Новгород пригласил на княжение давнего недруга, бывшего в то же время и ближайшим союзником (при необходимости), Ярослава Всеволодовича. Новгородцы хорошо понимали, что сулят им хлебные блокады, да еще при нейтралитете южнорусских князей.

30 декабря 1231 г. Ярослав приехал в Новгород. На вече князь целовал образ Богородицы «на грамотахъ на всехъ на Ярославлихъ». Пробыл Ярослав Всеволодович в Новгороде две недели, после чего уехал в свою волость, в Переяславль-Залесский. В Новгороде Ярослав оставил своих сыновей Федора и Александра.

Весной и летом 1231 г. в Новгороде начался страшный голод — следствие сентябрьских заморозков 1230 г. Старые запасы истощились, а озимые не взошли. За кадь ржи платили гривну серебра. За хлеб давали гривну. Более других от голода страдал простой народ, не имевший ни сельских усадеб, ни амбаров и погребов, где что-то да хранилось, и не ведший торговли и оттого не располагавший гривнами и кунами. И принялся отчаявшийся люд «мъхъ ядяху, ушъ, сосну, кору липову и листъ ильмъ». Дошло до того, что «простая чадь резаху люди живыя и ядяху». Ели «конину, псину, кошкы». Бояре, жившие запасами, достаточными для того, чтобы существовать не один и не два года, пытались бороться с крайними проявлениями отчаяния обезумивших от голода людей. Иных жгли, иных вешали или секли, да только никому не становилось легче.

Поставили «скудьлницю на поли конецъ Чюдиньчеве улици». Это была вторая скудельница в Новгороде. Она быстро наполнилась умиравшим от голода народом. Третью скудельницу бояре и духовенство поставили на «колени, за св. Рожьствомъ, и та же бысть пълна».

В новгородских скудельницах в 1231–1232 гг. насчитали сорок две тысячи умерших. Дошло то того, что новгородцы стали отдавать детей «одьрень изъ хльба гостьмъ» (то есть отдавали иностранным купцам).

Неурожай и последовавший за ним голод поразили не один Новгород. В 1231–1232 гг. «се же горе бысть не въ нашей земли одиной (в новгородской), нъ по всей области Русстей, кроме Кыева одного».

В большом, многолюдном, богатом Смоленске в четырех скудельницах «положиша» сорок восемь тысяч людей «се же бысть по два лета».

Голод ожесточил людей, те, кто не умер, держались из последних сил и не могли, да и не желали, помочь нуждавшимся.

Весна 1231 г. принесла Новгороду еще одно страшное бедствие. Пламя громадного пожара занялось от «Матвеева двора отъ Вышковиця, и погоре вьсь Коньцъ Славнскый, оли и до конця Хълма, мимо св. Илию; нъ ублюде Богъ св. церквь». Пожар был столь «лютъ», что казалось, «яко по воде огнь горяше. ходя чрезъ Вълхово». Спасаясь от пламени, «головъ неколико истопе въ Волхове».

Когда казалось, что «уже бяше при конци городъ сий», из городов Северной Германии и Готланда в Новгород приплыли суда с хлебом.

В 1231 г. ростовский князь Василько Константинович отправил в Киев к митрополиту Руси и к Великому князю Владимиру Рюриковичу своего духовника Кирилла для «установления его епископом Ростову и Ярославлю и Оуглечю полю». 7 апреля 1231 г. в киевской Софии было освящение нового ростовского епископа Кирилла. На «соньме в Кыеве» собралось едва ли не все высшее духовенство Руси. Помимо митрополита Кирилла под сводами Софии стояли «Перфурии Черниговьскыи епспъ, Олекса Полотьскыи епспъ». Кроме них присутствовали епископы «Белогородьскыи и Гюргевьскыи». За расцвеченными золотом и драгоценными камнями митрами и посохами владык были видны аскетические, увенчанные бородами лица игуменов и архимандритов. Среди них находились «Печерьскаг Анкюдинъ игуменъ, Михаило Выдобытьскыи и игуменъ Петръ Спсьскыи, Семенъ Андреевьскыи, Корнилъ Феодоровьскыи, Афанасии Васильевьскыи Семенъ Въскресеньскыи, Климентъ Куриловьскый». От Чернигова на торжествах присутствовал «Иоан игуменъ Минчьскыи».

