— Да, — говорит она. — Если тебе нравится быть похожим на эскимо.

— Там так холодно? — выгибая бровь, улыбаюсь я.

— Холодно — это приуменьшение. Если ты захочешь поплавать, тебе понадобится ангельская кожа, бы ты смог насладиться плаваньем. Озеро Гурон — теплее, — освещает она.

Оплатив проезд чтобы проехать, а другую сторону моста, я следую указателям, еду на запад в направлении Эканаба. Мы планируем продолжать двигаться на Запад к железной горе, а оттуда отправимся на север в Хоутон. Мы едем по двух-полосной дороге, которая идет через несколько туристических городов, и вдруг дорога проходит рядом с водой, и солнечные лучи играют на поверхности озера Мичиган.

Я почти поверил, что вместо озера я вижу океан. Оно не тронутое; песок почти белый, перед нами разбросаны пляжи с разбросанными по ним камнями, которые выглядят такими же гладкими, как в день создания. В них нет души. Не могу поверить, что на них нет толпы людей, любующихся этой красотой.

— Рыжик, а где все люди? — ошеломленно спрашиваю ее я.

— Люди не знают, — смотря на воду, говорит она. — Это так нелепо и дико. Я думала, что, когда вода становится теплой, здесь появляется много народу и еще больше туристов.

— Да, люди сумасшедшие, — отвечаю я, наблюдая за водой, пока она не скрывается за соснами.

Пока мы ехали, я вспомнил, что мы не ели с самого утра.

— Ты голодная? — спрашиваю я.

Она отрицательно качает головой.

— Я продолжаю видеть эти знаки пирожков. Ты знаешь, что они означают? — спрашиваю я.

Она немного улыбается и говорит:

— Это мясо и картофель, завернутые в тесто и запеченные в духовке. Они бывают разного вида. Есть с сыром и овощами, но традиционные, это именно с мясом и картофелем.

— Звучит хорошо. Давай остановимся и купим несколько штук. Я голоден, — говорю я.

Я подъезжаю к небольшому зданию, надпись на котором гласит: «Свежие Чебуреки»

Мы оба зашли в туалет, а потом Рыжик возвращается обратно к машине, а я заказываю несколько видов чебурек на вынос. Девушка за прилавком очень болтливая, и все время спрашивает меня откуда я. Я говорю ей что я из Алабамы, хотя я и не говорю, как житель Алабамы. Она не может возразить, потому что мы все одинаково говорим. Взяв еду, я возвращаюсь обратно к машине, я даю в руки Рыжику бутерброд, завернутый в фольгу и бутылку воды.

Она забирает ее у меня, но не похоже, что она собирается есть. Я тяжело вздыхаю, не жилая сейчас начинать этот разговор, но решаю намекнуть, поэтому говорю.

— Рыжик, ты должна поесть, мне жаль, что это не хлопья, но сейчас это единственное что я могу тебе предложить.

— Я не голодна, Хэнк, — бормочет она.

— Ну, ты сделай вид, что голодна, и поешь, потому что ты нужна мне, и я не могу позволить тебе морить себя голодом, только потому, что тебе грустно. Я ненавижу это признавать, но ты сильнее меня, и если мы заметим ангела, мне понадобиться твоя помощь, — говорю я, рассуждая вслух и откусывая свою еду, и улыбаюсь, потому что это вкусно.

Жуя, я смотрю как она механически отламывает от своей порции маленький кусочек и начинает медленно живать. Мне удается съесть три чебурека, в то время как Рыжик съедает только половину одного, но я не ругаю ее, так как она действительно пытается его съесть.

Мы молчим до тех пор, пока не доезжаем до Эсканаба. Я постоянно слежу за датчиком объема газа в машине, потому что нам придется останавливаться на заправке. Без кредитной карты придется платить наличными, а это значит, что придется заходить на АЗС.

В моем желудке оседает чувство неловкости. Может быть я смогу найти станцию тех обслуживания или станцию АЗС не с прикрепленным к нему магазином, — говорю я себе, сканируя улицу на наличие другой заправки. Я знаю, это глупо, быть напуганным чем-то вроде заправочной станции, но мысль зайти сейчас в это место, после всего того, что произошло в Seven — Eleven с падшими ангелами и наблюдением за тем, как они убивают тех людей, заставляет меня чувствовать, как в моем желудке образуется холод.

