— Ты же не думаешь, что Чарли нужно их сгонять в одно место, как кур? Они в очередь выстраиваются на Личной лестнице, только бы король к ним прикоснулся: мистер Чиффинч их разве что не гоняет!

— А как тогда следить за появлением потомства?

Я объясняю часть своих обязанностей, касающуюся Книги ложа, и она приходит в восторг.

— Сколько, говоришь, у этого султана жен?

— Скорее наложниц, а не жен. Полагаю, около тысячи.

Она радостно хлопает в ладоши, услышав о подобной избыточности.

— Ух! Задает же он тебе работы! А что за женщины? Сплошь смуглые красотки?

— Многие, да. Но есть и европейки. И одна англичанка.

Она сгорает от любопытства.

— Англичанка? Как она попала в гарем?

Я рассказываю ей про корсаров, про торговлю пленниками, про стройку в Мекнесе, для которой нужны рабочие; и про великую ценность белых женщин на наших рынках. О мечте императора вырастить огромную армию, чтобы отвоевать мусульманские земли у христиан, я, однако, умалчиваю.

— Другой бы ужаснулся, что женщин вот так продают и покупают, но я не из таковских, — заявляет Нелли. — Все мы в этой жизни торгуем, так или иначе: то с барышом, то, если не повезет, с убытком, судьба переменчива. Но бедняжку все равно жаль: она небось хочет вернуться на наши берега?

Соблазн выложить ей все о моем задании велик, но мне удается удержать язык за зубами — уж слишком она вольна со своим. Но, возможно, у меня получится немного продвинуться к цели.

— Эта дама вышила подарок для Его Величества, — говорю я. — Милый пустячок, я обещал отдать его королю в собственные руки, если выдастся случай.

— Он сказал, что заглянет — я позабочусь, чтобы случай у тебя был.

— Я бы предпочел сделать это наедине.

— Надеюсь, ты не хочешь зла моему Чарли?

Я уверяю ее, что не хочу, и жалею, что упомянул о свитке.

Чуть позже бен Хаду встает, призывает на хозяйку благословение за любезное приглашение, обещает молиться за ее сына и благодарит от всех нас за изысканный обед, после чего мы уходим. В передней посол разгневанно обращается ко мне.

— О чем ты думал, столь постыдно ведя себя с королевской любовницей?

— Постыдно? Я не сделал ничего дурного, — вскидываюсь я, вспоминая последние два часа с некоторой досадой.

— Я видел, как она налила тебе вина, и ты осушил бокал!

Ах, вино. Я надеялся, что он не заметил.

— Я говорил, что не пью алкоголь, но она настаивала, а я не хотел поднимать шум.

— Ты позоришь ислам и императора!

— Позорит, вот как? — гудит низкий голос.

Мы оборачиваемся и видим, что к нам приближается Его Величество, король Англии. Лицо его блестит от пота, парик съехал набок.

Бен Хаду тут же низко кланяется.

— Смиренно прошу простить, сир.

— А что вы такого натворили?

Король Карл хлопает его по спине и обращается ко мне.

— Посол вами не очень-то доволен, сэр: любезничали с дамами, да? Не могу вас винить! Наслышан о вашей проделке в парке. Обязательно повторите представление — возможно, сцену с брюками стоит опустить, — я так люблю отважных наездников.

Медник уверяет, что с удовольствием устроит новую фантазию, и собирается сопровождать короля обратно в столовую герцогини, но Карл отсылает нас, приветливо пожелав доброй ночи.

— Час поздний, не спят одни повесы и шулера, а вы, уверен, не из их числа.

И мы отпущены.

Вернувшись в комнату, я обнаруживаю бледного Момо, выглядывающего из-за края балдахина.

— Приходил человек, — дрожащим голосом сообщает он.

— Что за человек?

Живот у меня сводит от страха.

Он безошибочно описывает Рафика, вплоть до туфель с круглыми носами.

— Он тебя видел?

Момо качает головой:

— Я залез сюда. Амаду укусил его за руку, и он говорил всякие плохие слова, пытался пнуть Амаду, но тот поднял шум, и этот человек немножко походил по комнате, а потом ушел.

— Но как же он вошел? Дверь была заперта.

— У него был ключ.

