Двери вагона медленно разъехались. Повеяло прохладной лесной свежестью. Резкий клокочущий голос крикнул из тамбура:

– Ааааггррррр!

И в вагон неторопливо вошел давешний большой иссиня-черный ворон. Склонив голову, он внимательным глазом оглядел вагон, мощно оттолкнулся от пола и, расправив огромные крылья, по плавной кривой взмыл к потолку. Сделав круг, птиц приземлился на спинку нашего сиденья.

– Дарррррррра, – каркнул он и дважды стукнул когтистой лапой по спинке.

Тюня опять забился головой в угол. Я негромко пробормотала: «Может быть, на сегодня хватит?»

Но сюрпризы еще не иссякли… Под потолком громко щелкнуло и из невидимых колонок раздалось:

Чищу ботинки с мыслью о форме

Эволюции римских мечей.

Нас было много, но очень недолго.

Я сам не свой и всё, и больше ничей.

Но кажется ночью, особенно утром,

Особенно если ни свет ни заря,

Что всё у нас правильно, правильно,

Всё перламутрово, всё…

Но, Господи, только б не зря

Я снов своих не чую,

Я по тебе скучаю,

Ещё один день…

Я сам с собой ночую,

Я сам себя встречаю,

Ещё один год…

Такая шишла-мышла,

Но вышло так, как вышло

И пролетел век.

Меня по свету носит,

Судьба меня матросит

Пока идет жизнь… ^{© «Ботаника»}

А я смиренно размышляла о разнообразии способов схождения с ума, съезжания с катушек, срубания крыши, и прочих заманчивых вещах… Шел третий час нашей поездки.

– Тюня, – я почесывала теплые котовьи уши. – А полное имя твое как звучит? Дмитрий что ли?

– Отнюдь. Митррррофаааан, – сонно проурчал он.

– Понятно. Недоросль, значит…

– Эт поооочемууу? Мне мнооогоо лет, – и кот звучно зевнул.

– Да ладно. Митрофан, так Митрофан. А откуда ворон взялся? – В голове шла битва здравого смысла и окружающей действительности. Здравый смысл отступал по всем фронтам. События последних суток категорически не желали вставать по полкам. Полки их чем-то не устраивали.

– Из таамбуррра…

– Исчерпывающе.

Монти сидел напротив и увлеченно чистил клюв. Внимательно глянул на спящего Кодю и внятно произнес:

– Жрррать поррррра.

Гном открыл сначала один глаз, потом второй, сел, с хрустом потянулся.

– Здрав будь, Монти. Как дела в Пристанях?

– Дерррржутся. Хоррррошо. Рррррорррри смотррррит. Корррррми.

– Сейчас покормимся, сейчас. Рори уже там? Дара его в Москве видела, – я удивленно покосилась на Кодю. – Волка-переводчика зовут Рори, – пояснил он.

– У Ррроррри дррругие дорррроги.

– Ну да, ну да, – согласно покивал гном.

– Кодя, как твоя нога?

– Нога? Ах да, нога… Нормально. Не болит, – и он наконец-то улыбнулся, но несколько кривовато.

– Чего ты?

– Еще два часа ехать. Время, время… Слышь, Тюнь, ты костер прибрал?

– Ну я, а чегоо?

– Да ничего. Спасибо. Сморило меня, забылся, – и Кодя потянулся к кошачьей голове. Тюня прижал уши и вздыбил шерсть на загривке. Гном ласково почесал кота за ухом. Тот вздохнул, расслабился и неуверенно замурчал.

Кодя распахнул кацавейку, повернулся к нам спиной, потоптался, повздыхал, подвигал локтями и поставил перед разомлевшим котом миску сметаны. В некотором ошеломлении я смотрела на чавкающего Митрофана. Вот так, значит… Ну, Кодя, ну, шельмец!

А гном таким же образом раздобыл кусок сыра, хлеб, высокую синюю чашку с водой и поставил все это перед Монти. Тот гортанно крикнул и принялся расклевывать сыр.

Я дождалась момента, когда Кодя повернулся ко мне и спросил:

– Картошку с молоком будешь? – и осекся. Ибо в моем ответном взгляде читалась безграничная любовь.

– Значит, два дни жевнуть не случалось, да? – ласково спросила я заерзавшего гнома.

– Ну, Кап, то есть Дар… Ну, ты же понимаешь – искал повод для ненавязчивого знакомства. Картошечки поешь, а?

