Рыбалка в акватории Оби стала одним из этапов в новых советско-американских отношениях, первым из которых был, в свое время, Карибский кризис. Как вышли из него с честью и достоинством (с минимальными потерями), так же блестяще вышли и из этой «осетровой драмы». Главным интеллектуальным багажом стала военная и политическая доктрина о том, что даже случайный набор всякого «несущественного» и, порой, «несуществующего» может с большим успехом составить очень и очень «существенное». Современные нам события, сначала на Балканах, потом в Ираке, убедительно доказывают это всему изумленному человечеству.

Американские разведчики и политики сделали не только сугубо профессиональные выводы по окончании советской секретной операции «Пальма Один», что составило, как уже было сказано, их неоценимый интеллектуальный багаж, но достигли и кое-чего более прагматичного: некоторые из них свершили эффективный карьерный прыжок в будущее. И всё рыба! Большая мудрая рыба, которую даже не спросили, хочет ли она быть отправленной в живом виде в Париж, или ей все же лучше остаться в Оби и продолжать метать икру и лениво разрезать свинцовую воду своим острым носом. Не спросили не только потому, что рыбы, как известно, немы, и их вообще ни о чем никогда не спрашивают, но и потому, что в Большой Политике вообще не принято интересоваться у кого-либо, нравится ли ему быть съеденным сразу или сначала все же оказаться плененным и лишь потом – расчаленным на мелкие куски.

То, что в дальнейшем произошло со многими героями Большой Рыбалки (составной части Большой Политики), многим, наверное, показалось бы новой, самостоятельной историей, и лишь единицы, склонные к тонкому размышлению и анализу, поймут, что, как инверсионный след за гигантской рыбой никогда бы не появился без ее сигарообразного, мощного туловища, так и последующие события никогда бы не случились без тех, что остались в далеком прошлом, почти на излете слякотных, подмерзавших шестидесятых.

С тех пор минуло двадцать четыре года. Кто знает, сколько воды утекло по руслам Оби и Енисея, или даже Сены! Младенец, родившийся в минуту, когда на сцену городского Дворца Культуры выкатили гигантскую рыбину, успел за это время нахватать двоек в средней школе, отслужить срочную службу в армии и закончить один из многочисленных факультетов местного университета. А кто-то, быть может, постарше, уже обзавелся семьей, развелся, заново женился. Девушки середины 1960-х стали зрелыми женщинами, зрелые женщины – бабушками, а бабушки переместились из своих временных квартир в вечные, тесные и душные. Словом, жизнь катилась в привычном фарватере, то заходя на глубину, то срываясь еще дальше вниз, то загорая под солнышком на мели.

Все участники тех далеких событий давно покинули родной Томск. Он оставался для них лишь «малой» родиной и посещался ими изредка во время отпусков или случайных командировок.

Саша Власин, теперь уже полковник, с незапамятных времен жил с женой в Париже, неся секретную службу на благо отечеству в одном из советских загранучреждений. К счастью, служба его была не слишком обременительной и даже позволяла порой отвлекаться на неспешные раздумья о смысле жизни, о судьбах человечества и о том, что ожидает его соотечественников, в том числе, тех, кого занесла нелегкая в стан «вероятного противника».

Дороги участников нашумевшей «рыбной» истории теперь вели в Западную Европу, где они учились двум вещам: во-первых, экономить на второстепенном, а во-вторых, поглядывать на свою великую отчизну как на старую добрую малограмотную мать, от которой всего можно ожидать – и неожиданных проклятий, и дорогих подарков. Что ж делать, коли не повезло ей с мужьями, любовниками, соседями и погодой! Куда денешься, матушка, от собственных детишек и их сумасбродных идей?!

Именно такие мысли иной раз за рюмкой водки, пастиса или кальвадоса посещали начавшего стареть Александра Васильевича Власина, тем более, что модная и совершенно недосягаемая для большинства его соотечественников Франция будила в нем тихую печаль, поскольку был он искренним патриотом своей собственной страны.

