– Брось эту бабу, иначе лишишься самого дорогого любому мужику.

И от меня отступились. Но после ночи-прощания. Эх! Даже теперь есть, что о ней вспомнить. Но все осталось в далеком прошлом. Правда, теперь-то я на папеньку своего нисколько не в обиде. Вот тогда, да, сотворила целую акцию протеста. Ударилась во все тяжкие, так сказать. И кого у меня после этого только не было! Даже по представителям разных рас прошлась. Но речь не о том…

– Господи! Что со мной?

И правда! Что это в моей памяти и сознании в целом вдруг так ярко родитель возник?! К добру ли? Нет, вот так подумаешь об одном, но потом, бах, и все мысли махом отшибет. О чем я вообще тут думаю, когда там… Господи, здоров ли папочка? Сколько же меня уже там нет? Или… Не может он там бездействовать. Это тогда не мой родитель будет, не отец мой, а не пойми, кто. А может, напал на след? Не лично, конечно, а те люди, которых подключил к проблеме. Папа, наверняка, там действует. Да он способен все и всех перевернуть, если ему что-то понадобится. А если есть способ ходить к нам, то возможно имеется вариант и обратный? Ох, голове совсем плохо стало. Пора было отправляться на покой.

– Тим! – взвыла я так, словно включила аварийную сирену. И охранник возник рядом в тот же момент. – Домой! Мне срочно надо отдохнуть.

Пока добрались до особняка, мое душевное состояние улучшилось. Хоть и относительный, но покой, наконец, опустился на мою бедную голову. Для еще большего придания равновесия нервной системе, велела приготовить хвойную ванну. После нее собственное отражение, увиденное в зеркале, навело на мысль, что ко сну была готова. Вот и улеглась под пушистое одеяло, устроилась на взбитых подушках и уже с легкой улыбкой подумала о папе, прежде чем погрузиться в сон:

– Уверена, что мы свидимся. И надеюсь, что скоро.

Мне казалось, что он мне приснился. Мой родитель. Степан Георгиевич Зуров. Вот же. Сидел на моей кровати и гладил мою ногу…

– Стоп! Отцы так себя не ведут! – вот с этой трезвой мыслью я и начала просыпаться.

Мужчина сидел на кровати и водил ладонью по моему бедру. Касания становились все более властными и совсем уже нескромными, отчего мне все труднее удавалось изображать крепкий сон. И настал тот момент, когда вздрогнула, а следом быстро сместилась на другой край постели, благо кровать была широкой, попыталась там спрятаться от навязанных ласк. А одновременно с этим надумала закричать.

– Ти… – получилось только так, потому что меня немедленно ухватили за ногу, дернули, подтянули и зажали рот рукой, капитально придавив еще сверху тяжестью тела.

– Не надо кричать, – шепот был тот же, что и вчера. И тяжесть эта дурацкая стала, как бы, узнаваема. Как и рука, зажавшая мне рот. А на лицо опустились его волосы. Длинные, прямые. И запах…Что это? Лаванда с корой дуба? Вроде, и можжевельник угадывался.

– Черт, у меня здесь что, проходной двор? – от этой мысли дернулась, и меня придавили сильнее – даже дышать стало трудно.

– Будешь вести себя спокойно, отпущу. Ну? Договоримся? – и он сначала приподнялся с меня немного, позволив легким нормально наполниться воздухом, а потом убрал ладонь с губ. Только вот совсем не поднялся, так и остался сверху.

– Я…мне… – если честно, то сама не знала, что хотела ему сказать.

– Тяжелый для тебя? – прошелестел голос рядом с ухом. – А так? – и он перекатился на бок, увлекая и меня за собой. – Лучше?

В голосе чувствовалась усмешка. А еще мне показалось, что заметила блеск его глаз. Но, в основном, в комнате и вокруг нас двоих царила тьма, при которой трудно было что-то понять. И что мне не пришло в голову сказать горничной, чтобы не зашторивала сегодня портьеры?!

– Кто вы? – спросила скорее от испуга, не рассчитывая особенно получить ответ. Вот и услышала только его приглушенный смех. – Что вам надо?!

А вот тут мужчина замолчал, но протянул руку, чтобы коснуться моего лица. Особенно его интересовали губы, их обвел по контуру несколько раз, легко касаясь, догадывалась, что указательным пальцем.

