— Spasiba, — сказал Орлов, несмотря на свои опасения по поводу подобного развития событий. Ему предстояло отправится куда-то на лодке, а не на самолете, но он и понятия не имел, куда его намеревались отправить на самом деле и почему, пока Лобан не наклонился к нему и не сказал тихо:

— Вы же не думали, что на собирался отдать вас англичанам, друг мой? Нет, мы заботимся от своих, а с этими тремя вы будете в надежных руках. Теперь я должен идти.

Это заявление удивило Орлова. Лобан тем временем спустился по склону и отдало высокому человеку из ожидавшей их троицы мешок дипломатической почты и что-то торопливо сказал. Затем он направился вверх по слону к скрытому выходу и исчез в лабиринте туннелей. Ему предстояло найти способ не привлекая к себе внимания, но штатно выбраться со Скалы и добраться до телефона, чтобы позвонить торговцу вином в Ла-Конпенсьон, находящегося к северу от границы, разделявшей Испанию и Гибралтар. Он попросил его доставить бутылку вина на определенный адрес, что было сообщением, гласящим, что он получил хороший улов сведений, которые следовало доставить местному резиденту.

— Светлана, мать твою, — ворчал он. Он знал, что Орлов не был тем, кем казался с того самого момента, как впервые заговорил с ним. Он был военным моряком, в этот Лобан был уверен, но что-то в нем было очень странное. Он был офицером, это также было очевидно. Но где? Когда? На каком корабле? Корабль назывался «Киров», и в этом было что-то забавное. Этот крейсер оказался в ловушке в Рижском заливе в начале войны с Германией. Он сумел добраться до Таллина, а затем прорвался в Ленинград, где и был заперт немецкими минными полями, подвергаясь атакам Люфтваффе при попытках использовать орудия за поддержки защитников блокированного города.

Орлов был офицером флота, подумал он, но он, конечно, не был командиром крейсера «Киров». Однако разведка получила сведения о странном корабле, наблюдавшемся в Средиземном море между 11 и 14 августа, и Лобан оказался достаточно любопытен, чтобы покинуть Гибралтар и направиться на восток, следуя вдоль побережья Испании, на восток через Малагу и добрался до Адры и Матагорды, где и услышал приближающийся корабль. Он был там, видел огненную феерию удивительного морского сражения у побережья в ночь на 14 августа, и заказал несколько бутылок «Зинфандел» на следующий день.

Лейтенант Томас Лобан, бывший двойным агентом, стал еще одним из многих, кто вышел из священных залов Кембриджских апостолов, эффективно работая переводчиком в МИ-6, одновременно передавая сведения в СССР в последний год. В этом месяце его привлекло слово, услышанное им в потоке радиосообщений… «Джеронимо». Шаг за шагом, советское главное разведывательное управление, ГРУ, связало это слово с кораблем, а корабль с хаосом, воцарившемся в Средиземном море в этом месяце. Они хотели знать, почему британцы так заинтересовались деятельностью советского военно-морского флота на Черном море и наличием каких-либо советских военно-морских офицеров в Средиземном.

Лобан рассказал им все об Орлове и полагал, что теперь они смогут поймать реальный улов, и одновременно не дать сделать то же самое британцам. Он закурил сигарету и направился в туннель, довольный собой. В Москве это произведет хороший такой переполох, подумал он, хотя и не знал, насколько серьезный. Его предательство привело к дикой охоте, которой предстояло охватить многие континенты на протяжении десятков лет впереди, а от ее исхода будет зависеть судьба всего мира.

В 8 000 морских миль и почти 80 годах от них другой крейсер под названием «Киров» направлялся домой. Он предстоял еще долгий путь, и достаточно времени, чтобы привести корабль в настолько презентабельный вид, насколько это было возможно. Командир группы борьбы за живучесть Быко был очень занят. На подходе к базе адмирал Вольский решил, что будет лучше дать о себе знать, напомнив, что напряженность в Норвежском море усиливалась еще перед теми судьбоносными учениями многие недели назад.

