Ну вот – да. Росту в нем где-то полтора КАМАЗа. Из узких ноздрей вырывается горячее дыхание, воздух возле морды дрожит и плавится. Светло-серые глаза с металлическим блеском, вертикальные темно-синие зрачки. Радужка чистая, без посторонних вкраплений, надбровные дуги ярко выражены, наросты над ушами крупные, ярко окрашены, приблизительный вес – около тонны, может быть чуть больше, крылья плотные, без повреждений, равномерно окрашены, цепляющий коготь не сломан, хвостовая часть гребня окрашена ярче черепной, значит – самочка, молодая девочка совсем, не старше сотни, крааасаавица… А что у нас тут? Правый передний опорный сустав увеличен… Так-так-так. Травма у нас была. Да ты ж моя хорошая. Куда ж мы влезли так неосторожно? Ну-ка, лапу подними. Угу-угу. И даже соленых ванночек мы не делали, я уж не говорю о давящей повязке! Так… А если сюда надавить? Больно, ну тихо-тихо, моя маленькая. Больше не буду. Ну что же так неосторожно! Взрослая девочка, а таких элементарных вещей не сделала. Ну что ж мы с тобой, милая, делать будем, а?

– Я только прогревала, кхгм-кхе… Взлетать трудно. Кхе.

– Ну, кто ж сразу прогревает такие повреждения! Конечно, трудно взлетать! Скажи спасибо, что не заднюю лапку повредила, а то как… А? Чего? – Кто-то настойчиво дергал меня сзади за рюкзак.

– Капа. – Кодя смотрел на меня черными от ужаса глазами. – Лапку отпусти… Лапку, говорю, дракону… а?

Я медленно вернулась в сознание. Под пальцами была упругая синяя чешуя, в чешуе была лапа. Четвертая лапа. Эта четвертая лапа росла из дракона. Который… которая сейчас стояла на остальных трех и внимательно смотрела мне в лицо, изогнув длинную шею и стараясь дышать в сторону. Было очень тепло. Жарко было очень… Может быть – в обморок? Нельзя. А бледный Кодя все пытался оттянуть меня в сторону от дракона. А я все держала ее за лапу.

И тут меня согнуло пополам, и неуместный, безумный, но спасительный хохот спас мою бедную голову от быстрой и долгой поломки. Да-а-а… Давно я так не смеялась.

На меня смотрели странно, дракон щурила глаза и тихо фыркала, выпуская в сторону струйки раскаленного воздуха. Глядя на испуганные лица окружающих, я никак не могла остановиться и совершенно скисла от смеха.

Наконец, отхохотав и отдышавшись, я вернулась к осмысленному осмотру лапы. И я точно знала, что надо делать.

– Как тебя звать, деточка?

– Кхгм… Антиса, – пробасила дракон. – Ты мне поможешь?

– Постараюсь.

– Ты где остановишься?

– Кодя, где я остановлюсь?

– Гммм… ннну, мы еще не решили…

Антиса вытянула гибкую шею и посмотрела на гнома близко. Кодя опять побледнел.

– Она будет жить там же, на маяке? Кхгм…

– Эээмн… Да, на маяке.

– Тогда я найду тебя завтра. Когда тебе удобно меня принять?

– Принять? Ах, принять… Ну да. В полдень. Кодя, там вода рядом есть?

– В полдень хорошо. Кхгм…

– Есть там вода. Там целое море воды, – пробурчал гном, заходя за спину Тарасу Прокопьевичу. А медведь вдруг сложил две белые лапы вместе и, сжав их, потряс над головой и одобрительно оскалился. Ну, улыбнулся вроде как.

– Приятной поездки, до встречи, – громыхнула Антиса и вразвалочку двинулась по проезжей части, набирая скорость. Разбежалась, развернула ярко-синие крылья и прыжком поднялась метра на три, потом выше, выше… Прошла над поселком на бреющем полете и пропала в сиреневатом небе. Красиво!

– Кап, у тебя мозг есть? – проскрипел гном.

– Ты чего, Кодя? – опешила я.

– Ничего. Это – дракон. «Дееевочка, красааавица», – передразнил он меня противным сюсюкающим голосом. – Эта девочка тебе башку отъест – ты и не заметишь! У них же принципов нет никаких!

– У меня тоже, – тихо ответила я бесящемуся гному.

– Чего – тоже? – перевел дух Кодя.

– Принципов нет. У нее лапа болит. Ей толкаться при взлете больно.

– А вот когда она начнет взлетать легко и изящно и твоя помощь будет не нужна…

– Вот тогда и посмотрим. Хорошо? Я не хочу ругаться с тобой. Но сделаю по-своему.

– Тьфу ты… тринадцатая ты, а не двенадцатая! – Гном махнул рукой и отошел от меня на несколько шагов.

Минут через десять подошел ОД. Четверкой лошадей правил гном. Мы с котом и Кодей забрались в дилижанс, следом вошел Тарас Прокопьевич и пара гномов, тех самых, что ехали с нами в одном вагоне. Возница громко сказал: «Дамы! Время!» и кобылки дружно взяли с места.

