А за частоколом спикул пульсировали в сложном ритме громадные очаги грануляции, где тепло завершало длившееся миллион лет конвекционное путешествие, внезапно вырываясь на волю в виде света.
Эти очаги, в свою очередь, сливались в гигантские участки, чьи колебания и определяли основной способ существования почти идеально круглого Солнца – этакое звездное испускание газов.
А над всем этим, точно бескрайнее глубокое море, ворочающееся в своем ложе, простиралась хромосфера.
Кому-то такая аналогия могла показаться слишком выспренней, но турбулентные области над спикулами напоминали коралловые рифы, а ряды величественных распушенных волокон, очерчивающие контуры магнитных полей, можно было сравнить с пучками водорослей, слабо колышущимися в волнах прилива. И кому какое дело, что каждая розовая дуга по размерам многократно превосходила Землю!
Джейкоб снова усилием воли оторвался от созерцания кипящей оболочки. «Если и дальше пялиться на местные красоты, можно так всю экспедицию без толку простоять, – подумал он. – Интересно, как остальные справляются с этим искушением?»
С выбранной им точки была видна почти вся наблюдательная площадка, кроме небольшого отсека на другой стороне сорокафутового купола.
В стенке центрального купола образовался проем, и на палубу хлынул поток света. В проеме возник мужской силуэт в сопровождении высокой женщины, в которой Джейкоб незамедлительно опознал коменданта де Сильву.
Хелен с улыбкой направилась к нему и по-турецки уселась на соседний диванчик.
– Доброе утро, Джейкоб. Надеюсь, сегодня ночью ты как следует выспался? День предстоит напряженный.
Джейкоб рассмеялся.
– Ты так говоришь, что можно подумать, будто здесь вообще бывают ночи. К чему притворяться и имитировать восходы и закаты? – Он кивнул на Солнце, занимавшее примерно половину неба.
– Восьмичасовая ночь, достигаемая за счет вращения корабля, дает салагам с Земли шанс нормально поспать, – объяснила Хелен.
– Обо мне можешь не беспокоиться, – возразил Джейкоб. – Я способен задать храпака в любых условиях. Это, пожалуй, самый ценный мой талант.
Улыбка Хелен стала еще шире.
– Ничего, нам это не в тягость. К тому же, раз уж зашла речь, у гелионавтов есть традиция: перед окончательным погружением корабль один раз поворачивается вокруг своей оси, и это называют ночью.
– Вы уже успели обрасти традициями? Всего за два года?!
– Ну что ты, эта традиция гораздо старше! Она уходит корнями в те времена, когда люди считали, что на Солнце можно попасть только одним способом… – она осеклась.
Джейкоб громко вздохнул и закончил за нее:
– А именно ночью, когда не так жарко!
– Но как ты догадался?
– Филаментарно[18], Ватсон!
Теперь настала ее очередь театрально вздохнуть.
– На самом деле мы, те, кто уже совершал погружения, и впрямь пытаемся заложить свои собственные традиции. Мы основали клуб Огнеглотателей. Когда вернемся на Меркурий, посвятим в его члены и тебя. К сожалению, правила не позволяют мне разглашать, как происходит посвящение… но надеюсь, ты умеешь плавать?
– Куда ж я денусь с подводной лодки, комендант! Почту за честь присоединиться к Огнеглотателям.
– Отлично! И не забудь, ты задолжал мне рассказ о том, как уберег Ванильный шпиль от гибели. Словами не передать, до чего же я была рада снова увидеть этого старого уродца по возвращении «Калипсо». Хотелось бы узнать историю его спасения из первых рук.
Джейкоб уставился в пространство, не замечая Хелен. На миг ему показалось, что он различает свист ветра и чей-то зов… кто-то кричит, падая с огромной высоты, но слов не разобрать. Он стряхнул с себя наваждение.
– О, я приберегу этот рассказ до особого случая, когда мы окажемся наедине. Эта тема слишком личная для дежурного обмена байками в большой компании. Кстати, своим спасением шпили обязаны еще одному человеку, думаю, тебе будет небезынтересно узнать о нем.
На лице Хелен промелькнуло странное выражение, что-то вроде сострадания, свидетельствовавшее о том, что она уже в курсе произошедшего с ним в Эквадоре, и готова подождать, пока он не будет готов поделиться с ней подробностями.
