По моим щекам катятся слезы, и падают на сухой грязный пол под моей головой. Если я недостаточно сильна, и выбираю стать Gancanagh, тогда однажды, когда я снова увижу Рида, пусть он убьет меня, потому что я стану демоном. Если я умру сейчас, то по крайней мере, однажды, моя душа увидит его в раю.

Он забирает у меня все, а я не открываю бутылку с водой, которую он дал мне. Положив бутылку возле двери, я возвращаюсь на прежнее место. По моей щеке скатывается еще одна слеза и теряется на холодной земле, а я жду, когда придет моя смерть. Проходит какое-то время, и я больше не могу даже пошевелиться, лежа на холодном полу.

Я смотрю как в углу моей камеры плетет свою патину трудолюбивый паук; эти белые шелковые нити выделяются на его фоне. Его ноги двигаются в ритме замысловатых узоров, формируя капкан для следующей несчастной жертвы, которая сама погубит свою жизнь. Как только жертва попадет в засаду, она больше не сможет выбраться. Паук парализует жертву своим ядом и лакомиться ей, в ожидании пока в его сети не попадает новая жертва. Если бы я смогла подняться с пола, я бы раздавила паука. Но я не могу двигаться, так что я терпеливо жду вместе с пауком, когда появиться что-нибудь вкусное.

Проходят часы, а я все еще изучаю паука, и осознаю, что паук делает то, что ему и положено делать. Он хочет выжить так же сильно, как и я. Им движут те же инстинкты, что и мной.

Я начинаю сомневаться, что я бы делала на месте паука, если бы хотела выжить. Могу ли я без угрызения совести развернуть свои сети? Мне будет жалко своих жертв, когда я буду пить их кровь? Хочу ли я быть монстром?

Точно не знаю, когда я начала говорить с пауком, но наступает момент, когда мне становится жаль паука. Думаю, это потому, что я хочу, чтобы хоть один из нас в этой камере — выжил. Я думаю, я понимаю, что у паука больше шансов. В течении какого-то времени я просто говорю сама с собой. Наверное, более точное описание этому — бред.

Время от времени, я чувствую, что по моей камере что-то движется. Повернув голову, чтобы взглянуть на очередные тени, они превращаются в злых, скелетообразных демонов. Сквозь кожу демона видно все позвоночные кости, которые находятся под острым углом. Они подползают ко мне, и их устрашающие кости, приспособлены для того, чтобы разрывать плоть. Я не могу сдержать крик, хотя и знаю, что он не очень громкий.

В горле уже нет никакой влаги, которая помогает произносить звуки. Но это не важно. Даже если я попрошу о помощи, никто не поможет мне.

Наблюдая за тем, как ужасающие образы рычащих зверей все ближе, подползают ко мне, я чувствую, как кто-то берет мою руку и не отпускает ее. Медленно повернув голову, я пару раз моргаю, потому что смотрю в глаза своего дяди Джима. Все, что я помню, это их серо-голубой цвет, он безмятежно улыбается и смотрит на меня, лежа рядом со мной на земле. Когда я смотрю на его красивое лицо, у меня текут слезы, и я начинаю задыхаться, ведь я так соскучилась по нему. Его рот двигается, словно он говорит со мной, но я не слышу слов. Это невозможно, потому что я чувствую его. Я чувствую его руку в свой и знаю, что он реален. Он здесь, со мной. Может быть, он всегда был здесь со мной — всегда был здесь? В этом месте? Я хотела бы навсегда остаться здесь с моим дядей и держать его за руку.

— Я так сильно скучаю по тебе, — с трудом произношу я.

Он снова мне улыбается.

Я вообще не понимаю, о чем говорю, когда отверстие в моей двери снова открывается, и голос задает мне вопрос, который крутится в моей голове каждые несколько минут.

— Питомец, хочешь воды? Ты будешь воду, питомец? — рассмеявшись думаю я, когда слышу, как он переспрашивает, потому что этот смех, как смех сумасшедшего.

Возможно, он замечает, что вода до сих пор лежит под дверью, но это уже не важно. Чувствую, что плыву в океане, и смогу снова позаботится о себе, если у меня появится хоть капля воды.

— Ты глупый, упрямый ангел, — голос Бреннуса проникает в мой мозг, когда его боль бьет меня наотмашь, туда где я есть, а где я?