Помимо духовенства весенним утром в Софию сошлись многие из князей Руси. Среди их алых, отороченных соболями плащей были видны Владимир Рюрикович, его сын Ростислав. За Великим князем довелось стоять воеводе «тогда держащю тисящая Кыевьскыя. Иоану Славновичю». Там находились и «Михаилъ княз Черниговьскыи и снъ его Ростиславъ Мстиславичь, Мстиславъ, Ярославъ, Изяславъ и Ростиславъ Борисович и ини мнози князи».

Это был светлый праздник Киевской Руси. И был он одним из последних. Оттого он кажется необыкновенно трогательным.

После службы духовенство, князья и множество иного народа сели в трапезной Печерского монастыря и принялись за пиршество, не зная, что походило оно скорее на тризну по Руси Киевской.

Когда новый ростовский епископ Кирилл в мае 1231 г. возвращался на кафедру в чудный древний город на берегу озера Неро, навстречу ему вышел князь Василько с княгиней, боярами, игуменами, попами, чернецами и «всеми мужами» ростовскими. Над дорогой высились кресты и хоругви, а над головами людей неслись глубокие, как небеса, древнерусские духовные песнопения.

А 24 июля 1231 г. у Василька Константиновича родился сын, в крещении нареченный Борисом.

14 августа 1231 г. в Ростове Великом владыка Кирилл в присутствии князей, духовенства и бояр освятил церковь пресвятой Богородицы.

В 1232 г. вновь обострились отношения между князьями Большого гнезда и Ольговичами. Сам Великий князь северо-восточных земель Юрий Всеволодович подступил к городу, стоявшему посреди обширного ополья, окруженного дремучими вятичскими лесами, «Сереньску и стоявъ станом на Уполозех». Вскоре Юрий отступил во Владимир-на-Клязьме. Зато к Серенску подошли Ярослав Всеволодович и ростовские Константиновичи. Серенск сожгли, волость вокруг города повоевали. Осадили и расположенный неподалеку Мосальск. Под этим вятичским городом застрелили «Олдана Подвойскаго» и отошли, не помирившись с Ольговичами, на север.

Князей ростово-суздальских земель Чернигов раздражал тем, что служил убежищем противных им новгородцев. Вскоре худшие подозрения князей Большого Гнезда оправдались. Из Чернигова на север Руси выступили новгородские изгнанники «Борись Негоцевичь, Михаль съ братомъ, Петръ Водовиковиць, Глебъ Сменовъ братъ, Миша». Ехали на Север новгородские бояре с одним из Ольговичей — князем «Святославомъ Трубеческымъ».

Когда этот отряд стал в «Буйце, въ селе св. Георгиа», стало известно, что истерзанный голодом, мором и пожарищем, едва живой Новгород едва ли решится принять Ольговича. Князь понял безнадежность начатого предприятия и «оттоля вспятися Святославъ въ Русь».

А новгородцам в Чернигове делать было нечего, и они поехали в Псков. В том городе схватили чиновника Ярослава Всеволодовича «Вячеслава» и заковали.

А в Новгороде «бысть мятежь великъ». Ярослав Всеволодович поспешил из Переяславля-Залесского в Новгород. По приезде князь похватал бывших в городе псковичей и посадил их на «Городищи въ гридници». В Псков Ярослав послал требование отпустить Вячеслава и изгнать новгородцев прочь. Псковичи в ответ потребовали прислать жен и «товаръ» укрывшихся в их городе новгородцев. Тогда Ярослав предпринял экономическую блокаду Пскова. Все лето он не пропускал в Псков гостей (то есть купцов), и цена на соль в городе взлетела до семи гривен за «бьрковьскъ». Наконец псковичи отпустили Вячеслава. В свою очередь, Ярослав отправил жен «Борисовую, Глебовую, Мишную» в Псков.

Ближе к зиме, поняв, что экономическая блокада до добра не доведет и конца ей не видно, псковичи приехали в Новгород, поклонились Ярославу Всеволодовичу, назвав его своим князем. А «Борисове чади» (опальным новгородцам) псковичи «показаша путь съ женами»!

Наместником в Псков Ярослав Всеволодович отправил своего шурина Георгия (непонятно, кто тот Георгий).

В 1232 г. женился один из князей Ростовской волости Владимир Константинович.

В 1232 г. на Руси снова услышали о страшных татарах. Стало известно, что они немного не дошли до Волжского Булгара и перезимовали невдалеке от столицы государства, располагавшегося при впадении Камы в Волгу.