С этим и жил в Париже стареющий Саша Власин, полковник советской разведывательной резидентуры, сотрудник внешнеторговой организации по экспорту-импорту чего-то очень сложного и не очень нужного. Рядом с ним тихо прозябала его жена Анна Гавриловна. В Москве оставалось двое их взрослеющих детей, которые научились к излету коммунистического режима вполне осознанно шалить и хитрить. В самое ближайшее время этому предстояло научиться целой стране.

Саша же Власин давно заматерел, обзавелся небольшим брюшком, с которым отчаянно боролся, и даже поседел немного. Тем не менее, прибавилось европейского лоска, округлости, вальяжности.

Ему удалось пережить всех генеральных секретарей, их доверенных послов и резидентов. Брежнев, Черненко, Андропов… Дождался и Горбачева. Во время короткого периода правления Андропова полковник Власин был вынужден вернуться в Москву, но верный товарищ, генерал Смолянский, вновь поспособствовал его уже четвертой по счету командировке в Париж. Тем более что самого Смолянского на некоторое время, до выхода на пенсию, назначили туда в качестве временного резидента КГБ СССР и лишь позже он был переведен в США, откуда и утек в стан «вероятного противника».

С Горбачевым дело обстояло одновременно сложно и легко. Требовалось понять, является ли его политика «открытости и гласности» лишь кратким эпизодом нового партийного строительства, или же прошлое отсечено раз и навсегда. Это относилось к разряду особых сложностей. Но было во всем этом и нечто приятное, почти праздничное. Словно Первомай, плавно перетекающий в следующий майский праздник. А между двумя этими праздниками – солнце, улыбки, ненаказуемое пьяное веселье, ожидание еще более теплого, роскошного лета.

С симпатией и дружескими улыбками стали поглядывать на советских разведчиков – дипломатов и торговцев, силы местной безопасности, представленные ежедневно несколькими бригадами сыщиков-наблюдателей в одних и тех же автомобилях около советских загранучреждений. Разведчики и контрразведчики дружески раскланивались, улыбались, а один молодой французский сыщик даже как-то крикнул полковнику Власину: «Привет, комарад! Горбачев, гласность, перестройка!» Власин в ответ улыбнулся и приветливо помахал рукой.

В тот день он привычно кружил на своей машине по городу, «проверяясь», нет ли за ним «хвоста», и, обнаружив его, с облегчением вздохнул. Ценят еще, не забывают…

Однако в нужный момент он сумел оторваться от французских контр-коллег, запарковать авто в муниципальном подземном гараже и нырнуть прямо оттуда в метро. Еще час кружения по городу: то поверху, то понизу, и, окончательно убедившись, что «хвост» оторвался, он пошел на встречу с местным агентом. Агент «Бальзак» служил в одной из газет в должности полицейского репортера, сносно говорил по-русски, так как происходил из старой белоэмигрантской семьи, и уж совсем по-русски хлестал водку, закусывая ее мочеными помидорами и исландской селедкой с вонючим маринадом.

– Я больше не буду на вас работать, месье! – нагло заявил чуть пьяный агент, развалившись на стуле в дешевом алжирском ресторанчике в районе Дефанса.

– Что-то не так? – поинтересовался полковник Власин.

– Все не так! Горбачев нас предал!

– Не понимаю.

– Все вы понимаете! Горбачев – шпион. Английский шпион и масон. Я не буду работать на страну, которой руководит предатель. А вы, месье?

– Глупости! Кто вам такое сказал?

«Бальзак» упер указательный палец себе в лоб.

– Месье, у меня есть мозги. Ваш президент предатель, а его жена – коварная баба!

– Вы несете чушь! Горбачев – политик, а Раиса Максимовна – достойная дама, мать семейства и любящая жена. Вы пьяны, черт вас побери!

– Трезвее некуда, мсье. Заплатите мне за месяц и забудьте меня…

– Ничего не получите!