– Спасибо!

Я хотела обнять Сашку, отблагодарить, но меня подозвала Мария. Я с трудом отпустила Сашину руку и подошла к начальству.

– Твой первый приват. Почему не предупредила меня? Я ничего не успела рассказать.

– Все было в рамках приличия, – ответила я. Хотя какие рамки приличия в стриптиз-клубе?

– Хорошо… – Маша посмотрела на мои руки. – Тебя трясет. Ты пила с гостями?

– Нет, это от привата. Переволновалась.

– Так бывает. Выпей, это успокоит. Ты привыкнешь, Кира. Зато теперь я знаю, что тебя можно пускать в верхние комнаты.

Маша покровительственно улыбнулась, коснулась моей руки. В «Полночи» меня касается как никогда много людей. Кто-то хочет полапать, кто-то – успокоить. Я отыскала взглядом Сашку – смеется, как ни в чем не бывало. Веселит гостей. Только что спасла меня, и тут же об этом забыла. После работы наверняка упорхнет, сбежит, оставив меня одну в квартире. И зачем ей вообще снимали жилье, если она там не появляется?

– Ты молодец, Кира. Быстро осваиваешься, – похвалила Мария. – В «Полночи» каждый получает по заслугам. Кто работает, тот зарабатывает. Гости в восторге от молоденькой танцовщицы, они готовы платить тебе, не переставая. А если ты еще и за приваты примешься – будешь зарабатывать больше всех в клубе.

– Звучит отлично, – без энтузиазма сказала я.

Со второго этажа спустился Николай. Недовольно подошел к своему столику, потом к бару. Рассчитался и ушел. Даже не взглянул в мою сторону.

– Маша, в приватах есть камеры?

– Нет. А почему ты спросила?

– Просто так…

Против этого мужика у нас ничего нет. Если он решит заложить меня маме, ничто ему не помешает. И даже отомстить я не смогу. Я доверила свою судьбу чужому страху.

Улыбнуться одному, поговорить со вторым, посмеяться с третьим. Кружиться на пилоне, раздеться, вернуться в гримерку, отложить деньги. Работа вернулась в привычное русло. Только я никак не могла выбросить из головы то, что произошло в привате.

Она играла или нет?

Сашка ускользала от меня, стоило мне подойти поговорить. А когда я все же оказывалась рядом, не могла найти слов, которые хотелось бы сказать. Увидев, как я мучаюсь, Сашка перестала улыбаться гостям и подошла.

– Ты грустишь, малышка? Вижу по глазам – боишься. Кира, милая. Мы отогнали одного злодея, отгоним и других.

– Там, в привате…

– Это была игра. И мы выиграли. Теперь можешь дальше спокойно жить и работать.

Значит, все-таки игра. Сердце стучит. То, что произошло в привате, не должно оказываться за его пределами. Но оно просочилось – через мои мысли, через чувства. Меня тянуло к хитрой лисе, а она только увиливала.

Захотелось домой. Найти фотографию Марка, посмотреть на него. Убедиться, что он все еще обнимает меня где-то там, в прошлом. Не бросил ли меня за то, что произошло этой ночью?

Когда смена закончилась, я получила расчет и даже не пересчитала деньги. Кажется, сегодня больше, чем обычно – это из-за того танца. Вызвала такси – утром до дома лучше добираться на машине.

– Саша, поедешь со мной? – спросила я ее.

Она покачала головой, едва слыша меня. Сашка набирала сообщение в телефоне. Мне удалось заглянуть.

Контакт подписан: «Витя, 23». Что это значит? Похоже на порядковый номер, как у футболистов.

«Работа закончилась. Уже едем, котик».

Едем? Кто кроме нее? И куда? Я так и не узнала – моя машина подъехала раньше.

В нашем городе один стриптиз-клуб, один роддом и четыре детских дома. Такая вот статистика.

На самом деле мысль о том, чтобы найти и подружиться с мальчишкой из детдома, пришла ко мне не сразу. Поначалу я просто раздумывала о том, как найти деньги на дорогу до Севера, на проживание, чтобы дождаться Сияния – ведь оно бывает так редко! Но каждый раз, когда я вспоминала о Марке, что-то меня мучило. Будто незаконченное дело, которое я не могу после себя оставить.