– С удовольствием послушаю. Причем я наконец придумала, чем тебе отплатить. Я расскажу про певчих птиц с Омнивариума. Планета оказалась такой тихой, что первым колонистам приходилось соблюдать крайнюю осторожность, иначе птицы начали бы копировать любые издаваемые ими звуки. Это оказало любопытный эффект на сексуальное поведение колонистов, особенно женщин. Все зависело от их конечной цели: одни по старинке превозносили достоинства своих партнеров, другие же старались сохранить все в тайне. А сейчас мне пора возвращаться к рабочим обязанностям. К тому же стоит приберечь самую интересную часть рассказа до более подходящего момента. Я сообщу, когда мы достигнем первой зоны турбулентности.
Джейкоб поднялся с диванчика одновременно с Хелен и проводил ее взглядом, пока стройная фигура не скрылась в рубке. Может, солнечная хромосфера и не самое лучшее место, чтобы любоваться женской походкой, но Джейкоб не мог оторвать от удалявшейся де Сильвы глаз. Его восхищала та гибкость, которую со временем обретали почти все члены межпланетных экипажей.
Проклятье! А может, она это нарочно? Когда это не противоречило работе, Хелен де Сильва явно следовала голосу либидо.
Хотя ее отношение к Джейкобу было довольно странным. Казалось, она доверяла ему куда больше, чем можно было ожидать после тех немногочисленных услуг, которые он оказал на меркурианской базе, да пары-тройки дружеских бесед. Не исключено, что ей что-то нужно от него. Но если так, то хотелось бы знать, что именно.
С другой стороны, возможно, в те времена, когда Хелен покинула Землю и отправилась в долгий полет на «Калипсо», люди легче и естественнее сходились друг с другом. Женщина, выросшая в колонии О’Нила в эпоху самоанализа и рефлексий, вызванных массовым политическим оболваниванием, наверняка будет больше полагаться на инстинкты, чем детище Конфедерации с ее крайним индивидуализмом.
Интересно, что Фэйгин успел наплести ей о нем?
Джейкоб направился к центральному куполу, к стене которого с внешней стороны прилегала маленькая душевая кабинка.
Душ заметно придал ему бодрости. По другую сторону купола, возле автоматов с едой и напитками, он обнаружил доктора Мартин в компании парочки двуногих пришельцев. Она улыбнулась ему, Кулла просиял от радости, и даже Буббакуб пробурчал в водор какие-то приветственные слова.
Нажав на несколько кнопок, он заказал апельсиновый сок и омлет.
– Рановато вы вчера отправились на боковую, Джейкоб. После вашего ухода пил Буббакуб потчевал нас поразительными историями. Вы бы ушам своим не поверили, серьезно!
Джейкоб отвесил руководителю филиала Библиотеки легкий поклон.
– Покорнейше прошу меня извинить, пил Буббакуб. Я слишком устал, иначе бы охотно послушал о величайших представителях Галактики, в особенности о прославленных пилах. Уверен, ваш запас подобных историй поистине неистощим.
Стоявшая рядом доктор Мартин при этих словах напряглась, а Буббакуб, напротив, самодовольно распушил шерстку. Джейкоб отдавал себе отчет, что обижать маленького инопланетянина чрезвычайно опасно. Однако он успел неплохо изучить посла, чтобы понять: намеки на заносчивость и высокомерие того не задевают, поэтому не смог удержаться от безобидного подтрунивания.
Милдред настояла, чтобы Джейкоб присоединился к их компании. Диванчики на время еды специально приподняли. Неподалеку расположились со своими тарелками четверо членов экипажа.
– Фэйгина случайно никто не видел? – осведомился Джейкоб.
Доктор Мартин покачала головой.
– Нет, боюсь, он уже больше двенадцати часов не покидал «изнанку» корабля. Понятия не имею, почему он избегает нашего общества.
Скрытничать было совершенно не в характере Фэйгина. Однако когда Джейкоб навестил приборный отсек, чтобы воспользоваться телескопом, они с кантеном обменялись всего парой слов. А теперь комендант и вовсе ограничила доступ на другую сторону корабля, предоставив ее в единоличное распоряжение ПВЦ.