берегов. Он свободно скользит по волнам, не хуже моторной лодки…

— Эх, если бы такая погода продержалась до рассвета! — говорит Симон.

Леру молчит, глядя на огромные морские валы. Светает. Небо заволакивается тучами. На горизонте появилась желтая полоска, предвещающая скорый восход солнца. Ветер крепчает. Зыбь становится все сильнее.

— Зашнуровывай покрышку. Нашей сигарке волны нипочём, — весело говорит Симон, — за прочность ее я ручаюсь.

Эх, черепахи, черепахи, что бы я делал без их щитов! Доставай хлеб, надо подкрепиться.