– Ребята быстро привязываются к нам! Многие волонтеры не выдерживают, сама понимаешь, сложно общаться с малышней, которая потеряла родителей. А дети в «Надежде» быстро взрослеют духовно, вот увидишь. Десятилетние уже переживают подростковый кризис, а подростки, бывает, серьезнее некоторых взрослых. Все от того, что им пришлось многое преодолеть! – Алина трещала без умолку. – Хоть они и взрослеют душой, у них очень мало бытового опыта. С некоторыми мы учились готовить – обычно-то они в столовой питаются. К моменту выпуска многие не умеют даже яичницу жарить. Деньгами распоряжаться не умеют: либо тратят сразу на какую-нибудь ерунду, либо прячут как самую большую ценность.

– Копят на что-то?

– Да нет, скорее боятся потратить. Откладывают на черный день. Потом находит кто-нибудь из старших и забирает себе на сигареты. Я это к тому, что деньги им давать не нужно. Лучше подарки, игрушки, сладости. Хотя сладости – зависит от группы, в некоторых есть диабетики. Они не умеют сдерживаться, откусывают втихушку. Лучше не рисковать. Если хочешь что-то подарить, одежда, канцелярия и книги – лучше всего.

– Я принесла игрушки.

– Хорошо, – кивнула Алина. – Но не приучай, чтобы не транжирили!

Алина вываливала на меня тонну информации, будто заученный текст. Наверное, я далеко не первая такая «волонтерка».

Мы зашли в детский дом. Прихожая с коврами. Дальше – комнаты с книжными шкафами, цветочными горшками. И повсюду ковры. Это место усиленно хотело казаться уютным. Это не плохо, просто не работает. Какая-то работница повела нас по бесконечным коридорам.

Я шла и не могла отделаться от мысли, что где-то здесь мог жить Марк. Я никогда не спрашивала, из какого он детского дома, а сам он говорить на эту тему не любил. Знаю только, что Марка усыновили, когда ему было двенадцать. Редкий случай – обычно люди предпочитают младенцев. Его приемные родители – чудесные люди, только после гибели единственного сына они совсем потеряли себя. Через год после трагедии я видела отца Марка – он шел по улице, поседевший, с трясущимися руками. Настоящий старик. Сорокалетний. Я тяжело переживала смерть Марка, но его отцу было хуже всех. Это на его машине разбился сын, это он не починил заедающий ремень. Это он всегда напоминал, чтобы Марк пристегивался. Говорил, это помогает во время аварий – не в этот раз. Я никогда его не винила, Марк гонял как сумасшедший. И вечно забирал у отца машину – открывать и заводить ее он умудрялся без ключей.

– Тетя Аля!

Стоило нам войти в зал, как на Алину набросилась малышня. Девчонки, в основном. Мальчишки стояли в стороне, с интересом поглядывая на меня. Наверное, для обнимашек с воспитателями они считали себя слишком взрослыми, хотя самому старшему из них едва ли больше двенадцати.

– Я сегодня не одна! – сказала Алина. – Познакомьтесь, это – Кира.

– Вы теперь будете приходить с тетей Алей? – спросила одна из девчонок.

– Да.

На самом деле я не очень люблю детей. Но у этих – своя атмосфера. Кто-то продолжил обнимать Алину, кто-то подошел ко мне и потрогал. Словно убеждались, что я настоящая.

– А ты нам что-нибудь принесла? – спросили Алину. Она взглянула на меня: «Ну я же говорила!»

– Ребята, сколько раз говорила? Если будет возможность – принесу. Но сегодня для вас есть подарки у Киры.

Это правда. Все утро я потратила, чтобы купить побольше игрушек. Жалко, конечно, было отдавать заработок незнакомым детям – истраченные несколько тысяч рублей я могла бы отложить. Но теперь, когда я сняла рюкзак и отдала его на растерзание детишек, жалость куда-то ушла. Ну да, потратилась – но это не страшно, заработаю еще. Зато как они накинулись на подарки! За минуту разобрали все, даже рюкзак, в котором я игрушки принесла. Ладно, все равно там ничего больше не было. Мой школьный рюкзачок достался одному из мальчишек постарше.

– Нравится? – спросила я у него.

– Не, скучный. Мне бы с Человеком-пауком!

– А что тогда с этим будешь делать?

