— Федоров многое мне говорил о них. Да уж, японцы имеют скверную привычку подлавливать противников, не будучи сами готовы к ответу и тяжело расплачиваться. Вспомните хотя бы Перл-Харбор.

— Перл-Харбор, товарищ адмирал?

Адмирал внезапно понял, что споткнулся[68], и решил уйти от темы самым простым путем. Он тоже был свеженазначенным чиновником, и тоже решил просто начать гореть втрое жарче.

— Пока забудьте о японцах, Таланов. Когда Москва будет на линии?

— Жакаров уже на месте. Мы ждем Сучкова.

— Да, мы уже точно ждем немало лет. Когда он уйдет, — сказал Вольский, вызвав у Таланова понимающий взгляд.

— Еще несколько минут, товарищ адмирал.

Как верно подмечено, подумал Вольский. Время на таймере бомбы дошло до минут, и да поможет им бог, потому что дальше виднелась темная бездна.

Карпов делал то, что редко делал когда-либо раньше. Он шел по кораблю и разговаривал с личным составом, подобно тому, как это делал Вольский, выслушивая их тревоги и думая о том, что бы он мог для них сделать. Он прошел корабль от носа до кормы, проверяя ход работ и поощряя членов экипажа. Он восхищался их решимостью и чувством долга, а также тем, насколько легко и непринужденно они научились сотрудничать с младшими офицерами, и уверенностью, которая читалась в каждом их действии. Корабль стал кораблем ветеранов, и он был горд тем, что являлся его капитаном. Он знал, что у него осталось несколько неоплаченных счетов после того, что он сделал в Атлантике, и он решил расплатиться по одному их них.

Он нашел Трояка занятого наблюдением за разгрузкой единственного Ка-40 на вертолетной площадке. Плотный старшина отдал ему честь и Карпов указал ему отойти к ограждению правого борта.

— Похоже, у вас все хорошо, старшина. Как личный состав?

— В порядке, товарищ капитан первого ранга. У Мантека[69] проблемы дома, но остальные хорошо провели время в увольнении на прошлой неделе.

- А что не так с Мантеком?

— Девушки, — улыбнулся Трояк.

— Понимаю. А что насчет вас, сержант? Где ваш дом?

— Провидения, товарищ капитан. Небольшой поселок на Чукотском полуострове.

— Вы звонили домой? Надеюсь, там все в порядке.

— Он все еще там, товарищ капитан первого ранга.

Карпов улыбнулся, затем изменил тон, несколько понизив голос.

— С некоторыми другими все было не так, — признал он. — Один обнаружил свою жену с другим. Другой даже не смог найти свою квартиру в городе. Все изменилось, Трояк. Вы понимаете?

— Не вполне, товарищ капитан.

— Это может коснуться и нас обоих. Но, я думаю, что с этим как-нибудь разберется Федоров. А пока… — Он пристально посмотрел на Трояка. — Старшина, я хочу извиниться перед вами за то, что сделал в Атлантике. Я использовал вас и ваших людей, пытаясь противостоять адмиралу. Я сделал глупость. Меня могли сурово наказать, но вместо этого я получил прощение. Я хочу понять, простите ли вы меня.

Трояк тяжеловесно кивнул, и Карпов продолжил:

— Я был не прав, когда сделал то, что сделал, и только по милости адмирала я все еще здесь и на мне эти погоны. Я должен был оказаться на губе или даже хуже, но Вольский дал мне шанс, и я обещаю служить этому кораблю. Я больше не подведу его и его экипаж.

— Так точно, товарищ капитан.

Карпов улыбнулся.

— Я, наконец, узнал кое-что, что вы знали все это время, Трояк.

— Товарищ капитан?

— Значение слова «долг».

Сержант-кремень молча понимающе кивнул. Карпов скрестил руки на груди, приняв позу командира, инструктирующего подчиненного, но в его тоне было что-то другое. Он выражал Трояку свое доверие, и сержант четко это понимал.

— Адмирала Вольского вызвали в штаб флота в Фокино. Я полагаю, что он примет командование, и слава Богу за это. Это означает, что мы должны делать то, что мы можем. Произошел инцидент в Восточно-Китайском море. Опять китайцы и японцы, однако на этот раз все серьезно. Очень вероятно, что вскоре мы снова пойдем в бой. Я лишь хочу, чтобы вы понимали, что мы оба люди войны.