– Прошлый раз пришел, чтобы предупредить. Но ты, похоже, так ничего и не поняла, – по легкому колебанию воздуха догадалась, что его губы были прямо напротив моих. – Ты ничуть не угомонилась.

Как это? Выходило, что предположение об угрозе-предостережении оказалось верным? Однако способ этот тип выбрал очень затейливый для этого. Нет, чтобы просто сказать, что, мол, не делай так, а то… Чушь! Что-то мне не верилось, что все происходило именно так. И вообще, и сейчас не верилось в реальность происходящего. Какие-то изощренные методы, однако, у незнакомца были для того, чтобы донести свои мысли до такой несообразительной меня.

– То были шары! – его шепот приблизился к моему виску, и по нему немедленно пробежали мурашки. – А теперь еще колесо! – и, похоже, меня тоже нюхали, как и я недавно волосы этого типа. – Тихо! Выбрось из головы мысли закричать! Помощь не поспеет.

Близость мужчины, его дыхание в моих волосах, властные руки, одна на плече, другая тяжестью и жаром ощущалась на талии, не располагали к хорошему мыслительному процессу. А если прибавить сюда еще глухую ночь, темень и отсутствие возможности позвать на помощь, то понятно, какие картины будущего рисовало мне воображение в тот момент. И разве, не угроза только что была мне озвучена? Вот и скакали образы моего умерщвления перед мысленным взором. От удушения, до… Нет, они постоянно возвращались к тому, как этот тип сжал бы мое хрупкое горло. А что я ему сделала? Дорогу перешла? Прибыли обычной лишила?

– Думай, голова, думай! – таращила я глаза в темноту. И мне стало казаться, что начала что-то видеть. Или это разыгралось воображение? Но, так или иначе, а оно отвлекало от рассуждений.

– А теперь еще из-за тебя могут возникнуть беспорядки в городе! – и снова чужие губы были напротив моих, и чуть не касались их. Хотя… вот уже и касаются. – Это не дело. Я обязан это прекратить.

– Неужели!.. – думала, глаза мои не могли распахнуться еще шире. Однако ошиблась. А еще у меня от догадки приоткрылись губы. И неизвестный этим немедленно воспользовался. – Он, что, видел все в темноте? – додумать не успела, так как его поцелуй слишком уж углубился. – Вы… – хотела высказаться, что заподозрила в нем начальника гарнизона. Это же ему было дело до беспорядков.

Это Эдвард недавно сказал, что в его обязанности входило обеспечение спокойствия в городе, и ему самому не престало нарушать установившийся порядок. Вот только час назад, или чуть больше, дело было, когда маркиз распалился и высказался за выяснение отношений на поединке. Вот ведь, сволочь двуликая, этот офицер! Там выказал себя поборником порядка, а здесь… Справился с женщиной! Так и впился в губы, клещ!

– Ммм! Какая ты вкусная!

Укусить, как и вчера, не получилось. Опытный стал, паршивец. Точно чувствовал мои следующие действия. Рот мой он оставил в покое и перешел к шее. А я вспомнила, какие отметины уже оставил там, от этого всхлипнула и хотела только выкрикнуть протест, как мне на губы и наложили ладонь. Получилось, поэтому, только замычать.

– Погоди немного, – прервался он от серии мелких поцелуев, на секунду приподняв голову. – Сейчас тебе расхочется протестовать и звать охрану.

К моему стыду так оно и случилось. Через совсем малое время, увы, я только и могла, что всхлипывать от пробудившегося в теле желания. И тогда уже еле сдерживалась и призывала оставшиеся крохи воли, чтобы не попросить этого, не пойми кого, о большем, чем поцелуи и прикосновения руками. Это черт знал, что творилось. А когда я дошла до последней точки и закусила угол подушки, чтобы не застонать от удовольствия и нахлынувшей вслед за ним слабости, меня неожиданно оставили в покое. Мужчина, без сомнения тоже распаленный страстью, в отличие от меня, смог взять себя в руки. Он отстранился и поднялся на ноги.

– Так и быть! Пусть будут шары, пусть крутится это чертово и твое колесо. Пока, во всяком случае. Но ничего более! Поняла? Никаких натравливаний мужчин друг на друга. Усвоила? Никакой бурной деятельности, женщина! Иначе, накажу серьезнее, чем сейчас. И не приму во внимание никаких отговорок. Все ясно?!