– Отдам старшим. Поменяю на что-нибудь, – парень улыбнулся – одного зуба не хватает. Наверное, местный хулиган. Ничего, такие лучше всего умеют выживать. Не то что девчонки с золотой медалью – мне понадобилось почти восемнадцать лет, чтобы решиться сбежать от матери-истерички. Ушла бы раньше, глядишь, мы в шестнадцать сняли бы с Марком квартиру и уже к восемнадцати заработали бы на нормальную машину. Теперь поздно о чем-то жалеть, надо только двигаться вперед.

Дети обнимали игрушки, боясь, что их тут же отнимут. И при этом смотрели на меня преданными глазами: я купила их любовь всего за несколько тысяч рублей.

Алина подмигнула.

– Ну, ребята, чем займемся сегодня?

– Чем? Чем? – тут же заинтересовались дети.

Алина посмотрела на меня. Мы уже обговаривали это: просто приходить и болтать можно, конечно, но лучше проводить дело с пользой. Алина предложила мне порисовать с детьми. Когда меня запирали в комнате, больше ничего не оставалось, кроме как рисовать. Я, конечно, не стала мастером, да и талантливой себя не считала, но опыт приносил свои плоды: рисовала я неплохо.

– Разбирайте! – Алина подала свой пакет ребятам, и они тут же распределили принадлежности. Кто-то пошел наливать воду для краски, кто-то раздавал бумагу и кисточки. Игрушки побросали и забыли о них тут же.

Уселись прямо на полу – парт в зале не было. Кто-то даже развалился на животе, готовый рисовать. Мда, шедевра в таком положении не сделать, но ребятишкам, наверное, это и не нужно.

– А вы умеете рисовать, тетя Кира? – спросила девочка.

– Умею. Только не называйте меня тетей!

– А меня нарисовать сможете? – спросил пацан. Тот самый, который урвал себе рюкзак. Блондин с чуть наглым видом. Всего лет двенадцать, а уже умеет ухмыляться, как взрослый. С вызовом, дерзко.

– Конечно! – согласилась я. Тут же взяла бумагу и карандашом накидала линий по принципу «палка, палка, огуречик – получился человечек». Только за плечами дорисовала рюкзак. – Ну, как тебе, похож?

Парень обиженно взял бумагу.

– Эх вы, а говорили, умеете рисовать!

Дети засмеялись и тут же начали изображать друг друга. Кто-то старался и выводил каждую линию, кто-то рисовал бестолково, как и я. Они смеялись и тыкали друг в друга пальцами.

– Это ты! Лохматая!

– А это ты, ушастый!

Какой непродуктивный урок! Зато веселый. Они смеются, как настоящие дети. Почему-то мне всегда казалось, что сироты – угрюмые, серьезные. Марк, например, был именно таким. Хотя у него скорее просто такой характер.

Алина хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Что за балаган? Не обзывайтесь. Недостатки каждый нарисовать сможет, а слабо нарисовать друг друга красивыми, а?

На меня в детстве такое не сработало бы. Но у Алины здесь, кажется, есть авторитет. Дети присмирели и начали вглядываться друг в друга, рассматривая юные лица, будто впервые друг друга видят. Они старательно искали друг в друге плюсы, которые раньше не замечали.

Кто-то подходил ко мне, чтобы посоветоваться и попросить помощи. Некоторые подходили и спрашивали какую-то ерунду, лишь бы поговорить. Я почувствовала себя новой игрушкой – меня просто стараются изучить. Кто-то стеснялся и шел к уже знакомой Алине. Ее здесь любят. Здорово.

Со скуки я и сама начала рисовать. Краски не люблю – предпочитаю работать карандашами. Четкие штрихи, никакой размытости.

Какое же странное чувство: еще ночью я танцевала перед людьми, которые даже не старались скрыть свои худшие стороны. А сейчас сижу в окружении детей, у которых «худших сторон» пока нет.

Полчаса спустя передо мной лежало изображение «Полночи». Двухэтажное здание, луна над входом, тонированные стекла. Рядом – дорогие машины, «лексусы» и «бмв». Хоть и набросок, но получилось красиво.

Увидев, что ко мне идет мальчишка, стыривший рюкзак, я попыталась спрятать рисунок. Кажется, паренек все равно заметил.

– Помочь? – спросила я.

– Кира, я нарисовал вас, – он протянул бумагу.