Хоть я и отгоняю эту мысль, но факт остается фактом: Марк погиб из-за меня. Сорвался ко мне на помощь, и по пути отказали тормоза. Я погубила его судьбу, а значит, должна восстановить равновесие в мире: подарить кому-нибудь другому билет в жизнь. Ребенок из детского дома подходит на эту роль.

Может быть потом, в далеком Северном городке, я пойму, что никакой жизни после смерти не существует, и я зря стараюсь связаться с Марком. Нет, это действительно похоже на шизофрению, но я не могу отделаться от мысли, что мы с ним не попрощались. В месте, где мир истончается, я свяжусь с ним. Никакие логические доводы меня не остановят – просто верю в эту ерунду и все тут!

Если разум победит, если действительно ничего не произойдет после моего путешествия – пусть. Хотя бы часть плана будет однозначно выполнена. Марк погиб, сломал жизнь. Ради него я должна помочь кому-нибудь другому – жизнь построить. Это будет честно и правильно.

В первом детдоме ответили, что, если я не собираюсь никого усыновлять, нечего звонить и тревожить ранимую детскую душу. По второму номеру долго не отвечали, а когда ответили – пробормотали что-то невразумительное. В третьем сказали, что если хочу помочь – могу перевести деньги на счет. Нет уж, я планирую, чтобы моя помощь дошла до детей, а не осела у кого-нибудь в кармане.

Четвертый детский дом назывался «Надежда». Где-то я читала, что один из синонимов надежды – ожидание. Горькая ирония для сотен ребятишек.

– Добрый день! – ответили бодро, будто и вправду ждали моего звонка.

Мы говорили долго. Я расспрашивала обо всем, что может пригодиться: как можно пообщаться с сиротами, что с собой приносить, о чем разговаривать…

Прежде всего, мне сказали, что нельзя называть их «сиротами». Хотя бы не вслух. Забавно, за последние недели я узнаю все больше «запретных» слов. В клубе штрафуют, если назвать посетителей клиентом. Еще и ругаются: клиенты в борделе, а у нас – гости! Вот и в детском доме тоже есть слова, которые произносить нельзя, хотя все понимают, что это правда.

Итак, детей нельзя называть сиротами. Приходить просто так, для общения, тоже нельзя – лучше учить их чему-нибудь. И нужно быть уверенной, что я приду не один раз – дети быстро привязываются. Ну, с этим проблем не будет, настроена я серьезно. Девушка с другой стороны телефона посоветовала мне связаться с группой волонтеров – они регулярно приходят в «Надежду». Я позвонила туда.

Алина, волонтер, устроила мне настоящее собеседование: кто я такая, зачем хочу помогать, что умею, где работаю. Отвечать старалась честно, только возраст преувеличила и про место работы соврала – сказала, то тренер по танцам. Это почти правда, когда я ходила на танцы, меня часто ставили провести разминку или повторить движения. Потом и вовсе целые занятия в младших группах доверяли. Жаль, что пришлось уйти с тренировок – это случилось сразу после трагедии с Марком. Потом я просто не захотела возвращаться.

В общем, собеседование я прошла. В понедельник, единственный выходной, мы договорились встретиться.

Мы увиделись на отшибе города. На встречу пришла лишь одна девушка. Рыжая, крашеная. Странно, я ожидала целую группу волонтеров. Девушка улыбалась. По таким людям сразу видно: добрая душа. Алина – с ней мы созванивались – сразу же обняла меня и пожала руку. Радуется встрече, будто мы знакомы несколько лет. Это маска перед походом в детский дом, или она со всеми так общается?

– Кира, рада тебя видеть!

– Привет, Алина, – я неуверенно кивнула. Не умею я общаться с людьми, которые в первую минуту знакомства уже обнимают меня. Хотя в клубе незнакомцы еще и не такое себе позволяют… Наверное, отсюда и неприязнь.

Алина оделась просто, но ярко: желтое платье с цветочками и цветные босоножки. Помню, в детстве я не могла различать, красивые люди или нет. Всю «красивость» я измеряла по яркости и необычности одежды. Еще мне нравились молодые неформалы со странного цвета волосами. Как и у Алины – рыжий, почти красный оттенок.

Мы пошли в сторону детского дома.