Значит, Рафик подружился со слугами и получил второй ключ; первый лежал у меня за поясом. К облегчению от того, что мой враг не нашел Момо и с малышом все хорошо, примешивается страх, что Рафик вернется в следующий раз, когда я оставлю мальчика одного. Потом я вспоминаю кое-что еще. Моя сумка…

Я бросаюсь искать, но она, разумеется, пропала. Вместе со всеми моими деньгами и деньгами, врученными мне императрицей на эликсир. И со спрятанным за подкладкой вышитым свитком Элис. Делать нечего — я должен немедленно уличить вора. Деньги потеряны, ничего не поделаешь, но свиток… я бегу, прыгая через две ступеньки, на чердак, где разместили посольских слуг, и вхожу без стука. Непривычные высокие деревянные кровати сдвинуты в дальнюю часть комнаты, и все, кроме троих, играющих в углу в карты, спят на полу, завернувшись в одеяла и плащи, похожие на огромные личинки. Мерцающая свеча отбрасывает по стенам причудливые тени.

— Самир Рафик!

Мой голос раздается под низкой крышей, пока все спящие не начинают стонать и ворочаться. Рафик злобно выглядывает из-под плаща и, увидев меня, тут же вскакивает. На поясе у него нож: зачем честному человеку спать, держа нож под рукой?

— Что тебе нужно?

— То, что ты у меня взял.

Рафик оборачивается к остальным, вовлекая их в разговор.

— На что мне твои яйца, катамит?

Кто-то присвистывает и щелкает зубами; один смеется в голос. Лицо его в тени, но я знаю этот хохот: Хамза, отступник. Я оскорбленно стискиваю зубы.

— Ты приходил ко мне в комнату и украл мою сумку, в ней было то, что дала мне императрица Зидана.

Его глаза сужаются.

— Ты назвал меня вором?

— Ты и есть вор. Тебя видели.

— И что за лжец это говорит?

— Тот, кому я верю.

Он наклоняется и отбрасывает свое одеяло в сторону.

— Как видишь, здесь ничего нет.

Снова поворачивается к наблюдателям и делает непристойный жест.

— Ему приснилось, что я заходил к нему в комнату!

Теперь смеются все, куда громче. Хамза идет через комнату, движения его обманчиво ленивы, как у кота.

— Думаю, тебе следует извиниться за то, что ты нас потревожил и назвал Самира вором.

Я бросаю на него презрительный взгляд, потом перевожу глаза на Рафика.

— Ты, похоже, поранился.

Вокруг его правой руки обмотана тряпка.

— Думаю, под повязкой след от укуса моей обезьяны.

Рафик кривит губы.

— Это? Это я получил во время той потешной фантазии, где ты выставился дураком и опозорил всех нас.

— Вчера рука у тебя не была перевязана. Если там не укус, покажи рану.

— Там чистый порез от копья, — говорит Хамза. — Я сам его перевязывал.

Он кладет руку на рукоять кинжала так, чтобы я видел.

Вот, значит, как, думаю я. Не говоря ни слова, я поворачиваюсь и быстро ухожу прочь, думая, что, если они бросятся за мной, выйдет двое вооруженных против одного, не снявшего парадную одежду, в темном коридоре, в отведенной для слуг части огромного чужеземного дворца. Возможно, разумнее было бы пойти к бен Хаду и попросить его провести обыск, но он не простил мне провала в парке; к тому же мне пришлось бы объяснять, откуда у меня такие деньги, не говоря уже о вышивке Элис, а это было бы непросто. Сердце у меня колотится всю дорогу до комнаты, но за мной никто не идет.

Даже подперев дверь стулом, я все равно почти не смыкаю той ночью глаз.

На следующий день герцогиня Портсмутская присылает пажа с приглашением на чай в ее покоях. Бен Хаду тяжело вздыхает.

— Невежливо огорчать ее, она была к нам вчера так добра, но я обещал королю, что мы покажем ему верховую езду.

— Не весь же день уйдет на то, чтобы выпить с дамой чаю?

Вернувшись в комнату, чтобы переодеться, я учу Момо подпирать дверь стулом и вручаю ему свой кинжал, что приводит его в восторг. Он увлеченно размахивает кинжалом, делая выпады и финты, пока я не ловлю его за запястье.