Сейчас уже темно, а индикатор топлива показывает, что у меня не хватит времени найти другую станцию АЗС, я доезжаю до пункта самообслуживания и выхожу для заправки газом. После погружения шланга насоса к баку, я иду обратно к дверце со стороны водителя и засовываю голову в салон.

— У нас точно нет ничего кроме наличных, чтобы заплатить за газ? — спрашиваю я

Она отрицательно качает головой, и я гримасничую.

— Черт, — бормочу я, потирая свои потные руки о джинсы.

Она тоже бледнеет.

— Боже, мы оба, не так ли? — спрашиваю я, пытаясь улыбнуться ей, в то время как счетчик продолжает пищать, а цена тикать, отсчитывая последние минуты моей жизни. — Мы оба в ужасе от ламп дневного света и узких проходов.

— Я ненавижу стеклянные холодильники и кофе-машины так же, как и узкие проходы, — пытаясь шутить, говорит она.

— Спорим, я больше, — отвечаю я, потому что Булочка рассказывала мне как в Seven — Eleven Альфред швырнул Рыжика в стеклянную дверцу холодильника, прежде чем притащить ее ко мне. Вот как ее крыло было сломано. Когда она была без сознания, Рду пришлось заново его ломать, потому что при исцелении оно срослось неправильно.

Когда я спросил Булочку, откуда она все это знает, она сказала мне, что одна из душ рассказала ей как все произошло. Души все знали, потому что тоже там были, — с дрожью думаю я.

— Не волнуйся, я справляюсь с этим, — говорю я, в то время как счетчик перестает щелкать, говоря мне, что мое время пришло.

Потом что-то движется по моей спине, и я оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть, что это. Там ничего нет.

Я мягко закрываю дверь, мне нужно вытащить шланг из бака. Пока я завинчиваю крышку на баке и закрываю защелку, меня съедает страх. Я обхожу машину и иду в сторону двойных дверей. Когда я тихонько толкаю стеклянную дверь, на моем лбу выступает пот, опустив голову и глядя в пол, я вхожу в магазин.

— О, черт, — бормочу я, когда я представляю кровь на полу.

Я задерживаюсь у двери чтобы немного успокоиться, и у меня начинает кружиться голова. Я стискиваю зубы, сосредоточившись на продвижении в сторону продавца.

В очереди на кассу стоят два человека. Я прохожу мимо них так, чтобы не хлопать дверью.

— Джо, ты видел школьную бейсбольную игру? — спрашивает клерк своего клиента, даже не смотря на товар на прилавке.

Он ведет свою светскую беседу, словно они на чаепитии или что-то типа того.

Джо откидывается на стойку и говорит:

— Нет, как прошла игра?

Я иду по проходу в задней части магазина, мою спину раздирает боль, заставляя меня схватится за верхние полки возле меня. Я осматриваю магазин.

Когда я не вижу поблизости запасного выхода, моя паника возрастает.

— Да, мальчики хорошо играли. Да, некоторое время Eskymos проигрывали, ты не знаешь, они выровняли счет? — медленно говорит клерк, почесывая подбородок, наблюдая за выражением лица Джо.

Меня снова поражает боль, отдаваясь в голове, и я осознаю, что боль идет изнутри, а не снаружи.

Увидев, что я стою рядом с туалетом, мне удается развернуться и подбежать к двери, так как сейчас в моих ушах звучит треск. Я, задыхаясь, захлопываю за собой дверь и чувствую, как из моей спины пытается что-то выйти. Оно все еще давит на меня.

Я запираю дверь, затем поворачиваюсь и вижу, что моя куртка и рубашка валяются на полу разорванные в клочья. Посмотрев в зеркало напротив меня, я вижу свое отражение и почти кричу.

— ГОСПОДИ! Что ты со мной ДЕЛАЕШЬ?

Вокруг меня словно матадорский плащ распространились ярко-красные крылья. Я просто стою, смотрю на себя в зеркало и не могу поверить в то, что я вижу.

— Ладно, я Серафим, — говорю я, качая головой и успокаивая свое дыхание.

Мои крылья не такие большие как у Рида или Зи, но они определенно больше чем у Рыжика. Я пытаюсь подвигать моими новыми малиновыми крыльями, но они вообще не двигаются.

— Ааа, убирайтесь! Убирайтесь, убирайтесь, убирайтесь… — говорю я, понимаю всю сложности ситуации и снова начинаю паниковать.