– Давай. Взрослый гном, а ведешь себя…

– Не бурчи, к тебе это не идет. На вот, держи, – и протянул глиняную плошку с тремя горячими картофелинами и большую чашку молока. – Хлеба надо?

Я только головой помотала в ответ, говорить сил не было – захлебывалась слюной.

Теперь самое главное – не заснуть. В животе было тепло и сыто. Монти нахохлился, прикрыл глаза и поник клювом – дремал. Митрофан наскоро потоптался по мягкому сиденью, свернулся в мохнатый клубок с ушами, и мгновенно уснул. Я с подвывом зевнула. НЕ СПАТЬ! Брр… Тарас Прокопьевич всхрапывал, прислонясь белой головой к стене вагона. Дремали румяные гномы, остроухая зеленая девушка, волк подергивал во сне лапами, даже мокрости где-то затихли, не щебетали. НЕ СПАТЬ!

– Кодя, что еще мне нужно знать? – отчаянно тараща слипающиеся глаза, поинтересовалась я.

Совершенно бодрый гном посмотрел на меня, потом по сторонам.

– Эх, не подумал! Тебя тоже накрыло?

– Чем? – я опять зевнула до слез.

– Да сонником! Сейчас. На-ка, нюхни, – и он сунул мне под нос пучок травки, запахом напоминавшей полынь.

Глубоко вдохнув горьковато-свежий запах, я открыла глаза, понюхала еще раз – и сон рукой сняло.

– Лучше?

– Ага! Совсем спать не хочу. Рассказывай.

– Сейчас твоя очередь рассказывать, да? – Кодя задумчиво-изучающе посмотрел мне в переносицу. Теперь заерзала я.

– Спрашивай. Расскажу.

– Когда вы книгу писать начали?

– Три года назад. А при чем… – но гном перебил меня.

– Пока не знаю. Но три года назад вторая ты пришла к нам. Собственно, не пришла… мы ее… тебя… тьфу ты, запутался я в вас! Ну, ты поняла, кого – забрали.

– А я ногу сломала, – ляпнула я ни к селу, ни к городу. Кодя изменился лицом.

– Чего-о-о? Когда?

– Ну, когда писать начала. Две страницы написала, и на ровном месте «хрусть и пополам»! – Нездоровое веселье надвигалось на меня.

– Когда? Можешь точно день сказать?

– Могу. Двадцать девятого января. А что?

– Да не ногу. Писать когда начали?

– В самом начале января. Числа восьмого, десятого может быть.

– Угу. Все сходится. – Кодя обхватил себя за голову и надолго задумался.

– Что сходится?

– Все, – лаконично ответил он.

– Кодя, так кого переводил Рори?

– А? А… Никого. Тебя он встречал. Если б со мной что случилось, он бы тебя доставил. Я другого не пойму – как ты его увидеть ухитрилась?

– Да не ухитрялась я. Он там сидел и не прятался. А вы с Митрофаном его не видели? Или опять разыгрываешь меня?

– Не видели, Дара, не видели. Вот это и странно. Рори был в тени. А в тень ни мы, ни люди смотреть не можем. В тень видят только переводчики. Так. Теперь про лису мне расскажи.

Я перестала дышать. По спине понеслось очередное стадо злобных мурашек и растаяло где-то в районе макушки.

– Про какую такую лису? – осторожно спросила я.

– Не, ты что ли решила со мной в игрушечки поиграть? Ты – двенадцатая в моей практике, и не прикидывайся Тюней!

– Гм. Ладно. А что тебя интересует?

– Меня интересует, когда лиса стала проявляться? Меня интересует, связана ли активность лисы с лунным циклом? Меня много чего интересует. Так что давай, говори, пока нас никто не слышит.

– Всю жизнь она проявлялась, – пробубнила я. – Но заметно стало года четыре назад. Активность не связана с луной. Я вообще не знаю, с чем связана ее активность. Ну, когда опасность угрожает. Или когда надо что-то быстро решать, действия какие-нибудь… Откуда ты знаешь? А, ну да… А они тоже того… с лисами внутри были?

– Внутри? Ну, вообще-то лиса не внутри тебя. Лиса рядом с тобой. Вокруг тебя. Это ты – внутри лисы. Нет. Те, кто приходили до тебя, были без лисы. А ты в тамбуре едва не перекинулась.