Я удивляюсь, глядя на него. Я до сих пор на полу в своей камере, на дне вонючего медного рудника; хотя теперь мой дядя Джим ушел. Осмотревшись вокруг, я не нахожу его. Думаю, он не мог оставаться здесь со мной. Часть меня благодарна за то, что он ушел, потому что я не хочу его видеть здесь, в этом аду. Другая часть меня, хочет расплакаться, потому что я хочу, чтобы он мог забрать меня с собой. В любом случае, я больше не одинока.

За дверью моей камеры Альфред ходил взад-вперед. Финн стоит на коленях и держит меня за руку таким образом, чтобы в мою вену можно было воткнуть иглу. Ледяные пальцы Финна осторожно трут мое запястье, будто он заботится обо мне. Когда я понимаю, для чего это нужно, это Бреннус хочет получить еще один шанс, чтобы превратить меня в демона, я тут же пытаюсь выдернуть руку из его пальцев.

— Нет, ты этого не сделаешь, — говорит Бреннус, за шкирку поднимая меня вверх, и впивается в мои глаза.

— Что ты сказал, питомец? — в бреду говорю я.

Похоже Бреннус хочет убить меня. Наверное, он не может поверить в то, что я скорее умру, чем стану его питомцем. Поверь в это, чудовище, — думаю я, наблюдая за капельницей в моей руке. Он собирается вернуть меня, а потом начнется настоящее веселье. Когда заканчивается первая капельница, Финн ставит вторую. Наблюдая за медленно капающей жидкостью, я понимаю, что, наверное, не умру сегодня. От этого меня так сильно знобит, так же, как от ощущения, находится рядом с Gancanagh.

— Финн, остановись, — говорит Бреннус, и я медленно отворачиваюсь от капельницы, чтобы понять смогу ли я что-нибудь сделать с тем, что собирается Бреннус делать дальше.

Похоже он хочет швырнуть меня о стену, а не поправить мое здоровье. Не могу понять, почему он так беспокоится о том, чтобы сохранить мне жизнь. Похоже Финн не хочет уходить, но поднимается с колен и протягивает капельницу Бреннусу. Развернувшись, он направляется к двери, где говорит Альфреду, о том, что я решила умереть, а не подчинятся им, и отказываться от души.

— Твои методы не работают, Финн. Меня не волнует сколько веков ты используешь этот метод чтобы сломать волю человека — мы говорим о Серафиме — она развивалась с тех пор, как я находился рядом с ней, она сильная, я предлагаю….

Звериного рева Бреннуса достаточно для того, чтобы я вздрогнула, а он говорит:

— ФИНН, УБЕРИ ЕГО ОТСЮДА! — и сразу же, Финн выпроваживает Альфреда.

— Ты должен был позволить мне убить его, — хриплю я.

Я не могу заставит свой голос звучать громче шепота, и вижу, как Бреннус отпускает мою рубашку так, что я ложусь на спину. Он все еще кипит от того что я не следую его плану. Интересно, он понял, что я разгадала его игру и выбрала другой путь?

— Знаешь ли ты, что нарушила самую древнюю традицию, которую я только помню? — грозным тоном спрашивает меня Бреннус, наблюдая за моей реакцией. — Традиция, которая всегда выполнялась — ты подчиняешься и, однажды, становишься одной из нас.

— О…. так ты говоришь, я нарушила вашу традицию? Извини, я не знала, что это такая игра, где ты хозяин, а я твоя слуга. Мне стало очень скучно, и я решила, что не хочу больше играть, — я все еще в бреду, но чувствую себя немного лучше.

Вместе с улучшением приходит и страх, что что это еще не конец игры, и мой план уйти в небытие, не осуществиться. Все еще есть шанс, что меня могут превратить в демона.

— Ты безусловно самое разочаровывающие существо, которое я когда-либо встречал, — выплевывает он, сжимая капельницу, чтобы заставить раствор капать быстрее.

И каждое его слово — это утверждение.

— Ты не первое существо, которое говорит мне это, — отвечаю я, стараясь не допустить того, чтобы меня захлестнул ужас от всей этой ситуации.

Я не могу позволить страху управлять мной. Мой мозг лихорадочно ищет лазейку, чтобы выбраться из этой ситуации. Может быть, я нашла к Бреннусу не тот подход, думаю я, наблюдая за тем, как он хмурится. Может быть, я просто должна сказать ему, что я не хочу быть Gancanagh.