— Я надеялась, что она поможет мне остановить игру, или спасти планету, или избавиться от своих сил. Глупо, да?

— Это было тебе необходимо. Она была твоим Граалем. Все мы ищем то, что помогает держаться на плаву.

Как однажды сказал Мэтью? Мы следуем за Макгафином[27].

— Для многих Грааль — это любовь, — сказала она, — как для Мага и Фауны, которые безудержно стремятся друг к другу. Граалем Архангела на какое-то время стала Луна, а сама она последовала за твоим смертным.

— До самого конца…

— Грааль Кентарха — его любимая жена. Он до сих пор безустанно её разыскивает.

— Ты знаешь Центуриона? — спросила я. — И где же он?

Цирцея вздохнула, и над водной поверхностью поднялось облачко тумана.

— Не думаю, что Центурион, мой союзник по многим играм, хотел бы, чтобы Императрица это знала.

Разумно.

— Почему ты никогда не вступала в союз с Дураком?

Императрица мой друг.

— Неужели ты сама не знаешь ответа на этот вопрос, Эви Грин?

— Потому что он не самый надёжный союзник?

— Знаешь, что такое лот? Это прибор для измерения глубины. Лот — древнее слово, потому что человек тысячелетиями тщетно пытается постичь глубины моих океанских владений, — она сделала паузу, затем продолжила: — так вот, силы Дурака неизмеримы даже для меня.

По-моему, это прозвучало, как предупреждение.

— Смерть сказал, что Мэтью умеет сражаться.

— Неизмеримы, — повторила она шёпотом.

Я сглотнула.

— Ты знаешь, где он сейчас?

— Не рядом с водой.

Спасибо, что сузила круг поиска.

— А твой Грааль какой?

— Это тайна. Но знай, что он не выманит меня на сушу. Ты не выманишь.

Её слова вызвали в памяти одну из игр:

— Зачем ты вышла из воды? — спросила я. — Ведь в море ты непобедима.

— Это ты выманила меня, всесильная сестра.

— Я?

— Я, как и ты, жажду общения. И это моя слабость. Бездна же моя невыразимо одинока и пуста. Я лишь издалека наблюдаю за развитием событий, но держусь в стороне. Подглядываю за отношениями мужчин и женщин, но любовных переживаний не испытываю. Слышу смех смертных, но сама не предаюсь веселью. Я тянусь к тебе, потому что мы похожи. Вместе мы познаём жизнь.

Я не разделяла логики Жрицы.

— Но уязвимость…

— Я проклята. Чтобы жить по-настоящему, я вынуждена стать уязвимой и неосторожной. Смерть не единственный, кто рискует всем ради чувств…

— Но я не пытаюсь выманить тебя, — твёрдо сказала я, — ты должна оставаться на своём месте.

— Гмм.

Это «гмм» уже начинает меня бесить.

— А что является Граалем Императора?

— Все мы. Он хочет разгромить «достойных» противников с максимальным кровопролитием. А ещё наслаждается приуроченными к играм бедствиями, просто потому, что ему это нравится.

— Что будет, если он победит?

Река заволновалась, разгоняя клубящийся над поверхностью туман.

— Ад на земле. Под его господством человечеству придёт конец. Все карты должны это ощущать.

Несомненно, это и есть корень того зловещего предчувствия. Тогда почему же мне кажется, что это беспокойство не имеет к Рихтеру никакого отношения?

— Нельзя допустить, чтобы он победил. Ты ведь сможешь пережить его, если просто засядешь под водой, да?

— О, мы вернулись к игре? А я думала, невинная Императрица не желает принимать в ней участия. Разве только, когда её разгневает кто-то из Арканов.

Ну вот как вода может так передать сарказм?

— Ты всё ещё злишься за то, что я сделала в прошлом, — хотя я до сих пор не прочла, как предала Цирцею, но зато нашла доказательства её безжалостности, — и я это понимаю. Но признай, мы обе были злыми. Ты бы сама обставила меня, если бы я не сделала это первой.

Закружились водовороты.

Раздражающие водовороты.

