Диспетчер сердился на коварных иностранцев за то, что они обесценивали самое святое, самое дорогое, что было в жизни советского человека – «государственную тайну» его родины.

В башню поднялся сменщик – полноватый немолодой майор. Он с шумом вздохнул. Диспетчер обернулся и кивнул.

– Ну, чего, рыбку-то кормили? – весело спросил майор.

– Кому надо, тот кормил, – мрачно ответил диспетчер. – И не рыбка это, а «спецгруз».

– Да ладно тебе! Этот спецгруз знаешь, как хвостом с голодухи лупит, в ракетном ангаре! Вода во все стороны! Только держись!

– В каком ангаре! Ты чего несешь?

– Дык я туда сейчас заходил! Лупит! Честное пионерское, лупит! Чтоб я провалился!

Диспетчер вздрогнул, лицо покрылось испариной. Он с надеждой заглянул в маленькие веселые майоровы глазки:

– Может, это другая рыба? То есть… другой «спецгруз»?

– Ты чего? Какая другая? Та же и есть! Что я, слепой что ли!

Майор даже присел от неожиданной мысли. Он показал пальцем в окно, вслед ушедшему транспортнику, и замер, не в силах выговорить то, что засело в мозгу.

Диспетчер с отчаянием махнул рукой и выбежал из помещения. Он кубарем скатился по винтовой лестнице и побежал через летное поле к далекому ангару.

Он толкнул огромные ворота и протиснулся в щель. На бетонном полу, рядом с зачехленными ракетами, покачиваясь от живой беспокойной массы, стоял контейнер с рыбой. Брезент сполз в сторону, промок.

К диспетчеру, лениво переминаясь, подошел солдат с карабином за плечом.

– Сюда нельзя! Объект здесь…

– Это чего? – спросил диспетчер, указывая пальцем на контейнер с рыбой.

– Государственный объект! Сюда нельзя! – солдат сорвал с плеча карабин и щелкнул предохранителем.

Диспетчер взялся за голову:

– Что же мы тогда отправили во Францию? Что мы отправили?

Слух об ошибке разнесся по военному аэродрому со скоростью звука. Телефоны раскалились от звонков, люди в штатском и в форме бессмысленно забегали по штабам, ангарам, взлетным полосам. Нашли четырех старослужащих солдат, которые доставляли «спецгруз» к транспортному самолету, и допросили. Самолет тем временем уже сорок минут шел над страной с неизвестным грузом, со всем экипажем, с тремя мрачными бледными типами и без единой секретной бумаги или карты на борту. Близился Урал.

– Что вы грузили? – орал в штабе на трясущихся от страха солдат высокий худой полковник – начальник особого отдела армии.

– Чего дали, то и грузили, товарищ полковник, – оправдывались солдатики.

– Кто дал?

– Ваши. Ваши и дали. В штатском товарищи, – говорил старший из солдатской команды.

– Врешь! Врешь, вражина! – топал ногами полковник. – Наши не могли ошибиться. У нас за такие ошибки, знаешь, что полагается!

Полковник потерял дар речи от возмущения. В это время в комнату заглянул штатский, что досматривал документацию на борту транспортника и паковал ее в папку.

– Вот он! – заорали солдаты все разом в сторону вошедшего особиста. – Он дал. Номер, говорит, 411567 бис. Берите контейнер и везите на борт. Так и сказал, товарищ полковник. А мы что! Мы того… Как велено, так и сделали. Привезли, погрузили. Там еще ваших трое было. Строгие такие!

Особист и полковник переглянулись и завращали друг на друга злыми глазами.

– Свободны! – пробурчал полковник солдатам.

Но те не двигались, будто пораженные столбняком.

– Свободны, болваны! – заорал полковник и ударил кулаком по столу.

Солдаты сорвались с места и, толкаясь в дверях, выскочили в коридор. Дробный грохот сапог свидетельствовал о том, что третий раз повторять приказ смысла не имело.

Наступила тишина. Полковник и особист, теперь уже растерянно моргая, смотрели друг на друга. Особист протянул полковнику толстую папку с документами и сглотнул слюну.

– Вот, – ни с того, ни с сего сказал он.

– Что «вот»?

– Досмотрели борт. Изъяли… документацию… государственная тайна…

– Вы что, идиот?

– Я бы попросил…

– Заткнись! Бегом в ангар, выясни, что погрузили! Немедленно! Самолет вернуть!

