Орлов неспешно курил, убивая время. Затем началось. Один из членов экипажа, работавших на корме с минами, подал тревогу. По левой раковине появилась еще одна торпеда, и все на борту подскочили, вытягивая головы и прищуриваясь. Все, кроме Орлова. Торпеда прошла мимо, как Орлов и говорил.
Клаус Петерсон осознал, что удача окончательно покинула его, так как это была последняя торпеда. Он выругался про себя, зло думая, что он выпустил первые две торпеды точно в цель и ни одна из них не поразила ее.
— Эта лодка точно проклята, — сказал Отто, когда Петерсон, явно будучи расстроен, опустил перископ.
— К черту все, — ответил оберлейтенант. — Мы за ними. Всплываем и работаем зениткой.
— Не думаю, что это хорошая идея, — сказал Отто. — У них есть орудия. — Но увидев стальную решимость во взгляде Петерсона, он лишь отдал приказ.
U-24 всплыла в облаке белых пузырей воздуха. Расчет выбежал из рубки к 2-см зенитной пушке. Петерсон появился вслед за ними, забравшись на рубку с биноклем и торопя своих людей. У него не осталось ничего, кроме этих 2-см снарядов, и он понимал, что старпом был прав. Это был просто глупый жест отчаяния, но когда орудие открыло огонь, он ощутил некоторое удовлетворение, когда снаряды ударили в воду у кормы вражеского корабля. Чертов тральщик, подумал он. Мы не можем потопить даже чертов тральщик!
Услышав лай зенитной пушки, капитан резко развернул штурвал, дабы дать расчету 76-мм орудия произвести выстрел, однако Орлов знал, что ничего не выйдет. Чего он не знал, это того, что глупый жест отчаяния Петерсона возымеет непредвиденные последствия. Очередь 20-мм снарядов ударила по тральщику, выбив несколько осколков из ходовой рубки, заставив Орлова инстинктивно пригнуться. Однако один из снарядов нашел себе цель, и Орлов с удивлением заметил, как Камков осел на палубу с пробитой грудью. Затем огонь прекратился, и Орлов заметил вдали силуэты немцев, занимающихся орудием.
Слова «Светланы» снова раздались у него в голове.
«После того, как U-24 выпустила последнюю торпеду, прошедшую мимо в 00.38, лодка всплыла и атаковала тральщик 20-мм орудием».
Среди очень многих мелких деталей, упомянутых «Светланой» не было ничего, касательно Камкова, и Орлов понял, что эти снаряды также легко смогут прошить и его грудь. Камков был мертв, и Орлов вышел из себя. Он вскочил, глядя на немецкую подводную лодку и слыша, как 76-мм орудие выстрелило в бессильной ярости. Снаряд прошел над вражеской лодкой и упал с большим перелетом.
В бешенстве, Орлов кинулся к охраннику из НКВД, спрятавшемуся за фальшбортом и одним быстрым движением выхватил у него автомат.
— Piz-da! — Выругался он на подводную лодку, высунулся из-за укрытия и открыл огонь по немцам, с радостью заметив искры, высекаемые пулями из обшивки рубку. Все еще сжимая сигарету в зубах, он стрелял, крича на врага:
— Валите нахер, сукины дети! — Крикнул он, выплюнув окурок и зловеще ухмыльнулся, заметив, что немцы оставили зенитку и убрались в люк. Небольшой бой на Черном море закончился, и вскоре он узнал, почему. «Светлана» поведала ему все.»… Лодка всплыла на поверхность и обстреляла тральщик из 20-мм зенитного орудия, однако вскоре оно вышло из строя, заставив U-24 превратить атаку ввиду пулеметного огня с тральщика».
Орлов усмехнулся сам себе и отдал дымящийся автомат изумленному охраннику, посмотревшему на него с трепетом и уважением, когда заметил, что подводная лодка быстро скрывается под водой.
— Следить за торпедами! — Крикнул капитан, но Орлов лишь рассмеялся. Он вписал свой скромный вклад в историю очередью из пистолета-пулемета ППД, стреляющего патронами Токарев 7.62x25 мм, и этого было достаточно.
— Не переживай, — крикнул он в ответ. — Если бы у них были торпеды, стали бы они всплывать и стрелять в нас? Все. Отдыхайте.