Американская подводная лодка сопровождала их большую часть пути домой, и Тарасову пришлось немало постараться, чтобы отслеживать ее все это время. Вольский решил направиться к северу от Хоккайдо. У него было странное чувство, когда Николин перехватил японские радиосообщения и вывел их на громкую связь. От них вернулись воспоминания о сумасшедшем прорыве через Коралловое море, однако это была Япония 2021 года. Там не было Исокору Ямомото, Хары, Ивабути, Хаяси, Сакамото и всех тех, с кем они боролись. Их не было уже давно. Их не встретили ни пикирующие бомбардировщики D3A1, ни торпедоносцы B3N2, затмевавшие собой небеса, и это принесло долгожданное облегчение.

Подводная лодка оставили их при приближении к японским островам, но вскоре они отметили, что эстафету у нее принял американский старый, но надежный самолет Р-3, вылетевший с авиабазы Мисава. На корабле дождались, пока не пройдут Лаперузов пролив/пролив Сойя и войдут в Японское море, и 15-го сентября вышли на связь с домом, испытав облегчение от того, что заголовки газет, спрятанных Федоровым, похоже, не сбылись. Войны, которая должна была положить конец всем войнам, не велось, но растущая напряженность в мире вызывала некоторую обеспокоенность.

После того, как адмирал Вольский обозначил свое присутствие, российская разведывательная авиация появилась в течение часа. Крейсер обошел старый морской разведчик Ту-142 («Медведь-F/J» по классификации НАТО), сопровождаемый парой истребителей МиГ-31, который прошли над «Кировом» на малой высоте. Члены экипажа махали им руками и кричали, истребители покачали крыльями в ответ. Гордость российского флота возвращалась домой. Раненый и прихрамывающий, «Киров» все еще оставался самым грозным надводным кораблем флота.

— Мы никогда не думали о том, как потеря корабля повлияет на страну, — сказал Карпов, глядя, как самолеты проносятся мимо, стоя на штормовом мостике цитадели.

— Это словно если бы американцы потеряли один из своих авианосцев, — сказал Федоров. — В этот корабль вложено очень много национальной гордости.

— Пожалуй, — сухо сказал Карпов. — Нас будут любить примерно неделю. Будут марширующие ансамбли, много салютов и развевающихся флагов, а потом начнутся вопросы. — Он осознал, что они вернулись в ту самую старую закостеневшую структуру ВМФ. Адмирал Борис Абрамов командовал Тихоокеанским флотом, но Вольский должен был сменить его после тех учений. «Киров» также должен был оставить холодные воды Арктики и отправиться в более темный местный климат, так как готовился ко вводу в строй второй корабль их воскрешенного типа, «Леонид Брежнев»[27], который, наконец, был построен на базе старого «Петра Великого» и готовился принять на себя мантию флагмана Северного флота*.

— Адмирал будет раз услышать, что, наконец, появился корабль, носящий его имя, — сказал Федоров. — По крайней мере, хотя бы имя.

— Думаю, что в скором времени ему придется думать о другом. Вскоре начнутся вопросы. У вас готовы на них ответы, Федоров?

— Мы сделали все возможное. Быко заделал все пробоины от 20-мм снарядов в надстройке и закрасил их так, что они выглядят как новые. Повреждение корпуса можно легко объяснить взрывом «Орла». Меня беспокоит, что сказать по поводу повреждения кормового боевого мостика, а также удаленные файлы и отсутствующие журналы.

Они решили попытаться убить двух зайцев одним выстрелом, рассказав, что Ка-40 находился в воздухе прямо над кораблем, когда произошел взрыв на «Орле»*. Согласно истории, вертолет врезался в кормовую цитадель, при этом произошел взрыв вооружения, нанесший тяжелые повреждения. Чтобы сделать эту историю более убедительной, Быко разбросал там несколько старых поврежденных запчастей от Ка-40, подкрепляя общую историю о том, что они ушли в автономку для исправления повреждений. Он держал эти запчасти в качестве трофеев после реального крушения вертолета на кормовой площадке и надеялся, что они смогут объяснить полное разрушение кормовой цитадели.