— Игнорируешь меня, да?

Она словно заткнула уши и принялась напевать «Ла-ла-ла».

Я подняла камень и бросила в воду.

— Я помню день, когда мы убили Луну. И ты получила её символ.

Водовороты стихли.

— И я благополучно носила бы его, Эви Грин. Если бы не ты.

Потом я убила Цирцею и знак перешел ко мне.

— Императрица, в этой игре ты единственная провозгласила о своей безневинности. А я подобных зароков не давала.

— Я не безневинна. Я не знаю, какая я. Но знаю, что победа меня не интересует, — я сорвала выращенные цветы, — когда-то ты сказала, что Арканы иногда сами просят забрать их в бездну; что это единственный выход, который они видят. Раньше я этого не понимала, а теперь понимаю.

Я начала сплетать стебли одуванчиков в венок.

Угроза смерти меня не пугает. Я прекрасно понимаю, что встреча с Императором — билет в один конец. Но стоило лишь подумать о смерти Арика, как на коже тут же вспыхнули глифы.

— Что за мысль тебя так расстроила? — спросила Цирцея.

Пожав плечами, я бросила венок на воду. И прямо под ним волна приняла форму головы.

Я почти улыбнулась.

— Общаясь с тобой, я всё больше вспоминаю, как мы были близки.

Снова вздох.

— Видимо, не достаточно.

Венок накрыло волной.

В этот раз я уж точно получила предупреждение.

Охотник

Ближе к ней…

— Ну когда мы уже приедем? — спросил я с заднего сидения нашего нового транспорта.

Смутно припоминаю, как Мэтью нашёл очередную машину и помог мне в неё пересесть. Сам я по-прежнему валяюсь пластом. И хоть до этого никогда в жизни не болел, никак не могу вычухаться. У меня начинается бред, всё тело ломит, и я уже готов поверить, что подхватил костоломную лихорадку.

Я постоянно сплю, а редких моментов бодрствования почти не помню. Дышу с трудом, грудь словно сдавливает тяжёлым грузом. Кожа на больной ноге красная, горячая и зудит, будто что-то по ней ползает. Или под ней.

Мэтью оценил мои шансы пятьдесят на пятьдесят. Что ж, бывало и похуже.

— Хочу увидеть мою девочку.

Coo-yôn уже привычно промолчал.

Насколько я могу судить, мы всё ещё далеко на западе. Где живёт Доминия, я не знаю. Знаю лишь, что от Форта Арканов до его дома неделя пути верхом. Но дороги здесь практически непроездные. И горючего днём с огнём не сыщешь. В общем, такими темпами мы с Дураком даже за месяц туда не доберёмся.

Остаётся лишь верить, что в итоге он всё-таки доставит меня к Эви.

— Не хочешь отвечать? — прохрипел я. — Тогда скажи-ка мне вот что, sosie. Если ты способен сражаться… то почему никогда раньше этого не делал?

В скольких трудных ситуациях мне нужна была его помощь. И вдруг в соляной шахте этот парень уложил десяток надзирателей… голыми руками. Хотя, с другой стороны, знай я наперёд каждый шаг противника, я бы тоже кого угодно победил.

Приложив палец к виску, он сказал:

— Если я делаю это, то не делаю то.

Нет, для моей больной головы это слишком…

— Не скажу, что скучал по нашим содержательным беседам.

— Императрица сделала тебе надгробие.

Естественно, она решила, что я умер вместе с остальными. Вероятность пережить взрыв была миллион к одному. А ведь потом ещё был поток лавы и наводнение, которое Мэтью приписал Цирцее. Но меня терзает даже сама мысль, что Эви скорбела по мне хотя бы секунду.

— И что она сказала, когда узнала, что я жив?

Тишина.

— Ты не сообщил ей?

В ответ снова тишина.

Я выпятил глаза. Тяжело вдохнул с хриплым присвистом.

— Чёрт, чувак! — я-то такого варианта даже не рассматривал, потому что думал, что он по-своему заботится об Эви. — Она… она не знает, что мы в пути?