Он орал это вслед уже бегущему по коридору особисту. Тот прижимал к себе драгоценную папку и энергично семенил по дощатому полу.

Полковник схватился за трубку и хрипло распорядился в нее:

– Борт вернуть. У них на борту… – он запнулся, раздумывая, что сказать, – не все досмотрели.

– Есть, – ответил голос майора-диспетчера. – Разрешите доложить командованию?

– Я тебе доложу, гад! – крикнул полковник. – Тоже мне, докладчик хренов нашелся! Самолет верни! Немедленно!

Особисты выяснили: на борту транспортного судна в столицу Франции вместо подарочной рыбы летела абсолютно секретная ракета «земля – воздух», которой еще только предстояло пройти полигонные испытания. Ракета была подготовлена к боевым стрельбам, полностью укомплектована и готова к поражению цели.

Командир судна и радист переглянулись, услышав команду с земли вернуться.

– Вы что? – рассердился командир, – мы уже почти час в воздухе! Урал под нами.

– Выполняйте приказ! – орал майор-диспетчер. – Головой отвечаете!

Самолет резко развернулся, ракета на борту тяжело подпрыгнула, трое сопровождающих опять сорвались с мест и покатились по полу. Старший оказался рядом с грузом. Он больно ударился обо что-то головой. Поднял глаза и разинул рот – тупое рыло ракеты вылезло из-за треснувшего брезента.

– Мать моя женщина! – прошептал он с таким изумлением, что коллеги посмотрели на него с испугом. – Мы чего везем-то?

Еще через час самолет приземлился. Аэродром по периметру был окружен двумя ротами охраны. Ракету осторожно извлекли из брюха транспортника и покатили к ангару, а на смену ей уже везли «спецгруз», бойко бьющий хвостом внутри титанового контейнера. Подарок для президента, наконец, полетел по назначению.

– Дружба! Дружба! Демократия! – орал журналистам Егорыч. – Перепутали маленько! Тоталитаризм был…

Подробности той далекой рыбалки слушали, затаив дыхание. Когда немного сбивчивый, но весьма убедительный рассказ был завершен, многие зааплодировали. Посыпались вопросы: колкие, с издевкой, добродушные, глуповатые, с долей любопытства и недоверия. Егорыч разошелся не на шутку. Он зарделся, будто после парилки и доброй выпивки. На некоторых репортеров поглядывал с прищуром, хитрым, почти как на портретах Ленина, и, отвечая, даже немного картавил. Саша Власин отметил это про себя, с интересом наблюдая за Егорычем. Он почти ничего не врал, разве что…

Когда пресс-конференция закончилась, и последний осветитель свернул провода и упаковал в чемоданы горячие лампы, а журналисты уже неслись в свои редакции со свежим сенсационным материалом, Власин обнял за плечи Егорыча, и, подталкивая к машине, заметил:

– Все вроде бы верно, Егорыч, но… уж больно ты про президентов да премьеров лишнего насочинял. Признайся, браток, хотелось коснуться вечности?

– А чего я присочинил-то? Так все и было!

– Что-то я не припомню, чтобы тебя они… как бы сказать… замечали, что ли?

– А кого же! Тебя, что ли?

– Да я и не претендую.

Мужчины сели в машину, таксист обернулся с вопросом в глазах.

– Поехали, – скомандовал Власин, – в русское посольство.

– За Булонским лесом? – на всякий случай спросил таксист.

– За ним, за Булонским, – кивнул Власин.

– Чего это он? – поинтересовался Егорыч, не разобрав, о чем разговаривали Власин с таксистом.

– Спрашивает, кто ты. Лицо, мол, знакомо ему. Думал, что русский министр.

– Почему министр?

– По телевизору похожего на тебя видел, около Горбачева.

– Так это я и был. Небось, телевизионщики сняли, когда я ему вопросы сыпал, а таксист решил, что я это… министр. Бывает!

– Я так и сказал. А все-таки ты врешь!

– Чего я вру?

– Не заметили они тебя тогда. Ну, привез рыбину, ну, выволок ее на сцену. И чего? Один, что ли?

– А хоть и не один! Мне поручено было! Де Голль, знаешь, как меня обнимал, целовал даже. И Косыгин благодарил. Все! Это ты, Власин, от зависти! Но ты ведь тоже… это… участие принял.