Клаусу Петерсону эта ночь принесла сплошное разочарование. Его лодка осталась без зубов и годилась разве что для разведки. Ему придется красться обратно в Констанцу ни с чем. Он ничего не добился в первом походе, но извлек из случившегося урок. Теперь на ум пришла история Вольфарта о том бессилии, с которым он наблюдал за гибелью «Бисмарка», не имея торпед, чтобы защитить его.
Судьба Петерсона не была настолько недоброй, но ему пришлось ждать долгих девять месяцев прежде, чем он сумел поймать в прицел другую цель, ибо Черное море было действительно бедными угодьями. Июньской ночью 1943 года он обнаружил и потопил советский 441-тонны тральщик, почти такой же, как тот, что ушел от него сегодня. Это был борт?411 «Zashchitnik» (No. 26), и он предусмотрительно атаковал его двумя торпедами, уже не полагаясь на одиночный пуск.
Петерсон не смог потопить Т-492 в ту ночь, но, сам того не зная, сделал гораздо больше. Его неопытность, неверно выставленная глубина ход торпеды, отказ другой и заклинившее зенитное орудие словно сговорились, чтобы сделать одно существенное дело: они сохранили в живых Геннадия Орлова, хотя Камков и стал холоднее камня. Теперь никто из офицеров НКВД, которым было получено доставить Орлова в Поти не знал ничего ни о мешке для дипломатической почты, ни о том, что могло находиться внутри.
ГЛАВА 21
«Ташкент» начал походы во Владивосток по программе Лэнд-Лиза в этом году. Построенные «Мэрилэнд Стилл» в 1914 году, он принадлежал Американской Гавайской пароходной компании и использовался на их линии через Панамский канал, и арендовался Дальневосточным государственным морским пароходством. В июне 1942 года, однако, корабль снова был помечен серпом и молотом и вернулся в СССР для перевозок Лэнд-Лизовских грузов во Владивосток. Как не удивительно, но более 8 400 000 тонн продовольствия, грузовиков, самолетов и оружия были поставлены через открытые морские коридоры в Охотском море, или доставлялись по воздуху с Аляски, так как Советский Союз «соблюдал нейтралитет» на Тихоокеанском театре Второй Мировой войны. «Ташкент» был одним из бесстрашных судов общего назначения, перевозивших эти грузы.
Корабль получил название от советского транспортного судна, потопленного немецкой авиацией в Феодосии в день нового 1942 года. Название спокойно перешло к американскому судну, и никто не придумал ничего умнее.
В этот сентябрьский день 1942 года молодой матрос Джимми Девис только что закончил разгрузку нескольких контейнеров на набережную залива Золотой Рог во Владивостоке, когда стал свидетелем очень странной сцены.
Какой-то человек бежал по улице Калинина, пересекая старые железнодорожные пути и направляясь к причалу. Через несколько секунд стало понятно, что его преследуют несколько полицейских в форме. Дэвис слышал, как те пронзительно свистели, требуя от человека остановиться, и кричали что-то людям у путей, где стояли вагоны, ожидавшие грузов с «Ташкента». Человек споткнулся и упал, и какие-то бумаги выскользнули из его заднего кармана, когда он снова поднялся на ноги. Он бросился вдоль набережной мимо Дэвиса, а затем вдруг замер. Его глаза широко раскрылись от страха.
Он остановился, тяжело дыша с мучительным выражением лица глядя на гавань. Затем он схватился за голову обеими руками, словно пытался не дать себе сойти с ума и начал что-то неразборчиво кричать по-русски. Раздался треск, и Дэвис рывком обернулся, увидев, что советский полицейский выстрелил из пистолета. Человек упал на колени, и повалился вперед, потеряв сознание. Трое полицейских бросились к нему. Дэвис посмотрел на них некоторое время, а затем подумал, что лучше будет постараться не отсвечивать, потому что, вероятно, к нему могут возникнуть вопросы. Уже собираясь подняться по трапу обратно на «Ташкент», он вдруг зацепился взглядом за бумаги, которые потерял тот человек и подошел к ним, укрываясь за пустыми деревянными ящиками, чтобы посмотреть. Он поднял бумаги, подумав сначала, что это могут быть документы разоблаченного шпиона. Понимание того, что это был всего-навсего русский журнал, почти разочаровало его. Затем он подумал, что некоторым из русских членов экипажа он может оказаться интересен, поэтому забрал журнал с собой.