Кодя отворачивался, молчал, завесив глаза бровями. В общем, всячески выказывал недовольство. Митрофан оставался нейтральным. Хитро жмурился в усы, иногда аккуратно и незаметно трогал меня лапой. Надо понимать – в знак одобрения.

– Кодя, – терпение у меня кончилось, – вот чего ты дуешься? Надо было ее без помощи оставить? Ты мне лучше расскажи, как мы не заметили на подходе к остановке такую громадину!

– Не было ее там. Вот и не заметили.

– А откуда ж она взялась? Тихонько подойти ей тоже не удалось бы. Ну, расскажи, а?

– Ты ее позвала.

– Чего?

– Ничего. Ты ж сказала «огнедышащий дракон».

– И что, если я сейчас еще раз скажу…

– НЕ НАДО!! – Кодя замахал на меня руками, а Митрофан на всякий случай попытался отодвинуться подальше.

– Дара, давай я тебе объясню, – сказал Тарас Прокопьевич. Я усиленно закивала. – Ничего, ничего, Никодим Ашотович. Она все равно узнает. Так что, лучше мы сами все расскажем.

Гном сокрушенно махнул рукой и отвернулся от нас. А медведь задумчиво поскреб белой лапой белый бок и начал:

– Серафима, бабушка твоя, она, деточка, драконов лечила, дружила с ними. Вот как. Откуда у нее эта способность – никто так и не узнал. А Фима неразговорчива была. Мы-то драконов не шибко жалуем. Они сами по себе. Опять же коз и коров с пастбища уносят. Все понятно – есть им надо… Ну а нам как быть? Пытались с ними договариваться, мол, не трогайте скот, не дело это. А они свое: «Есть хочем» и все. Повоевывали с ними… некоторые… угу. Пытались – лучше так сказать. Деревню драконы сожгли. Погибли трое гномов, два ребенка гномьих исчезли. Ну, некоторые считают, что в смерти гномов драконы не виноваты… угу. Но некоторые – наоборот, доказывают, что все зло от драконов. С марвинами они дружат. А марвинам доверять мы не привыкли. А Серафима, вот как ты, все кричала, что драконы нас боятся, что надо специально для них коз и коров разводить, что дружить с ними надо… угу. Только никто ей не верил. Люди ее сжечь хотели… угу. Из-за дружбы с драконами. Это когда трое мальчиков собрались в ваш мир уйти. Кронги решили, что это Фимины друзья сбивают их с пути, от дома отваживают… угу. Мальчики-то ушли. А сельчане окружили маяк… она тогда на сносях была… ну и… решили сжечь… угу. Не успели. Драконы зажгли лес. Фима успела наверх подняться, один схватил ее лапами, в воздухе опустил другому на шею, и унесли. Когда у нее девочка родилась, мы узнали, где она, в каком мире. Потом присматривали… Нелегко ей пришлось у вас. Но я вот часто думаю, Никодимушка, есть ли мир, которому наша Фима не стала бы родней, а?

– Ох, уволь ты меня, друг дорогой, от этих разговоров. Она миру, в котором родилась родней не стала… а ты!

– Ты не справедлив, Никодимушка, и сам знаешь это. Раздражение – не лучший советчик, поверь мне, старику. Фима ведь никому и никогда в помощи не отказала. И уж ты-то должен об этом помнить, – Тарас Прокопьевич укоризненно покачал головой. Кодя заерзал.

– Тарас Прокопьевич, а вы бабушку знали? – прокашлявшись, спросила я медведя.

– А как же, – медведь дернул верхней губой. – Мы с Никодимушкой тогда еще медвежатками были. Фима мне связки на правой задней лапе лечила. По сю пору не вспоминаю, а ведь мог и хромым остаться. А Никодиму она глаза спасла. Он очень шаловливым ребенком был. Костры любил разводить. Все просил Фиму, чтоб она его с драконом подружила… угу. Чего кривишься, Никодимушка? Аль неправду сказал? Так вот однажды Кодя в костер чего-то такое кинул, что искры и огонь во все стороны полетели. Глаза ему сильно обожгло… угу. Мать его сразу к Серафиме. Она двое суток над ним сидела. Спасла глаза. Только теперь они у него ишь какие голубые, прям нёбвые, а раньше коричневые были, как у папеньки его… угу. Вот такие дела, деточка. Я прям растаял нынче, когда от твоих слов Антиса появилась. А уж когда ты пугаться бросила и лапу ей осматривать кинулась, тут уж совсем хорошо мне стало. Нынче ночью я спать буду, потому что поспокойнело мне… угу. Вот еще чего тебе скажу. Ежели помощь моя нужна будет – дай знать. Всем родом придем. Поможем. А на Никодимушку ты не серчай. Он мужик добрый, только горячий шибко… угу. Но – отходчивый.