Трояк вспомнил, как Карпов пытался поставить себя в один ряд с морскими пехотинцами в прошлый раз. Он вспомнил, как воспринял подобное заявление, но на этот раз все было по-другому. Он слышал, что рассказывал о Карпове на мостике. Младшие офицеры спускали слухи к нижним палубам, рисуя очень сильную картину. Враг шел прямо на них, но Карпов спас корабль. Они приближались со всех сторон, но Карпов был холоден, словно лед, и он остановил их! Огромный вражеский линкор пытался атаковать их, но не с капитаном на мостике. Карпов показал им, где раки зимуют! Трояк понимал, что теперь ему говорил это совсем другой человек, воин, безусловный человек войны. Сила Карпова была не в его плечах и руках, однако он делал свое дело и благополучно доставил корабль домой. Трояк кивнул и согласился, принимая его.

— Можете положиться на меня, товарищ капитан.

— Я понял. Однако, полагаю, дальше будет нелегко, старшина. Когда дело дойдет до боя, мы оба будем знать, что нам делать. Но мы оба видели и то, что осталось от нашего мира, один черный день за другим. Что-то подсказывает мне, что все идет к тому прямо сейчас, пока мы разговариваем. Пока я не знаю, что с этим делать. Когда-то я думал, что стоит мне просто благополучно привести корабль домой, как все закончится, но впереди нас ждет что-то еще. Вскоре мы можем оказаться на войне, но если мы не хотим увидеть мир таким, каким мы его увидели, мы оба должны стать кем-то большим. Мы должны стать людьми мира.

— Я понимаю, товарищ капитан.

— Вы — командир взвода высоко подготовленных солдат, старшина. Но не каждый удар наносится во вред. Иногда мы сражаемся за то, чтобы сделать что-то хорошее, и мы делаем то, что должны. Но Федоров однажды сказал мне о том, что мы должны думать о том, что мы делаем. На этот раз я буду помнить его слова.

Капитан положил Трояку руку на плечо, как сделал в прошлый раз, однако на этот раз все было по-другому. Его жест был искренним.

— Спасибо, сержант.

Трояк отдал ему честь и повернулся к своим.

Карпов же направился на поиски Федорова, и, узнав, что тот ушел в санчасть, сам пошел туда. Однако там он с удивлением обнаружил Капустина и Волкова, что-то обсуждавших с Золкиным явно на повышенных тонах.

— Здравия желаю, товарищ капитан первого ранга, — сказал доктор с некоторым раздражением. — Возможно, вы сейчас сможете немного покричать, а я немного передохнуть.

Золкин сидел за своим столом, Федоров на стуле у стены, а Капустин сидел напротив доктора с тремя картонными папками в руках. Волков стоял у него за спиной, словно тень, чему-то ухмыляясь.

— Я пытался спросить доброго доктора о том, что за ребусы он здесь придумал, — сказал Капустин, указывая на папки.

— О чем вы говорите, товарищ инспектор? — Спросил Карпов, бросая взгляд на папки.

— Хотите сказать, что ничего об этом не знаете? Вы кто, три слепые мыши? Или трое старших офицеров корабля?

— Он утверждает, что эти дела были подделаны, — сказал Золкин с скорбным выражением на лице. — Это дела трех новых младших офицеров, погибших при крушении вертолета на корме.

— Деникин, Краснов и Рыков[70], - сказал Карпов.

- Именно, — сказал Золкин. — Вот видите, товарищ капитан первого ранга может назвать их фамилии, не задумываясь. — Он указал на капитана, ссылаясь на его свидетельство. Карпов понял, что Золкин был не в курсе его разговора с Вольским и Федоровым, и задумался, как ему поступить.

— Значит, товарищ капитан знает их? — Медленно протянул Капустин. — Очень хорошо, потому что, похоже, никто в Москве не знает ничего ни о них, ни об их службе на флоте. — Он медленно повернулся, словно большая грозная орудийная башня, наводящая орудия на новую цель.